— И совсем они мне не мешают. Детей я люблю. Надеюсь, когда-нибудь мне выпадет мне случай познакомиться с Робином. — Так вы уже знакомы с Бобби? — спросил мужчина. Бэт опять уселась на вымятой ранее прогалине в траве; он, немного помедлив, уселся рядом. — Его тетя — это мисс Аддертон, она кухарка в Хайбери Хаус, мы с ней подружились, когда я начала возить в господский дом продукты с фермы раз в неделю. — Вы раздавали мальчикам листочки, а я не удержался — заглянул в ваш альбом и заметил, что у Вас там несколько конвертов с надписанным на них номером полевой почты. Вам кто-то пишет с фронта? Щеки девушки вспыхнули, но она сумела, не опуская глаз, выдержать его пристальный взгляд: — Пишет друг, которому очень нужно, чтобы кто-нибудь в ответ прислал доброе словечко ему с родной стороны. Капитан Гастингс улыбнулся, скупо, самыми уголками рта. — Вы ведь сейчас опять идете на прогулку в поля Мистера Пенворти, да? Возьмете мальчиков с собой? — быстро спросила она. Капитан расхохотался и отрицательно покачал головой: — Станете ли вы обо мне хуже думать, если я скажу, что надеюсь, что мальчишки за мной не увяжутся? Они хорошие пареньки каждый сам по себе, но когда собираются вдвоем, энергии у них хватит на то, чтобы раскатать по бревнышку весь Бирмингем. Какое-то время мужчина и девушка сидели молча, наблюдая, как мальчики рисуют, уткнувшись в свои листочки, даже позабыв, хотя ненадолго, что собирались на охоту за сокровищами. — Как ваше плечо? Подживает? — спросила Бэт. Капитан до сих пор носил руку на перевязи, но было видно, что теперь ранение доставляет ему гораздо меньше беспокойства чем тогда, когда они встретились впервые. Мужчина скосил взгляд вниз, на свое предплечье и локоть, видневшиеся из-под распахнутой полы шинели: — Забавно, что вы спросили. Как раз вчера доктор пытался выяснить, понадобится ли мне еще одна операция. — Простите, — сказала девушка, хотя поймала себя на ощущении, что испытала облегчение, такое эгоистичное чувство. Ведь, едва успев открыть глаза поутру, она принималась с нетерпением ждать встречи днем ни к кем другим, а лишь с ним — и только с ним. Ей нравилось то, как он слушает ее. Нравилось, как однажды он протянул руку и ответ от ее лица случайно выбившуюся из ее прически прядку. Когда он вылечится, то уедет, а она к этому не готова. — Мне никогда не грозило, что руку мне оттяпают, не то что некоторым бедолагам. Но она будет худо двигаться, хирург опасается. Я втолковывал ему, что мне не надо ни тюки с сеном метать, ни по горам лазить. Мне просто надо, чтобы я смог вернуться обратно к моим бойцам. — Вернуться обратно? Он склонил голову и поглядел на Бэт изучающе: — В Хайбери ведь нас латают не просто так, а чтобы потом отправить назад, на фронт. — Но вы же были ранены… Он пожал здоровым плечом: — Несмотря ни на что, я попросился обратно, на передовую. Уже восемь лет я солдат. Никакого другого ремесла я не знаю. Бойцы, служившие под моим командованием, до сих пор там, на передке, рискуют своими жизнями. Не могу же я бросить моих парней. — Но, наверняка, есть другие люди, которым вы тоже нужны, — настойчиво продолжала она. — Жены у меня нет. Мои родители за меня волнуются, но подозреваю, они волновались бы все равно, вне зависимости от того, что именно я делаю на войне. С вами все хорошо? Вы так побледнели. Она прижала руку к виску: — Мне даже думать невыносимо, что вас снова могут ранить. Он взял ее за руку. Время замедлилось, словно золотистый сироп, вытекающий из жестяной банки. — Мисс Педли, сегодня, еще до того как я поймалв саду этих хулиганишек, я надеялся разыскать вас, даже если бы оказалось, что вы на отгуле. — Почему вы разыскивали меня? — спросила она. — Дни, когда я вижусь с вами, нравятся мне гораздо больше тех дней, когда я вас не вижу, — он провел своим большим пальцем по суставам ее стиснутых кулачков. Она сидела, боясь пошевелиться. Тогда он накрыл ее руки своей большой ладонью. — Мисс Педли… Бэт — я хотел просить вас о большом одолжении — позволить мне сопровождать вас на танцы, которые через две недели устраивают благотворители. — Вы хотите пригласить меня на танцы? — переспросила она. — Если вы сама намереваетесь пойти туда, — ответил он и смутился. Бэт впервые видела его вот таким, смущенным, без его всегдашней самоуверенности. Таким, словно он не был уверен, что она скажет да. — Я с великой радостью пошла бы с вами, — сказала она. Его рука сжала ее руки: — Замечательно. Так они сидели, покуда мальчикам не наскучило рисовать. Мальчуганы отыскали пару палок и, вообразив, что это автоматы, принялись гоняться друг за другом. — Ну, мне пора выдвигаться, пока капитан Крюк не выколол глаз Черной Бороде, — он отпустил ладони Бэт, поскольку ему пришлось опираться на свою здоровую руку, помогая себе подняться: — Мы оставим Вас в покое. Она еще бормотала слова прощания ему вслед, а он уже поймал мальчишек, устроив молниеносную облаву и согнав их вместе. Робин и Бобби вернули карандаши Бэт и поблагодарили ее, а потом капитан Гастингс их выпроводил из зимнего сада. Она подумала, что он тоже сейчас уйдет. Он действительно ступил было на порог ворот, но быстро обернулся и, сделав несколько длинных шагов, снова очутился рядом с ней. Он наклонился к ней. чтобы поцеловать ее, поняла она. Ее губы приоткрылись. Но он поцеловал ее в щеку. Она ощутила тепло его губ на своей коже. От волнения она на миг закрыла глаза. Но он тут же отпрянул. — Вот так, — прошептал он. Он подался, было, к ней. Но в последний момент, было понятно, он сделал усилие над собой и вновь отпрянул: — Вот так. А потом он ушел. Ошеломленная Бэт сидела какое-то время, не в силах двинуться. Раньше ее никогда не целовали. С губ ее сорвался короткий смешок — не веря в случившееся, она покачала головой, подняла свой альбом для зарисовок и стала торопливо по памяти рисовать двух мальчиков, прилежно склонивших головы над клочками бумаги. Эмма Май 2021 Эмма откинула голову на обитую тканью спинку стула для патио, который она притащила из сарая, что стоял в саду при Боу Коттэдж. — Ты заснешь, если просидишь в такой позе слишком долго, — сказал Чарли. Она приоткрыла один глаз, искоса взглянула на него и тотчас снова зажмурилась от потока послеполуденного солнечного света. Теперь, когда весна уверенно повернула на лето, дни становились все длиннее. Садовый инструмент был весь собран и упакован, и Эмма вновь пригласила Чарли пропустить по стаканчику. — Звучит заманчиво, — сказала она. Он засмеялся: — Теперь ты понимаешь, зачем я в прошлом году принес те палубные стулья. — Я до сих пор понять не могу, и как это ты умудряешься жить на узкой лодке, ведь она такая… — Узкая? — спросил он, оскаблившись, — Мне там нравится. Не приходится париться насчет того, как ужиться с соседями, которых терпеть не можешь. — И ты волен куда угодно плыть по волнам? — спросила она. — До тех пор, пока не отыщу место для швартовки. А потом снова надо отчаливать. Мы поведем лодку по каналу вверх к Эйвону через несколько шлюзов, — рассказал он. — Ага, так ты нынче пойдешь через шлюзы вверх по каналу. Помнится, когда ты в предыдущий раз заманил меня на свою лодку, то пообещал, что мы будем неспешно дрейфовать вниз по течению, устраивать пикники и загорать на крыше рубки. Вместо этого каждые двадцать минут мне приходилось помогать тебе шлюзоваться. А потом вообще пошел ливень. — Такое уж оно, английское лето, всегда рискуешь, — сказал Чарли, и, наклонив свою бутылку пива по направлению к Эмме, но не чокаясь с ней, отпил из горла. После паузы продолжил: — Что мы слушаем? Она взяла свой смартфон, глянула на экран телефона: — пел Рой Редмонд «Ain’t That Terrible». — Эта вещь не из тех, что ты обычно слушаешь, — сказал он. — Просто, похоже, я доросла до того, чтобы начать слушать музыку в стиле соул. Это музыка счастья, — сказала она. — Я знаком с тобой десять лет, из них пять лет проработал с тобой, и за все это время я слышал, что ты ставишь лишь три вещи, — он принялся разгибать пальцы, подсчитывая, — Инди-рок, типа The Killers или Razorlight, разное старье и жуткую попсу. — Леди Гага — никакая не жуткая попса. И вообще, мои музыкальные вкусы улучшаются. Ты должен быть счастлив. — Обычно ты слишком консервативна и менять что-то не любишь. Тут что-то не так! — провозгласил он с апломбом. Да, так умеют раздражать лишь самые лучшие друзья. Эмма снова прикрыла глаза: — Не понимаю, о чем это ты. В любом случае, ты ошибаешься. Я непрестанно меняюсь. В этом и состоит прелесть неприкаянности, когда у тебя нет нигде никакого дома. — Кто-то стучится, слышишь? Она со вздохом села, прислушиваясь. Действительно, кто-то стучал.