— Единственное, чего я никак не уразумею, так это то, каким образом ко всему этому подходят водный и зимний сады. — Я всегда была убеждена, что вода вдохновляет на созерцание и самонаблюдение. Она отражает внутреннюю жизнь женщины — вот что я имела в виду. — А зимний сад? — спросил он, весь подавшись вперед. — Ее смерть, конечно. Он вновь откинулся на спинку стула; его чашка была допита почти до дна: — Я еще не показал вам, что я для вас принес. Он извлек свой кожаный саквояж, темно-коричневый от старости и дождя; я затаила дыханье, когда застежка была открыта. Он вынул ворох муслина и принялся разворачивать, держа сверток на коленях. Когда, наконец, он развернул его, я увидала три растения, чьи корневые системы были связаны друг с другом. — вы принесли мне гортензии, — выдохнула я. — Гортензия виллоса. Когда вы приезжали в Хильдкот, я случайно услышал, как вы упоминали, что они вам нравятся, — сказал он, вставая со стула, протягивая мне одно из растений и снова садясь на место. — Мистер Джонстон был счастлив услужить, отдав мне их в обмен на доставку в его имение несколько сортов роз, которые он подумывает посадить у себя. — Вы принесли мне гортензии, — повторила я, трогая один из листьев. — Спасибо вам.. Я подняла взгляд и увидела, что он неотрывно смотрит на меня с такой нежностью, что у меня перехватило дыханье. Такое выражение лиц я видела раньше — так смотрели друг на друга мои родители в те минуты тишины, когда, как они считали, никто их не видел. Никогда ранее я не думала, что кто-либо посмотрит так на меня, и я знала, что я не могу отвернуться, не ответив на его невысказанный вопрос. Я нарочно положила цветок, встала, обогнула стол и остановилась перед мистером Годдардом. Он не отводил своего взгляда от моих глаз, когда я протянула руки ему. Он взял мои руки в свои ладони, большим пальцем ласково погладил тыльную сторону моей кисти, выводя на моей коже крошечные узоры. Какой-то миг мы просто стояли так, недвижно, затем он медленно потянул меня вниз, усаживая к себе на колени. — Мисс Смит… Винсента… Правой рукой он отвел мою руку и обнял меня за талию. Поднял левую руку и коснулся подушечкой большого пальца моей нижней губы. — Я сюда пришел не для того, чтобы… — прошептал он. — Это … Я поцеловала его теплую ладонь и прошептала: — Я знаю. Он, ласково взяв меня за подбородок, нагнул мою голову, чтобы поцеловать меня. Долгие годы меня никто не целовал. Я могла вспомнить, как при поцелуе бьет до дрожи и пронзает страсть, но я забыла, какое же утешение дарит поцелуй. Это чувство прикосновения кожи другого человека к твоей коже. Надежность пары рук, обнимающих тебя и удерживающих. Мы танцевали в тиши — его руки обнимали меня за спину, в то время как я вжималась в него, мои руки обнимали его за шею, когда он целовал меня, так требовательно, что от страсти я выгибала спину. Когда мои пальцы, обвивая тыльную сторону его шеи, зарылись в его влажные волосы, я вознесла хвалу Господу за этот ливень. Прогоревшее полено упало, ударившись со стуком о железную дверцу печки, и мы отпрянули друг от друга. Оба засмеялись над этим нашим глупым испугом, но момент был испорчен. Я выскользнула из его объятий, и тотчас затосковала по его теплу, по исходившему от его одежды успокаивавшему запаху влажной шерсти. — Винсента, — сказал он через мгновение. Я вздохнула: — Я все понимаю, Мистер Годдард. Вы брат моей работадательницы, и… — Я хочу, чтобы ты называла меня Мэтью, — перебил он меня, — Я не хочу, чтобы мы снова называли друг друга «мистер Годдард» и «мисс Смит». — Но почему? — спросила я, когда он надевал свое все еще мокрое пальто и накидывал на плечо лямку своей сумки-саквояж. — Потому, — он улыбнулся, — что я отчаянно хотел поцеловать тебя с того самого мига, как впервые увидел. Бэт 5 мая 1944 год Моя дорогая Бэт, Благодарю тебя за твое письмо. Ты даже представить себе не можешь, как же сильно я скучаю по ферме. И когда я читаю о том, что ты сажаешь, что выращиваешь, это помогает мне утолить тоску. Для моего командира я словно колючка в боку коню. Но, думаю, я сумею его стреножить достаточно крепко для того, чтобы он таки подписал мне увольнительную и я смог вскоре вернуться домой назад в Англию. Я так нестерпимо хочу увидеть тебя. Как только я получу отпуск, сразу приеду в Уорикшир и разыщу тебя. Не могу дождаться. Со всей моей страстью, Колин Бэт перехватила из одной рукой в другую коробку, в которой лежали ее графитовые карандаши и ее драгоценный альбом для зарисовок, чтобы вытереть ладонь о юбку. Она стояла у ворот Хайбери Хаус и глазела на огромный железный дверной молоток в форме львиной головы, не решаясь постучать. Сегодня, в свой выходной, она была в гражданской одежде. И сегодня Бэт была преисполнена решимости, наконец-то, выполнить то, приняться за что она так боялась уже несколько недель к ряду. Сегодня она будет рисовать эскизы в саду миссис Саймондс. — Ты должна туда пойти, иначе она не поверит, что я тебе передала ее разрешение, — так сказала Стелла ей за чашкой чаю, заваренного из уже дважды спитой заварки, когда Бэт привезла очередную продуктовую доставку в господский дом в прошлый раз. — Но я не могу туда пойти! Миссис Саймондс не захочет, чтобы ее беспокоили такие как я. Ты ж сама говорила, что она крута нравом. — Не знаю, насколько жестка она. Никак не могу ее раскусить, честно. Она так изменилась с той поры, как только приехала в Хайбери. — А какой она была тогда? — спросила Бэт. — Самая что ни на есть застенчивая невеста, как ее обычно рисуют на картинках. Предоставила мистеру Саймондсу все устраивать, а сама знай на своей арфе лишь поигрывала. — На арфе? — Видать, тогда поигрывала. Как бы то ни было, на мужиков, что выгружали инструмент из кузова хозяйского грузовика, глядела она зорким ястребом. Думаю, она и дышать забыла, покудова арфа не очутилась в музыкальной комнате и не была настроена, да, именно так. — Теперь, когда ты рассказала про арфу, я представить не могу, чтобы хозяйка играла на каком-нибудь другом инструменте. Она такая величественная, арфа ей впору, — призналась Бэт. — Ну, она не всегда была такая. Помню, я тогда была кухонной горничной, а командовала нами старая кухарка Миссис Килфолд. Так вот не забыть мне вовек, как Миссис Саймондж вся прям аж извелась из-за меню для своего первого званого обеда. Миссис Килфорд едва из кухни ее не выставила, — рассказала Стелла. — Смотря на нее сейчас, ни за что и не подумаешь, будто она когда-либо сомневалась в себе хоть немного, — сказала Бэт, на что ее приятельница лишь фыркнула слегка раздраженно. Краем глаза Бэт заметила колыхание занавесок в одном из окон особняка и обернулась, как раз вовремя, чтобы увидать, как из того окна высунул голову какой-то любопытствующий солдатик. Она залилась краской, но все же взялась за кнокер на входной двери. Через несколько мгновений миссис Диббл отворила дверь. — Мисс Педли! — воскликнула экономка, — вы сегодня не в униформе. — Утро доброе, миссис Диббл. Да, сегодня я в гражданском. Надеюсь, вы не возражаете, что я вошла через парадную, ведь это миссис Саймондс сама позволила мне прийти, если захочу… — О, сад. Да, тебе лучше войти. — сказала экономка, отступая на шаг назад. — Сегодня вниз по дороге где-то был затор, а из Бирмингема, из одного тамошнего госпиталя приехали четверо раненых. Но вот только больше коек свободных нету для них. Все наше домохозяйство в смятении. Даже нас ума свели, это нас-то, кто ни единого дела общего с госпиталем иметь, мол, не будет, так нам сперва говорили. Хотя каким таким манером мне в этом во всем не участвовать, хотелось бы мне знать. — Я могу прийти в другой раз, — смутилась Бэт, незаметно продвигаясь назад к выходу. — Нет, нет, ты стой там, — крикнула ей миссис Диббл, удаляясь вниз по коридору, ведшему от левого крыла парадной лестницы, и скрылась за его поворотом. Бэт переминалась с ноги на ногу. Мимо нее прошла одна из медсестер, толкавшая кресло-каталку с раненым, посмотрела на незнакомую ей девушку с любопытством. Бэт втайне очень хотелось, чтобы, откуда ни возьмись, появился бы сейчас капитан Гастингс. Но она понимала, что в это время дня он, скорее всего, совершает одну из своих долгих прогулок в одиночестве. Капитан каким-то незримым чутьем угадывал, когда мистер Пенворти будет на одном из своих полей, и он туда приходил, совершенно случайно, конечно же, причем за одну неделю раза два. Фермер много смеялся и говорил Бэт, чтобы та занимала капитана, а он чтобы мог доделать свою работу. Как она выяснила, чтобы развлечь капитана Гастингса, надо было совсем немного. Никогда раньше она не причисляла себя к тем девушкам, которым есть что сказать, причем сказать много, или у которых на все имеется свое мнение, много мнений. Но, быть может, это было оттого лишь, что раньше ни у кого не возникало желания спросить ее мнение. Капитан Гастингс же желал знать не только, как она подыскала себе эту работу, а и про то, что она думает о ходе войны? Что она стала бы делать, если б не была лэнд-герл? Каково это быть сиротой? Как ей жилось в доме ее тетки? Какие фильмы ей нравятся больше всего и какие книги она недавно прочитала? Для девушки, выросшей практически в тиши, такой натиск был подобен электрическому разряду, это было не комфортно, это шокировало. Но на чем большее количество вопросов она отвечала, тем большим она хотела делиться. Так же дело обстояло с ужинами у миссис Пенворти или с постоянным нытьем Рут. Так же было и когда Бэт делала что-либо верно, а Мистер Пенворти одобрительно ворчал на нее. Или когда она входила в кинозал или выходила на танцплощадку, а стайка трудармеек хором все скандировали ее имя. Она и не подозревала, насколько одинока была раньше, до того, как в ее жизни появились все эти люди. Когда миссисс Диббл вновь вернулась, не было похоже, что она вообще куда-либо торопилась. — Теперь пойдем, — экономка жестом подозвала Бэт. — Миссис Саймондс примет тебя в библиотеке. Бэт припустила трусцой, стараясь не отставать, и не сбавляла хода даже, когда миновала двери комнат, переделанных под больничные палаты. Посреди палаты «С», в свете хрустальной люстры-канделябр, две женщины спорили шепотом. — Это старшая медсестра МакФерсон и миссис Риз, начальник административно-хозяйственной части госпиталя, это она отвечает за операции. И вот так они просидели все утро, — объяснила миссис Диббл. — Как же быть с теми пациентами, кому не хватило места в госпитале? Что с ними делать? — Не знаю. Я, как и все, хочу помочь нашим бойцам чем только могу, но госпиталь не моя забота, я веду хозяйство господского дома, — миссис Диббл остановилась напротив дубовой двери, покрытой олифой, — Стой тут, я доложусь о тебе.