После недолгой трапезы Гоша ещё раз поблагодарил всех присутствующих за все, и быстро откланялся. Влад и Юра предложили было свою помощь в разгрузке квартиры, но он отказался. – Ну, раз грузчики справятся – ладно, – шутливо проворчал Юра. – Ладно, хорошо… ты там зови как в гости… – Гоша, всё образуется. Пока просто не думай… обо всём, – посоветовал Влад. Он спешно кивнул, не желая продолжать эту тему, и быстро сказал: – В общем, я справлюсь. И с вещами тоже. Юра, у тебя тем более своих много дел. – Да, точно… Пойду сейчас в психушку к Сыцевичу. Прослежу, чтобы усилили надзор. Сбежит – мама не горюй. Забор-то там не очень высокий, вырвется на прогулке, и… ай, – он отмахнутся и насупленно замолчал. – Не будем о плохом. – Юра! – громко сказал Гоша. – Мы же не навсегда прощаемся! Друг с мгновение всё ещё серьёзно глядел на него, а затем вдруг сделал шаг вперёд. – Ладно, иди уже сюда… Гоша осторожно обнял его правой рукой. Позже к ним присоединился и Влад. Когда объятия разомкнулись, Георгий зашагал к двери. Обернувшись уже на пороге, он посмотрел на Юру, и, глядя ему в глаза, улыбнулся и произнёс: – Удачи, Купидон. Глава 57 «Вера действительно не могла оставить Аркадия. Он столько сделал для неё. И теперь он умирал от беспощадно поедающей его болезни. Неизвестно было, сколько лет ему ещё суждено промучиться – месяц, полгода или год, даже больше – конец был неизбежен. А она могла только с ужасом наблюдать. Всё, что она могла – это сделать последние месяцы его жизни как можно более счастливыми. Ради него, ради их любви. И потому она отклонила предложение матери перебраться к ней с отцом в Германию и возглавлять филиал их компании. Вместо этого она взяла мужа, детей и переехала в их загородный дом. На свежем воздухе муж точно будет чувствовать себя лучше, чем в душном угасшем в смоге городе. Там можно будет пожить до конца сентября…» Георгий поморщился, когда слишком поспешно переменил положение левой руки – плечо всё ещё болело. Хотя он быстро шёл на поправку и уже почти перестал принимать анальгетики, повязки носить ещё приходилось, а периодически приходящая ноющая боль, по словам врачей, будут беспокоить ещё какое-то время и это нормально. Он вздохнул и отложил книгу в сторону. Когда эта привычка у него появилась? Где-то полторы или две недели назад? Да, где-то так. Через неделю после того разговора с ней. Да, он знал, что это отдушина. Попытки ощутить Ксюшу рядом. Иллюзия хоть какого-то её присутствия. Это даже глупо – ведь её книги не заменят ему её. Но всё равно – каждый раз, когда у него выдавалось свободное время, он невольно брал одну из них. А иногда ему казалось, что в них он ищет ответы. Словно так он пытается ощутить личность Ксюши и понять, почему она думала так, а не иначе. Почему поступала именно так. А главное – в чем ответ будет заключаться для него? И как найти ответ на то, что ему делать дальше со всем этим? Как примириться с чувством её потери и чувством собственной вины? Он понимал, что ответов на эти вопросы не найти нигде. Даже в собственных мыслях. Да что там – это было вообще последнее место для того, где они могут быть. После того разговора с ней по выписке из больницы он вернулся на работу и с головой ушёл в неё – благо за период его отсутствия дел там накопилось действительно много. Он был благодарен Игорю, что тот мужественно справлялся со всем, как мог. Особенно с прессой…Гоша мрачно подумал о том, что все случившиеся события принесли им такую известность, какую бы никогда не смог устроить ни один пиар-отдел. И всё же он был несказанно рад количеству дел. Сейчас для него это стало спасательным кругом. С раннего утра и до позднего вечера Георгий бесконечно разбирался с бесчисленными задачами и планами, сверяя одно, проверяя другое, изучая третье и прерываясь лишь на получасовой обед. Домой он приходил уже часов в десять вечера – только для того, чтобы быстро покончить с ужином, домашними делами и отправиться спать. Даже на выходные стал брать на дом некоторые формы отчётности для заполнения. Он совсем перестал включать телевизор и постарался как можно больше оградить себя от разговоров, новостей и подробностей дела об этом маньяке, о теориях про её выживание и всего, что с этим связано. Хотя целиком всё равно не удавалось – благодаря широкой известности это обсуждалось везде, где только можно. А особенно, и что, к сожалению, логично и совсем неудивительно – во всем издательстве. Первое время ему приходилось отшивать особо назойливых журналистов, мечтающих получить ещё какие подробности событий, касающихся Ксюши и её биографии. И если это дело он мог в итоге поручить пресс-секретарю, то от парочки любопытных идиотов из числа сотрудников ему пришлось отделываться самому. В конце концов, он добился того, чтобы другие отстали от него с этой темой. И всё же… И всё же – перед его внутренним взором всё ещё стояли её круглые испуганные глаза, выглядывающие в щель деревянного забора. Эти глаза позже, блестящие от слёз, полные боли и неприязни. Боли не за него. Неприязни и обвинения по отношению к нему… За страдания того, другого. Она обвиняла во всем его. Это было бесспорно. Он, ничего не понимающий, погубивший её возлюбленного. Это невероятно воспринимать, но именно так она тогда и думала. Смотрела на него с горькой обидой и плакала по нему. Как она призналась ему потом, что любит это чудовище. И в тот момент что-то в глубине её горящих глаз подсказывало ему, что она говорила правду. Каждый раз эти воспоминания преследовали его, раскалывая на части вновь и вновь. И ничего не мог с собой поделать – как бы он ни загружал себя работой и не пытался отвлечься, он, словно ведомый непонятной силой, брал в руки какую-либо из её книг и читал урывками, ища и ища выход… Отвлекшись от своих мыслей, Георгий поднял голову. За окном уже стояли сумерки. Он моргнул и посмотрел на тёмный экран компьютера прямо перед ним – он выключил его почти час назад, после просмотра последней статистики о продажах. Он смутно прикинул, что сегодня почти ровно восемь часов сегодня непрерывно работал только за ним, протирая болевшие от усталости глаза. Но даже после этого он снова нашёл время на её книгу. Он вспомнил последний прочитанный сегодня отрывок. Героиня, остающаяся со своим смертельно больным мужем. Отказывающаяся ради него от выгодной должности. Ксю была такой. Ради того, кто ей дорог, она могла пожертвовать своими интересами. Своим образом жизни, всеми удобствами. И даже собой? Он закрыл глаза от тяжести того воспоминания, где она бросилась сзади на двух парней из группы захвата, обезумев от того, что они могут его убить, крича не делать этого. Когда Ксюша напала, силовики небось растерялись от неожиданности… И как она вырвалась и снова бросилась на защиту Артёма, несмотря на перестрелку вокруг. Тогда он здорово испугался. И сам в итоге вёл себя немногим осторожнее неё. Вот и попался в поле зрения преступника. Хорошо хоть Юра её оттащил… Гоше стало немного совестно за то, что уже две недели не общался с ним. Хотя он это время и вообще ни с кем не общался, кроме как по работе. Просто не мог – его ведь обязательно либо начнут расспрашивать обо всем произошедшем, либо делать вид, что ничего не происходит, но всё равно всем своим видом источать тщетно скрываемые неловкость и сочувствие. Нет, он не хотел этого выносить. А говорить об этом ему хотелось ещё меньше. Боль в плече снова дала о себе знать, но Гоша почти не обратил на это внимания. Он встал и подошёл к окну, разглядывая яркие точки светящихся окон домов вдалеке и неясные тени от веток деревьев, слегка покачивающиеся от ветерка. Сейчас они казались ему такими зловещими в нынешнем вечере. Ближайший фонарь освещал небольшой квадрат дворика внизу. Георгий стоял и всё вглядывался куда-то вдаль. Чего он ждал? Что оттуда прилетит ответ на столь волнующий его вопрос? Смешно было на это надеяться. Он грустно усмехнулся. Вернувшись обратно к столу, он сел, взял её книгу и открыл страницу, где закончил читать. «Ради него…» Ксюша тоже жертвовала собой и делала всё возможное ради дорогих ей людей. И он ведь входил в их число. С горечью он понимал, что это нельзя отрицать. Он снова отложил книгу и обхватил лоб правой рукой. Неужели она полюбила этого маньяка больше, чем любила его? Он хотел верить Шапошникову – то, что он прав, и всё её поведение – лишь последствие психологической травмы, которое со временем пройдет. Гоша до конца даже сам не понимал, как он сильно на это надеялся. Он снова вспомнил её яростные попытки спасти его от причинения ему вреда полицией, тот неподдельный страх за него в её глазах и дальнейшие её слёзы и опустошённость. Какой подавленной и несчастной Ксю была в тот момент, когда сказала ему все. Как ему с болью в душе пришлось уйти. Конечно, он убедился, что она в таком состоянии не останется сейчас одна. Гоша знал, что её дядя Ефим, племянник Саша, и подруга Анита точно позаботятся о Ксюше. Каждый день он звонил кому из них узнать о её делах. Это всё, что Георгий мог сделать – ведь сам он для неё стал врагом, и она не хотела видеть его рядом. Со слов Маргариты Гоша знал, что Ксюша сейчас дописывает книгу. Это давало ему надежду, что всё у неё не настолько и плохо – ведь, несмотря ни на что, она находит в себе силы продолжать работу. А значит, постепенно сможет выйти из критического состояния – справиться с последствиями ужасного плена. Она ведь сильная. Она… Так ли уж он сделал для неё всё, что мог? Всё-таки это он был во всём виноват. В том, что вообще привёз её сюда. Что позволил маньяку забрать её у него – не только тело, но ещё и душу. Захватив собой её сознание и чувства. Мало того, что она стала его жертвой, так ещё и влюбилась в него. Конечно, он не мог ни в чем её винить. Как ни странно, но Гоша на самом деле понимал маньяка. Юра, Шапошников, этот следователь Петров и другие могли думать что угодно, и как угодно объяснять, но лично он верил в то, что Михайленко действительно мог испытывать настоящие чувства, как и нормальные люди. В то, что он влюбился в неё на самом деле. Он видел его в тот момент, видел этот взгляд, обращённый к ней. И теперь он точно всё понял. Как и понимал готовность её спасти, заботу о ней и даже то, что ему не хотелось её отпускать. Лишь он один мог его понять. Уж в этом они с ним были полностью схожи. Скорей всего, будучи серийным убийцей без чувства жалости и привязанности к кому-либо, он впервые в жизни испытал любовь. А Ксюша не могла этого не заметить. Она ведь очень внимательная к любым проявлениям чувств и к поступкам. И всегда нуждалась в защите, хотя из-за своего характера тоже всегда старалась этого не показывать. Испытывая к нему благодарность и жалость, она простила его за всё зло, причинённое ей, и… И, скорей всего, испытала к нему ответные чувства. Хотя – чувства ли? Или это была жалость? Или наваждение? Гоша вздохнул и с болью подумал – чем бы это ни было, оно не принесёт ей ничего хорошего. Она не сможет быть с ним, в полноценном плане. Никогда не сможет. И всегда будет винить себя в том, что произошло – хотя на самом деле она ни в чем не виновата. И сломает себе всю жизнь, словно жертвенная героиня своего романа. Бессмысленно и несправедливо. А вот его вины не признавать нельзя. Начиная с самого переезда и заканчивая тем, что даже сейчас он её оставил. Да, по её просьбе. Да, не одну. Но его не покидало чувство, что он просто этим оправдывается. Что он всего лишь сбежал от этой проблемы. Ставил свои обиды превыше всего, не убедил её, не пытался больше поговорить с ней, а если из-за этого теперь с ней что-то случится, то это тоже будет его вина. Нет, так или иначе, её любовь к убийце – если это действительно можно так назвать – утопия. Это не та любовь, что поднимает людей вверх, вдохновляет их на новые свершения и достижения, принося радость. Это – безысходность и обреченность, тянущая за собой вниз того, кто ею обладает. Может, это и было в чём-то преувеличением с его стороны, вот только плохое предчувствие не уходило. Он понял, что действительно боится за неё. И что он обязательно должен с ней встретиться. С этими мыслями он, взяв свою сумку и ветровую куртку, проигнорировав усилившуюся от этих простых движений боль в левом плече, двинулся к выходу. Глава 58 Сны похожи на мысли, а мысли – на вспышки встроенного в мозг фотоаппарата, каждая из которых озаряла очередную скрывавшуюся в вечной тьме суть бренного бытия. Ту, что есть во всем – явлениях, событиях, постоянно меняющихся лицах людей – но потерянную среди кружащих повсюду разноцветных вихрей лжи и ненужных подробностей. Только мгновенное воздействие могло прекратить это всё, предоставив возможность понять то, что есть на самом деле. Во всяком случае, у него это было так. Но в этот раз свет оказался более долгим. Не погаснувшим после очередного озарения, снова погрузив его в темноту; не покинувшим его. Он и сейчас был с ним, озаряя то, что оставалось единственно реальным среди бесконечных, одинаковых дней в окружении плесневелых, прогнивших сильнее разложившихся трупов стен, и фальшивок, считающих себя служителями правопорядка, что представляли на деле пустых лицемеров, до костного мозга поверивших в свою исключительную праведность, или червей, ищущих лакомый кусочек. Она. Он никогда не знал Ксюшу раньше – но после времени, проведённого с ней, у него возникло чувство, что её образ был с ним задолго до их настоящего знакомства. Этому не было объяснения – но оно и так казалось не нужным. Существовал лишь факт, лишь суть – они нашли друг друга. После встречи с ней всё стало другим. Пусть он потерял всё, что у него имелось – это не могло сравниться с её потерей. Вещи, которые ранее он собирал и тщательно оберегал вещи, которые обеспечивали ему спокойствие и помогали не потеряться во тьме, утратили прежнюю ценность. Тех источников его жизни не стало, а новый – Ксюшу – у него отняли. Но мысли о ней гниющие зомби в форме забрать не могли. Каждый день он вспоминал о ней, и гадал, где она сейчас может быть. Лишь бы только не с издателем. Не снова. То, что его Ксюша сопротивлялась, когда издатель утаскивал её от него, давало на это надежду. Почему он не достал его первым? Сразу, едва узнав, кто он такой? Пожалуй, в этом заключалась его самая большая ошибка. Ведь с тех пор, как он узнал о его существовании, он мечтал убить его. Он точно не запомнил имени, увиденного один раз на сайте издательства, и которое Ксюша во время болезни пыталась произнёсти в бреду. Гриша или Гоша – это не имело значения. Имело только желание найти издателя и вскрыть его истинную суть. Хотелось очистить его грудную клетку до самых костей, не давая ему потерять сознание от боли… О, он делал бы это достаточно долго. А помочь ему разделить участь поставил бы всю коррумпированную падаль в погонах, по вине которой он промахнулся и не смог убить врага, всего лишь ранив в плечо. Не смог использовать, возможно, единственный шанс на это.