— Наверное. — Она снова засмеялась. — Знаешь, я ведь была в курсе, что ты служишь в полиции. Видела твое имя в газетных новостях. — Я знаю, что вы были в курсе. Мне передали открытку, которую вы отправили на адрес участка. Это, видимо, было почти сразу же после того, как умер ваш муж. Я… Простите, что я тогда вам не написал и не приехал. Я был не прав. — Ничего страшного, Гарри. Я понимаю, что у тебя много дел по работе и вообще… Рада, что моя открытка до тебя дошла. У тебя есть семья? — Э-э-э… нет. А у вас? Дети? — Нет, детей у меня нет. Но ты-то хотя бы женат, да? Не может быть, чтобы такой красавчик и не был женат. — Нет, у меня сейчас никого нет. Она кивнула, похоже почувствовав, что он здесь не ради того, чтобы рассказывать о своей личной жизни. Долгое время они просто сидели и молча смотрели друг на друга. Интересно, что она на самом деле думала о его выборе профессии? Первая радость от встречи начала угасать, уступая место тревоге, поднявшей голову при мыслях о тайнах прошлого, готовых выйти наружу. — Пожалуй… Он не закончил предложение. У него не получалось нащупать способ начать разговор. И куда только подевались все его полицейские навыки разговаривать с людьми? — А знаете, если это вас не слишком затруднит, я выпил бы воды. Ничего лучшего ему придумать не удалось. — Сейчас вернусь. Она торопливо поднялась и вышла в кухню. До него донесся шорох кубиков льда, извлекаемых из формы. Это давало ему время подумать. На дорогу сюда у него ушел час, но ему даже в голову не пришло прикинуть, как это все будет выглядеть и как подступиться к тому, что он хочет ей сказать и о чем попросить. Вскоре она вернулась со стаканом воды со льдом. Протянув ему стакан, она положила на стеклянный столик перед ним пробковую подставку. — Если хочешь чего-нибудь съесть, я могу принести крекеры с сыром. Я просто не знала, сколько у тебя вре… — Спасибо, ничего не надо. Все отлично, спасибо большое. Он вскинул стакан в благодарственном жесте и залпом выпил половину, после чего поставил обратно на стол. — Гарри, поставь стакан на подставку. Я потом замучаюсь стирать следы со столешницы. — Ох, простите, пожалуйста. — Босх посмотрел на то, что только что натворил, и переставил стакан на подставку. — Так, значит, ты теперь детектив. — Да. Я работаю в Голливуде… Мм… Хотя сейчас на самом деле не совсем работаю. У меня что-то вроде отпуска. — О, так это же прекрасно. Она, похоже, немного повеселела, как будто подумала, что его визит, возможно, и не связан с работой. Босх понял, что пора переходить к делу. — Э-э-э… Мер… то есть Кэтрин, мне нужно задать вам один вопрос. — Что это за вопрос, Гарри? — Я вижу, у вас чудесный дом, другое имя, другая жизнь. Вы больше не Мередит Роман, и я понимаю, что вы не горите желанием, чтобы вам напоминали о прошлом. Вы… В общем, я пытаюсь сказать, что говорить о прошлом бывает сложно. Во всяком случае, для меня это так. И поверьте, я ни в коем случае не хочу сделать вам больно. — Ты приехал поговорить о матери. Он кивнул и устремил взгляд на стакан на пробковой подставке. — Мы с твоей матерью были лучшими подругами. Иногда я думаю, что растила тебя практически наравне с ней. До тех пор, пока тебя не забрали у нее. У нас. Он вскинул глаза на Кэтрин. Ее взгляд был обращен куда-то внутрь себя, как будто она погрузилась в давнишние воспоминания. — Кажется, не проходит и дня, чтобы я о ней не вспомнила. Мы были совсем девчонками, молоденькими свистушками. Нам и в голову никогда не приходило, что кто-то из нас может пострадать. — Она резко поднялась. — Идем со мной, Гарри. Я хочу кое-что тебе показать. Он двинулся следом за ней по ковровой дорожке коридора в спальню. Обстановка ее состояла из кровати с балдахином, застланной нежно-голубым покрывалом, дубового комода и таких же прикроватных тумбочек, на которых стояло несколько фотографий в резных рамках. На большинстве из них была запечатлена Кэтрин и какой-то мужчина на вид много ее старше. Наверное, муж. Она указала на одну, стоящую чуть поодаль справа. Снимок был старый, выцветший. На нем были две молодые женщины и маленький мальчик лет трех-четырех. — Она всегда у меня тут стояла, Гарри. Даже когда мой муж был жив. Он знал о моем прошлом. Я ему рассказала. Его это не волновало. Мы прожили вместе двадцать три прекрасных года. Прошлое — это то, что ты позволяешь ему с собой сделать. Оно может испортить жизнь тебе или кому-то другому, а может сделать тебя сильным. Я стала сильной, Гарри. А теперь скажи мне, зачем ты ко мне приехал. Босх протянул руку и взял с комода фотографию. — Я хочу… — Он вскинул на нее глаза. — Я собираюсь выяснить, кто ее убил. На мгновение на ее лице застыло непроницаемое выражение, потом она молча забрала у него фотографию и вернула на комод. А потом вдруг снова крепко обняла его, положив голову ему на грудь. Он видел их общее отражение в зеркале над комодом. Когда она отстранилась и взглянула на него, он увидел, что щеки у нее мокрые от слез, а нижняя губа слегка дрожит. — Пойдем сядем, — сказала она, вытаскивая из коробки на комоде два бумажных носовых платка. Он отвел ее обратно в гостиную и усадил в кресло. — Принести вам воды? — Спасибо, не нужно. Я сейчас успокоюсь. Прости. Она принялась утирать глаза. Босх опустился на диван. — Мы любили говорить, что мы с ней две мушкетерши, одна за двух и две за одну. Это было глупо, но мы были такие молоденькие и так дружили. — Я собираюсь провести расследование заново с самого начала. Я взял дело из архива. Оно… Кэтрин пренебрежительно фыркнула и покачала головой: — Никакого расследования не было. Так, видимость одна. — У меня тоже возникло такое впечатление, но я не понимаю почему. — Послушай, Гарри, ты же знаешь, кем была твоя мать. — Он кивнул, и она продолжила: — Она была ночной бабочкой. Мы обе с ней были. Такой милый эвфемизм. И полицейским было наплевать, что одна из нас лишилась жизни. Они просто состряпали отписку. Я знаю, что ты теперь тоже полицейский, но тогда все это было именно так. Им просто-напросто было на нее наплевать. — Я понимаю. Сейчас, пожалуй, в этом плане тоже не сильно что-то изменилось, поверите вы в это или нет. Но тут, судя по всему, кроется нечто большее. — Гарри, я не знаю, нужно тебе знать о матери или нет. — Прошлое сделало сильным и меня тоже. — Он в упор посмотрел на нее. — Я справлюсь. — Не сомневаюсь, что сделало. Я помню то заведение, куда тебя упекли. Макэвой, или как там оно называлось… — Приют Макларена. — Точно, Макларена. Мрачное место. Когда твоя мать ездила туда тебя проведать, она потом каждый раз садилась и рыдала до потери пульса. — Кэтрин, не уходите от темы. Что я должен о ней знать? Она кивнула, но некоторое время колебалась, прежде чем продолжить. — Мардж знала кое-каких полицейских. Ты меня понимаешь? Он кивнул. — Мы обе знали. Так это было устроено. С волками жить — по-волчьи выть, так мы об этом говорили. И когда случается подобная ситуация, копам выгоднее просто замести все под коврик. Не будить лихо, пока оно тихо, как говорится. Если хочешь, можешь придумать другой штамп. Они просто не хотели создавать никому проблем. — Вы хотите сказать, что, по вашему мнению, ее убил полицейский? — Нет, я ничего такого сказать не хочу. Гарри, я понятия не имею, кто это сделал. Прости. Я хочу сказать, что, по моему мнению, те два детектива, которым было поручено это дело, понимали, куда может привести расследование. А они не хотели, чтобы оно туда привело, потому что понимали, что для них хорошо, а что плохо. Они же были не дураки, а она, как я уже говорила, ночная бабочка. Им было на нее наплевать. И всем остальным тоже. Ну убили и убили. Босх обвел комнату взглядом, не очень понимая, какой вопрос задать дальше. — Вы знаете имена тех полицейских, с которыми она была знакома? — Это было очень давно. — Вы тоже с некоторыми из них были знакомы, да? — Да. У меня не было другого выбора. Так это было устроено. Ты пользовалась своими контактами, чтобы не угодить за решетку. Продавались и покупались все. По крайней мере, тогда. Оплаты хотели кто чем. Кто деньгами, кто другими вещами. — В деле было сказано, что вы никогда не привлекались к ответственности. — Да, мне везло. Меня несколько раз забирали, но так ни разу и не упекли. Я звонила кому надо, и меня всегда отпускали. Мне удавалось отмазываться, потому что я знала многих полицейских, милый. Понимаешь? — Да, понимаю. Она произнесла это, не отводя глаз. Даже спустя столько лет добропорядочной жизни она не утратила гордости шлюхи и способна была говорить о самых низменных моментах своей жизни, не морщась и даже глазом не моргнув. Причина крылась в том, что она оставила этот этап позади, и в этом было достоинство. Достаточно, чтобы его хватило ей до конца жизни. — Гарри, ты не возражаешь, если я закурю? — Нет, если и мне тоже можно.