У Ксюши разболелась голова. Чтобы отвлечься она включила телевизор на музыкальный канал, стараясь думать о чём угодно, только не о прочитанном. Но слова первой попавшейся ей песни в исполнении Burito (в конце клипа высветилось её название «По волнам») так напомнили Артёма, что она снова начала плакать, и успокоилась только после двух англоязычных клипов. Сходив на кухню и заварив кофе, Ксения с кружкой вернулась обратно в зал. Теперь на экране в очередном клипе лихо отплясывал в бочке с виноградом Ревва, изображаюший героя Челентано в фильме «Укрощение строптивого». Сделав глоток, она печально подумала, что всего через неделю наступит двадцать четвёртое июня – день её тридцатилетнего юбилея. И отмечать его ей совсем не хотелось. Это будет уже вторая значимая дата, на празднование которой Ксюше плевать. Первой было восемнадцатилетие, когда от рака тяжело болела и страдала её мама. Последнюю дату рождения матери тоже не отмечали – когда в конце августа Елизавете исполнилось сорок два, все уже понимали, что она доживает последние дни. Ровно через неделю, в последний день августа, её не стало… Но всё-таки Ксюша, не сдерживая слёз, повесила на шею умирающей красивый кулон, в котором её и похоронили. У них не было отца – мама так и не рассказала, кем он являлся. А поскольку Ксюша, став старше, начала замечать, что этот вопрос вызывает у матери не только боль, но и что-то ещё необъяснимо неприятное, то вскоре перестала его задавать. Да и, в конце концов, кто он, и где, было на самом деле не важно – зато они с мамой были друг у друга. Она тяжело вздохнула, невольно подумав, что у мамы в том возрасте, в котором Ксюша сейчас, уже было о ком заботиться. А у неё – нет. И горько улыбнулась, вспомнив, как в самом начале семейной жизни они с Гошей пришли к заключению, что хотят как минимум двоих детей – чтобы им не пришлось, как родителям, расти в одиночестве. Как они тогда были счастливы… А теперь… Теперь Ксения даже не знала, сможет ли после всего хотя бы говорить с мужем. Да и он вряд ли захочет по-прежнему называть женой ту, которая, пусть и в определённых обстоятельствах, но была с другим – причём не только телом. На МУЗ-ТВ заиграла весёлая композиция Quest Pistols «Любимка». И, когда Ксюша начала недоумевать – почему она так называется, если слово «любимка» упоминается всего раз, причём даже не как заглавное – неожиданно раздался звонок в дверь. Первая мысль была о журналистах, которые, наконец-то набравшись наглости, решились наступать в прямую атаку. Даже если предположить, что Анита потеряла ключи – вряд ли бы сейчас вернулась. Совсем перестав «ходить окольными путями», она даже субботний день решила посвятить английскому – который, видимо, обещал плавно перетечь в очередное свидание с вероятным продолжением на ночь. «С самого утра перед глазами твои глаза, у них самый кайфовый взгляд…» Ксюша убавила громкость и встала. «Если у неё с этим Габом ничего не выйдет, то она хотя бы сможет кроме русского языка преподавать ещё и родной Шекспира, – думала она, потихоньку идя к двери. А может, это Саша или дядя Ефим всё-таки решили приехать без предупреждения? Глянув в глазок, Ксюша обомлела. За дверью стоял Гоша. Глава 55 «Как??» – она еле сдержала крик, чуть не упав от потрясения. В голову хлынул жар, но телу парадоксальным образом стало так холодно, что Ксюша содрогнулась даже будучи в кофте с длинными рукавами. У неё проскочила глупая мысль притвориться, что дома никого нет. Но даже если Гоша не услышал музыку – то тень в глазке он вряд ли не заметил. А зная мужа, Ксюша допускала, что он вернется сюда не раз. И дело может дойти до того, что он добудет ключи, или просто выломает дверь. Как бы ей ни хотелось от этого скрыться – Ксения понимала, что рано или поздно придётся встретиться с ним, и сказать все, как есть. Почему же сейчас она растерялась? То, что Гоша обнаружит её убежище, было само собой разумеющимся фактом. И сейчас этому не стоило удивляться – если он смог найти Ксюшу у Артёма, то обнаружить жену в родном городе ему не должно было составить труда. Любопытно лишь, кто из знающих её нынешний адрес, мог сообщить его Гоше? «Юра не знал – грузчиков я тогда специально попросила направить к Саше, а он уже послал их сюда. Со следователями мы договорились, что они будут звонить ему же, когда захотят меня вызвать». Неужели Саша её и сдал? Гоша тем временем ещё раз нажал на кнопку звонка. Она обратила внимание, что он сделал это правой рукой – хотя звонок был слева от двери. Ксюша плотней закуталась в кофту, стиснула челюсти, и обреченно посмотрела на дверь из темного дуба, будто на чан с отвратительным снадобьем, который ей предназначалось выпить до дна. Сколько она ни будет стоять и смотреть на котёл – от этого его содержимое вкуснее не станет. Отступив на шаг, как пловец, готовящийся прыгнуть с трамплина, Ксюша стремительно подступила к двери, дернула засов и повернула замок. Они встретились глазами – и Ксения поняла, что не выдерживает. До боли знакомый образ человека, которого так любила, разъедающим спиртом подействовал на её свежую кровавую рану. Серый джемпер на молнии, так шедший к цвету его глаз, белая футболка и гладкие, шоколадного цвета волосы – он почти не изменился. Лишь выглядел ещё более худым, чем тогда, у дома Артёма – только плечи наоборот, будто раздались вширь. И вблизи было заметно, что на лице его кое-где начали появляться морщины. Но во взгляде, направленном сейчас на неё, помимо любви, появилась глубокая, как никогда, печаль. От этого глаза его блестели, а их цвет делался ярче. Ксюша понимала, что он испытывает – и это невыносимо пронзало её стрелой. Она не хотела этого видеть. Опасаясь, что Гоша сейчас захочет её обнять, Ксения, скрестив руки и вцепившись пальцами в рукава, отошла на безопасное расстояние. Она увидела, что муж от этого на мгновение растерялся. – Привет, – попытался начать он. Ксюша, нервно посмотрев в сторону, быстро сделала неопределённый кивок. – Я… искал тебя. Саша сказал мне, где ты. Ксюша посмотрела в пол, раздражённо поджав губы. Всё-таки она оказалась права. По Гоше было видно – он не знал, как себя вести, и с чего начать. Вдруг он сморщился и слегка шевельнул левым плечом – на лице отразилась боль. «Его же ранили туда…» Ксюшу захлестнула жалость и чувство вины. Нельзя же молчать. Надо спросить, как он себя чувствует. Ведь Гоша даже перенёс операцию, и сейчас, наверное, принимает обезболивающие. Но решилась заговорить Ксюша далеко не сразу – между ними снова стояла стена, только куда прочнее, чем деревянная в сарае Артёма. – Как… твоя рука? – тихо спросила она. – Рука? Да… ничего, Ксюша, всё нормально, – заверил Гоша, мельком посмотрев на своё левое плечо. В его голосе послышалось облегчение – наверное, из-за того, что Ксюша пошла на контакт. Он даже сам заметно расслабился. – Ксюша… Ксюшенька, нам… И застыл на месте, увидев, что она снова шарахнулась от него. В серых глазах появилась обида. – Ксюша, что с тобой? – недоуменно сказал Гоша, протянув к ней руку, но больше не осмеливаясь прикасаться. Он отступил на шаг, огляделся по сторонам, и снова взглянул на неё. «Мы будем разговаривать в коридоре? Я бы сказал, это не лучшее место, но раз ты так хочешь…» – именно так Ксюша интерпретировала этот его манёвр. Она прислонилась к дверному косяку и только сильнее ухватилась за рукава, чувствуя, что начинает дрожать сильнее. К горлу подступил ком. – Я… Гоша, я не могу… быть с тобой, – Ксюша отчаянно мотала головой из стороны в сторону. – Если ты… пришёл за мной – я не могу. Не смогу. Язык еле слушался. Ладони совсем взмокли. Она вдруг не к месту подумала, что надетая нею под низ чёрной кофты цветная в полоску майка Аниты совершенно дурацкая, и истерично хихикнула. Муж выглядел так, будто его чем-то ударили по голове. – Я… не пойму, – удивлённо произнёс он. – Почему? Что случилось? Я сделал что-то не так? Ксюша хотела было ответить «нет», но вдруг, ни с того, ни с сего, из глубины души раздался голос, иррациональный смысл слов которого испугал даже её саму: «Да. Лучше бы ты не искал меня. Я осталась бы с ним, и помогла ему – а теперь для него всё кончено». Она почувствовала злость. Нет, нельзя поддаваться этому, она не должна так считать… – Нет, – Ксения старалась, чтоб в её речи не проскальзывало раздражение – в первую очередь на саму себя. – Ты тут не при чём. Дело во мне. Её голос сорвался. Гоша терпеливо ждал, пока она соберётся с духом. Чёрт побери, ну почему он даже сейчас смотрит на неё с заботой и жалостью! – Я… я принадлежала ему! – вскрик Ксюши был похож на резкий порыв ветра. – И после этого ты всё равно хочешь… хочешь быть со мной? – она всхлипнула. – Тебе это не нужно. Я сама себе отвратительна – а тебе тем более, после такого… И… перед тобой… так нечестно… А я не хочу, чтобы меня не бросали только… из-за жалости. Сквозь слёзы она видела, что муж дернулся, как от удара. Он снова потянулся к ней правой рукой, но Ксюша с визгом вырвалась. – Не надо, не подходи! – Ксюшенька… милая… – его голос звенел. Лицо скривилось – то ли от физической боли в руке, то ли от душевной. – Не надо говорить о себе так. Ты не виновата в том, что происходило. И ты никогда не будешь для меня… отвратительной, – Гоша поморщился, будто слово было таким же на вкус. – Какой-то… маньяк не может меня заставить перестать любить тебя. Ксюша, то, что сейчас происходит с тобой – это нормально! И это пройдёт. Мы вместе переживём это. Ксюша вдавилась спиной в косяк, чувствуя, как из-под закрытых век предательски катятся слёзы. Маньяк… «какой-то» маньяк… – Если ты винишь во всем меня – ты права. Ксюша, я и сам был готов разорвать себя, за то, что мы оказались в этом проклятом городе, и что меня не было рядом, когда он тебя похитил, – ей показалось, он тоже плачет. – Я делал всё, чтобы найти тебя. Я не простил бы себе, если… если бы ты оказалась одной из тех, в подвале. – Гоша, я полюбила его. Ну вот. Вот и всё. Наконец-то она высказала это вслух. – Что? – Полюбила. Артёма, – ей казалось, вокруг них бушует камнепад. – Прошу, умоляю, хоть ты это пойми… Муж, застыв, стоял напротив с побледневшим лицом, на котором застыла смеь удивления и крайнего непонимания. Глаза его блестели. Она причиняла ему боль, резала его наживую. Но останавливаться было поздно. – Не знаю, когда это случилось. Наверное, когда я поняла, что в нем было хорошее… – Ксюша вытерла щёки. – Он не был злым, не был им до конца, Гоша. Он спас меня, когда я пыталась сбежать, чуть не утонула в реке, и на меня напал медведь.… А после ещё вылечил от пневмонии. Тяжёлой. Мы и потом много общались… и он… Больше Ксения объяснить ничего не могла. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Хотелось, чтобы в неё тут же ударила молния и убила на месте. Тогда она никому больше не будет приносить несчастья. И Гоша, и Артём пострадали из-за неё – а Ксюша не смогла им помочь… – Пожалуйста, уходи, – прошептала она. Прижавшись к косяку как к позорному столбу и плача, Ксения услышала, как муж подошёл к ней. Она уже различала такой знакомый ей запах – это полоснуло её душу ножом. А потом ощутила, как Гоша, вложил Ксюше в руку какой-то маленький предмет, а затем мягко коснулся её волос. Она вздрогнула. «Нет, нет, хватит…» Ксюша молила про себя, чтобы он поскорее ушёл. Ведь, чем дольше Гоша здесь находился, тем больше она опасалась, что её решимость исчезнет – а значит, она продолжит мучения их обоих. Только когда звук его шагов стих за дверью, Ксения решилась открыть глаза и посмотреть на то, что Гоша ей дал. Когда она поднесла ладонь к себе и разжала, у неё перехватило дыхание. Это был брелок для ключей в виде полосатого серого котика с розовым бантом на шее, подаренный ей мамой. Тот, который, как она думала, был безвозвратно утерян – но, как сейчас выяснилось, чудесным образом найденный и сохранённый несчастным, но преданным и верным человеком. Из лёгких будто вышибли воздух. Сжимая в руке самый дорогой на свете подарок, которому выпала честь стать таковым целых два раза, Ксюша еле как добралась до кровати, и наконец-то лишилась чувств.