Коснувшись лапой уха, зверь многозначительно посмотрел на Ринсвинда. Затем, коснувшись другой лапой другого уха, кенгуру сморщил нос. – Да-да, просто отлично, – сказал вместо приветствия Ринсвинд. Он было попятился, но тут же остановился. В конце концов, это всего лишь большой… допустим, кролик с очень длинным хвостом и ногами, которые, как правило, весьма идут к красному носу и мешковатым штанам. – Я тебя не боюсь, – решительно заявил Ринсвинд. – С какой стати мне тебя бояться? – А с той, – отозвался кенгуру. – К примеру, я могу сделать так, что твой желудок мячиком вылетит у тебя из хлебальника. – А-а! Ты говорящий? – Быстро соображаешь, – похвалил кенгуру и опять коснулся лапой уха. – Что-то не так? – осведомился Ринсвинд. – Да не, это я по-кенгуриному. Практикуюсь помаленьку. – И что же это за язык? Один раз почешешь ухо – «да», два раза – «нет»? Кенгуру опять почесал ухо, но потом опомнился. – Точняк, – кивнул он. И наморщил нос. – А сморщенный нос что значит? – Это значит: «Бежим скорее, кто-то упал в глубокую яму». – Наверное, очень распространенное выражение? – Ты офигеешь, насколько. – А как на кенгурином будет: «У меня для тебя есть задание чрезвычайной важности»? – вкрадчиво-невинно поинтересовался Ринсвинд. – Кстати, хорошо, что спросил… Сандалии почти не шелохнулись. Ринсвинд вылетел из них, будто стартующая ракета из поддерживающих опор, и приземлился на уже бегущие в воздухе ноги. Некоторое время спустя зверь догнал его. Кенгуру передвигался легкими длинными прыжками. – Почему ты убегаешь? Ты ведь даже не дослушал. – У меня длительный опыт пребывания в собственной шкуре, – огрызнулся Ринсвинд. – Я знаю, что будет дальше. Меня опять втянут в историю, которая меня не касается. А ты просто-напросто галлюцинация, вызванная сытной едой на пустой желудок, так что даже не пытайся остановить меня! – Остановить тебя? – удивился кенгуру. – А на фига? Ты движешься как раз в нужном направлении. Ринсвинд попытался было затормозить, но у него не получилось, поскольку его весьма эффективный метод бега основывался на аксиоме, гласящей, что торможение – это то, чего надо всеми правдами и неправдами избегать. Продолжая по инерции двигать ногами, некоторое время он бежал по воздуху, после чего улетел вниз. Кенгуру глянул ему вслед и не без удовлетворения наморщил нос. – Аркканцлер! Чудакулли проснулся и сел. К нему, шумно отдуваясь, спешил профессор современного руносложения. – Мы с казначеем отправились прогуляться по бережку, – сообщил он. – И можешь себе представить, где мы в итоге очутились? – На Развеселой улице в Щеботане, – ядовито отозвался Чудакулли, смахивая с бороды особо любопытного жучка. – Сразу после чайной направо, к деревцам. – Я не нахожу слов, аркканцлер. Потому что, как это ни поразительно, мы очутились совсем не там. Пройдя вдоль всего берега, мы оказались на том же месте, с которого начали! Мы на крошечном островке. А ты здесь отдыхал? – Раздумывал над делами насущными, – поправил Чудакулли. – Какие-нибудь идеи по поводу того, где мы находимся, господин Тупс? Думминг оторвался от записной книжки. – С большой степенью точностью я смогу это выяснить только на закате, аркканцлер. Но полагаю, мы где-то неподалеку от Края. – А еще мы нашли лагерь профессора жестокой и необычной географии, – встрял профессор современного руносложения. Он покопался в безднах кармана. – Да, лагерь и костровище. А также бамбуковую мебель и массу других вещей. Например, носки на веревке. И еще вот это. Он извлек из кармана крайне потрепанный блокнотик стандартного университетского формата. Чудакулли вел строгую отчетность и выдавал новый блокнот, лишь когда предыдущий будет исписан вдоль и поперек на всех страницах с обеих сторон. – Валялся на земле, – сказал профессор современного руносложения. – Но, боюсь, муравьи добрались до него раньше нас. Чудакулли открыл блокнот и прочел запись на первой странице: – «Интиресные наблюдения на Моно-Острове. Уникально-уидененное место». Он перевернул пару страниц. – Списки растений и рыб, – сообщил он. – Как по мне, я не нахожу в этой информации ничего особенного, но я ведь не географ. И почему, интересно, он называет остров «Моно»? – Это означает «Один Остров», – объяснил Думминг. – Конечно, один, а сколько ж еще? Хотя, по-моему, я вижу неподалеку парочку похожих островов. Налицо острая нехватка воображения. Называл бы уж весь архипелаг. – Аркканцлер затолкал блокнот в карман. – Ну что ж… А самого нашего профессора не видно? – Как ни странно, нет. – Пошел, наверное, искупнуться и был съеден диким ананасом, – усмехнулся Чудакулли. – А как поживает наш общий друг библиотекарь, господин Тупс? Ему здесь, кажется, неплохо? – Думаю, аркканцлер, вам лучше знать, – пожал плечами Думминг. – Вы уже больше получаса на нем сидите. Чудакулли опустил глаза на шезлонг, кое-где покрытый рыжим мехом. – Так это?.. – Да, аркканцлер. – А я думал, это наш географ с собой принес. – Купил в специальной лавке, специализирующейся на шезлонгах с подбитыми черной кожей ножками? Чудакулли снова посмотрел вниз. – Так мне, думаешь, лучше встать? – Как знать, он ведь теперь шезлонг. И процесс сидения на себе должен воспринимать как совершенно естественный. – Нужно срочно найти лекарство, Тупс. Это переходит все границы… – Господа-а-а-а, эге-е-ей! В окно ванной лезло некое видение в розовых тонах. Тона были достаточно мирными, но само видение сделало бы честь даже самым хаотичным галлюциногенам. Теоретически для дамы определенного возраста не существует достойного способа пролезть в окно. Тем не менее розовая дама очень пыталась таковой способ изобрести. И следует признать, она перемещалась в пространстве с чем-то бoльшим, чем так называемое достоинство, которое бесплатным приложением идет ко всяким королям и епископам, – о нет, эта особа передвигалась с веской респектабельностью домашнего сталелитейного разлива. Однако момент, когда часть ее лодыжки могла быть увиденной всеми, неминуемо приближался, и дама, пытаясь предотвратить сие ужасное событие, неловко замерла на подоконнике. Главный философ закашлялся. Рука его невольно взлетела к шее, как будто стремясь поправить несуществующий галстук. – А-а! – узнал Чудакулли. – Бесценная госпожа Герпес. Эй, кто-нибудь, пойдите и помогите ей, Тупс. – Я схожу, – вызвался главный философ всего лишь чуть-чуть быстрее, чем сам того желал[12]. Университетская домоправительница повернула голову в сторону ванной комнаты и произнесла несколько слов, обращаясь к кому-то невидимому по ту сторону окна. Когда же она вновь повернулась к пляжу, выражение лица под кодовым названием «ору-на-подчиненных» мгновенно сменилось другим, гораздо более ласковым и называющимся «слушаю-господин-волшебник». Как-то, к вящему возмущению главного философа, заведующий кафедрой беспредметных изысканий посмел заметить, что на лице у ихней домоправительницы слишком много подбородков. Так вот, завкафедрой был не совсем прав, поскольку в госпоже Герпес все же присутствовал некий глянец – правда, у кого-то он мог вызвать мысли о передержанной в тепле свечке. В общем и целом в госпоже Герпес не было ничего даже отдаленно напоминающего прямую линию, зато когда при очередной проверке подведомственной ей территории она находила невытертую пыль, ее губы можно было использовать в качестве линейки. Бoльшая часть преподавательского состава боялась домоправительницы как огня. Госпожа Герпес обладала загадочными, непостижимыми для волшебников способностями – к примеру, она могла сделать так, что постели оказывались застеленными, а окна – вымытыми. Волшебник, который своим полыхающим энергией посохом направо-налево крушил страшнейших монстров, пришельцев из далекого региона вселенной, – такой волшебник, взявшись не с того конца за перьевую пылеубиралку (или как оно там называется?), мог серьезно пораниться. Но по одному слову госпожи Герпес белье стиралось, а носки штопались[13]. В то время как тех, кто посмел чем-то вызвать ее раздражение, ждала страшная кара: в кабинете виновника генеральная уборка проводилась куда чаще необходимого, а поскольку для волшебника его комнаты – предмет столь же частный и личный, что и карманы в брюках, мести госпожи Герпес воистину страшились. – Йа подюмала, вам, господа, вероятьно, захочется перекюсить, – говорила госпожа Герпес, пока волшебники помогали ей спуститься с подоконника. – Так чьто йа взяла на себя смелость отьдать расьпоряжение приготовить вам полдник. Сичас принесю… Аркканцлер поспешно поднялся с шезлонга. – Отличная идея, госпожа Герпес. – Э-э… полдник? – переспросил главный философ. – А мне казалось, уже время обеда… Своим тоном он ясно давал понять, что если госпоже Герпес угодно, чтобы сейчас было время полдника, то с его стороны не последует ни малейших возражений.