– А тут еще убийство, – кивнул профессор, и улыбка исчезла с его лица. – Это было очень страшно. – Страшно? – не поняла Дана. – Почему страшно? – Когда я услышал хлопок, я сразу понял, что это выстрел. Но все вокруг сидят, и фильм продолжается. А я понимаю, что кто-то в зале открыл огонь, потому что запахло порохом. И у меня одна мысль: «Сейчас он продолжит. Сейчас он застрелит еще несколько человек». Я пригнулся. Знаете, инстинктивно, – Берг словно хотел оправдаться за свой испуг. – Это как желание упасть на землю, когда слышишь разрыв ракеты. Но секунды шли, выстрелов больше не было, зрители вскочили, закричали, потом зажегся свет, и я успокоился. – Разрыв ракеты, – усмехнулась Дана. – Вы говорите так, будто давно живете в Израиле. Но ведь вы приехали только полгода назад. Откуда вам известно, что происходит, когда разрывается ракета? – У вас неточные сведения, – улыбнулся профессор одними губами, а глаза его стали грустными. – Я приехал в Израиль в январе девяносто первого года. И в первый же день попал под ракетный обстрел[53]. «Скад» разорвался на площади в двух кварталах от нас. Мы прожили в Израиле десять лет, а потом переехали в Германию. Жена настояла. Она так и не смогла привыкнуть к жаре. Двадцать лет мы прожили в Берлине. В тихой и спокойной Европе. Год назад моя супруга скончалась. А полгода назад я вернулся в Израиль. Так что под ракетные атаки попадать доводилось. Дана взглянула на Берга. В его глазах словно вспыхнул какой-то внутренний огонек. «Он вовсе не жалеет, что ему пришлось попадать под ракетные атаки, – поняла Дана. – Он скорее гордится этим. И, как всякий израильтянин, считает себя особенным, потому что пережил такое». На мгновение повисла пауза, и Дана решила вернуть разговор в зал кинотеатра: – Это ведь вы констатировали смерть этого журналиста? Профессор Берг кивнул и как-то равнодушно пожал плечами. – Это слишком сильно сказано, – заявил он и провел рукой по лысине, словно вспомнив, как когда-то поправлял волосы. – Официально я ничего не констатировал. Просто люди в зале требовали врача, вот я и подошел к этому парню в последнем ряду. – Он был мертв? – Мертвее мертвого. Я пытался прощупать пульс и на руке, и на шее. Но он был мертв. – Вы заметили ранку на его губе? – Конечно. Как только подошел к нему. Ее нельзя было не заметить. Она была совсем свежая и выделялась на фоне губы. Разумеется, я не мог понять природу ее возникновения. Для этого нужно более детальное обследование. Но заметить? Конечно, заметил. – Что вы сделали после этого? – Ничего. А что я мог сделать? Я только сказал, что парень мертв, и пошел в фойе. – Заметили что-нибудь странное, непонятное, нелогичное? До начала сеанса. Или после того, как сеанс начался? – Странное? – переспросил профессор с интонацией человека, плохо понимающего, что от него хочет собеседник. – Вся эта ситуация была странной. И непонятной, и нелогичной. Он поднял глаза на Дану, но та не была склонна обсуждать ситуацию абстрактно и задала следующий вопрос: – А почему вы пришли на этот фильм, доктор? Любите Рикафена? Профессор Берг мгновение помедлил и кивнул. – Люблю. Не всегда понимаю. Но люблю. Знаете, как мазохист, которому доставляет удовольствие боль. Вот так и мне. Доставляет удовольствие то, что я не всегда понимаю, что он хочет сказать. Но стараюсь понять. – Расскажите мне о себе, доктор, – попросила Дана. – Почему вы уехали из Германии? Почему вернулись в Израиль? Чем вы занимаетесь здесь? Профессор ответил не сразу. Он словно выбирал, с ответа на какой вопрос начать. Наконец он принял решение и заговорил тоном лектора, объясняющего студентам сложную тему: – Я пластический хирург. Два года назад мне удалось разработать новый метод увеличения женской груди. Без разреза… – Как это без разреза? – вырвалось у Даны. Ее удивление было настолько искренним, что профессор улыбнулся. – Микроскопический разрез делается в районе пупка. Оттуда входим под кожу специальным щупом, по слою подкожного жира поднимаемся к груди и наполняем ее специальным составом на силиконовой основе. Операция довольно сложная, но весьма эффективная. Не оставляющая никаких следов. Проводится, разумеется, под общим наркозом. После того как я опубликовал статью с описанием метода и первыми результатами, я получил массу предложений. Из США, Канады, многих стран Европы. И из Израиля, конечно. Мне предлагали переехать и открыть клинику. Я выбрал Израиль. – Профессор поднял глаза на Дану и поспешил объясниться: – Все-таки я еврей. И всегда хотел вернуться сюда. Собственно, если бы не супруга, я бы отсюда и не уехал. Сразу после возвращения я нашел компаньона и открыл здесь клинику. – Клинику с новейшим оборудованием, – сказала Дана. – Это наверняка стоило недешево. Вас кто-то спонсировал? – Скорее инвестировал. Я же сказал, что нашел компаньона. Он вложил в дело несколько миллионов евро. Но ему теперь принадлежит половина акций нашей клиники. Другая половина – моя. – Этот человек – гражданин Израиля? – Да. Он молодой человек. Родившийся здесь. А его предки бежали в Палестину из Румынии. В годы войны. По-русски он не говорит, но в перспективности моего метода разобрался сразу. Впрочем, – Берг улыбнулся, – к нашей беседе это не имеет отношения. – Конечно, – согласилась Дана. – Вернемся к убийству в кинотеатре. Помните ли вы инвалида, которого вывезли из зала до того, как раздался выстрел? – Конечно, помню, – усмехнулся профессор. – Этот инвалид своими криками просто вывел меня из себя. Представляете! Фильм только начался, и вдруг громкая беседа, крики. И главное, его сопровождающий не спешил вывезти коляску. Сидел и беседовал с этим инвалидом. А тот не унимался. И тогда я не выдержал… – Так это вы потребовали, чтобы инвалида вывезли из зала? – Дана понимающе улыбнулась. – Я! – уверенно заявил профессор. – Хотя роптали уже многие зрители. Но как-то неуверенно. Покрикивали. Требовали тишины. А я дал волю эмоциям. Может, это из-за того, что в моей душе еще клокотали воспоминания о позорном падении у входа в зал. Но так или иначе, я потребовал, чтобы инвалида вывезли из зала. И после этого заговорили все. – Запомнили ли вы этого инвалида? Или парня, который его сопровождал? Как они выглядели? Это были молодые люди? Профессор Берг помедлил, словно пытался вспомнить. – Мне показалось, что инвалиду было лет сорок. Или около того. А сопровождавший его парень был моложе. В районе двадцати пяти. – Помните цвет волос, какие-нибудь особые приметы? Профессор покачал головой. – В фойе я не обратил на них внимания. Слишком был увлечен поисками зала и покупкой попкорна. А в зале было темновато. – Понимаю. – Дана бросила взгляд на часы и начала прощаться. – Спасибо вам, профессор Берг. – Не за что. Простите, если не смог вам помочь. – Профессор тоже бросил взгляд на часы и констатировал: – Закончили как раз вовремя. У меня через сорок минут операция. – Увеличение груди? – не выдержала Дана. – Конечно! – улыбнулся профессор. – Будем делать счастливой еще одну милую даму. – Тогда уж скорее ее мужа, – усмехнулась Дана, вышла в приемную, мило улыбнулась кобре и пошла к лифту. Глава 17 Сначала полковник Лейн услышал за дверью своего кабинета шум и громкие голоса. Он оторвался от протокола допроса грабителя, задержанного накануне на месте преступления. Грабитель был членом известной в Иерусалиме преступной группировки, и от него ждали показаний на главарей. Шум за дверью усилился. Полковник отложил в сторону карандаш, которым делал пометки в тексте, и недовольно уставился на дверь. Что там происходит? Два голоса. Вроде бы оба женские. Неужели спокойная и выдержанная Веред с кем-то спорит? Кто смеет спорить с Веред в его приемной? Дверь кабинета дернулась и громко стукнула, будто кто-то приоткрыл ее и сразу же захлопнул. Полковник ткнул в кнопку переговорного устройства, но ответа не последовало. Он начал подниматься из-за стола, но дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась Дана. На ее рукаве повисла Веред, вцепившись в плотную ткань делового костюма мертвой хваткой. – Дана, стой! Стой, Дана! – вопила Веред. – Полковник занят! Я вызову охрану! Дана отбивалась с остервенением фурии, вырвавшейся из подземного царства. – Вызывай хоть всю армию! – вопила она, выдирая свой рукав из цепких пальцев Веред. – Я – адвокат! У меня есть право! Есть право получить объяснения… Я могу… – Веред! – Полковник поднялся с кресла, наблюдая за схваткой с непроницаемым лицом. – Позволь госпоже адвокату войти. Спасибо тебе! Веред ослабила хватку, ошпарила Дану яростным взглядом и вышла, захлопнув за собой дверь. Запыхавшаяся Дана привалилась к притолоке, пытаясь привести в порядок рукав пиджака. – Здравствуйте, госпожа адвокат! Что за скандал вы устраиваете в моей приемной? Дана вскинула глаза. Голос Габриэля словно вывел ее из забытья. – Что за скандал? – прошипела она. – Этот твой… твой… – Инспектор, – поспешил вставить Габриэль. – Твой инспектор Рафи Битон предъявил обвинение профессору Пастеру. Полковник сел и жестом пригласил за стол Дану. Но та не отошла от двери и не сводила с полковника сверкающих глаз. – Я знаю, – спокойно сказал Габриэль. – Мы обсудили это с капитаном Битоном до начала допроса. – На основании косвенных улик? – прошипела Дана. – Пока косвенных, – согласился Габриэль. – Скоро, надеюсь, будут прямые. – Тебе было так важно предъявить ему обвинение сегодня? Габриэль не ответил, в упор глядя на Дану. – Ты сядь, – пригласил он и широким жестом показал на ряд стульев. – Что ты прилипла к этой двери?