Пролог — И сколько? Дородный мужчина, одетый в роскошный венетский халат, задумчиво почесал свою благообразную, окрашенную хной бороду и вновь принялся перебирать опаловые четки. — Мой наниматель щедр как никогда. Он готов заплатить… два кошеля золота. Его собеседник, дюжий лохматый мужик, одетый в не менее роскошный хитон и толстый плащ горгосской выделки, и то и другое изрядно засаленное, в свою очередь почесал бороду (правда, у него она была сизой и косматой) и задумчиво протянул: — Ну-у, а кого пришить-то надо? Венет на мгновение оставил четки в покое и, подавшись вперед, поманил собеседника толстыми, похожими на сосиски пальцами. Тот наклонился к нему и замер. Венет что-то прошептал ему на ухо. Косматый мужик отшатнулся и, вскочив на ноги, вдруг ухватил венета одной рукой за бороду, а другой занес над ним невесть откуда взявшийся нож. — Что?! АХ ТЫ ТВАРЬ!!! Венет, взвизгнув, опрокинулся на спину, болтая в воздухе толстыми ногами, обтянутыми по самые ляжки теплыми вязаными чулками. В этот момент гулко хлопнула тетива арбалета, косматый мужик вздрогнул и с глухим всхлипом повалился навзничь, не выпуская, однако, бороды и волоча за собой визжащего толстяка. Когда подбежавшие слуги разжали наконец стиснутые предсмертной судорогой пальцы и венет, ловя воздух широко разинутым ртом, снова занял свое место на расстеленном ковре, перед ним рухнул на колени чернокожий гигант. Арбалет в его руках казался чем-то вроде детской игрушки. Венет заглотнул побольше воздуха, оттолкнул слуг и принялся пинать чернокожего арбалетчика своими жирными ногами, захлебываясь криком: — Тварь… тварь… тварь! Этот урод меня чуть не убил! Я купил тебя, когда ты был черным шелудивым щенком, подарил тебе счастье немоты, кормил и одевал тебя, заплатил сумасшедшие деньги, чтобы тебя обучили искусному обращению с этим богомерзким оружием, а ты… — Он еще раз дернул ногой, намереваясь пнуть гиганта жестким, расшитым золотом и жемчугом носком мягкой туфли, но зловредная туфля внезапно соскользнула с его пухлой ступни, и венет ткнулся со всей силы в каменное плечо гиганта большим пальцем. Он со стоном повалился на спину, хватаясь руками за злосчастную ногу. — А-а-а… пойди прочь, а-а-а, как больно! Чернокожий гигант, который перенес экзекуцию без каких-либо видимых последствий, вскочил на ноги и, схватив арбалет, потрусил в сторону роскошного алого с золотом полога, в самой средине которого зияла дыра, оставленная арбалетным болтом. — У-и, нет, сын шакала, совсем уходи! Пошел на двор! Чернокожий вздрогнул, втянул голову в плечи (казалось, будь у него хвост, он бы непременно его поджал) и потащился к выходу. После того как гигантская понурая фигура исчезла за сомкнувшимися занавесями, венет еще какое-то время бушевал, опрокидывая легкую низкую мебель и пиная подушки. Но мало-помалу его возбуждение улеглось, и он, пару раз пнув здоровой ногой очередную подушку, обессиленно опустился на ковер, а затем и вовсе улегся, уютно устроившись средь мягких подушек в самой середине длинноворсового венетского ковра. Возлегши, венет еще несколько мгновений сердито хмурился, но затем скорбная складка на верхней части его упитанного лица (которую вряд ли можно было обозвать низменным словом «лоб») разгладилась, веки слегка смежились, превратив гневно блестящие выпученные глазные яблоки в маслянисто поблескивающие оливочки, венет умиротворенно вздохнул и с блаженной улыбкой шумно выпустил газы из предназначенного для этого богами места. — Исмил, эй, Исмил! Поди сюда. Занавеси, за которыми минуту назад скрылся изгнанный гигант, распахнулись, и в комнату, семеня, влетел карлик с лисьим лицом. Он ловко приземлился на подушки рядом с хозяином таким образом, что тому вполне могло показаться, будто слуга рухнул перед ним на колени, хотя на самом деле приземление было намного более плавным и мягким. — Слушаю, мой господин! — Макхум с тобой? Карлик тут же извлек из-под полы халата объемистую табакерку или, скорее, небольшую шкатулку с закругленными углами. Венет удовлетворенно крякнул, выудил из-за пазухи тонкую цепочку с ключиком, открыл маленький замочек и, запустив внутрь шкатулки свою пухлую длань, старательно набил ноздри мелким серым порошком. Втянув воздух, он на мгновение замер, затем разинул свой немаленький рот и… оглушительно чихнул, одновременно снова выпустив воздух длинной звучной руладой. — О-о-ф-ф, хор-р-рошо! Венет вытер рукавом выступившие от удовольствия слезы и, повернувшись к карлику, произнес: — Воистину, Исмил, макхум есть дар самого Фанера. Если бы не макхум, даже не представляю, как бы я смог выносить тупость людей! Подумать только, я предлагал этому уроду два кошеля, туго набитых полновесными золотыми монетами. А он… — Венет возмущенно вздернул бороду и закатил глаза. — Нет, положительно люди сошли с ума. Карлик кашлянул: — Дозволено ли мне будет говорить, о светоч моего сердца? Венет, собиравшийся сказать что-то еще очень значительное, поморщился и бросил недовольный взгляд на карлика, замершего в униженной позе. Однако в хитрых глазах слуги было нечто такое, что побудило хозяина высокомерно кивнуть: — Ну! — Мне кажется, мой господин, — вкрадчиво начал карлик, — нам следует подумать над тем, не стоит ли увеличить размер вознаграждения. Не зря же тот высокочтимый господин, который умолил вас взяться за это нелегкое дело, передал в вашу казну целых пятьдесят кошелей золота. И, насколько я, недостойный, сумел понять его речи, это было всего лишь первым взносом. Венет нахмурился: — Какой же ты болван, Исмил! Я как-никак понес страшные убытки, когда бросил свои дела и помчался выполнять просьбу уважаемого Гнерга. Даже сотня кошелей с золотом не сможет мне возместить все потери. Лишь из природного добросердечия и уважения к достойному Гнергу я согласился выполнить его просьбу. Это заявление, мягко говоря, не соответствовало истинному положению дел. Но Исмил прожил рядом с хозяином достаточно долго, чтобы понимать, что высказывать возражения (тем более ЕМУ) не имеет смысла. — К тому же, — продолжал между тем венет, — нет на свете человека, чья жизнь стоила бы больше двух кошелей золотых. Даже если это жизнь базиллисы… Часть I Черные тени за спиной 1 Сегодня Клунг поднялся еще затемно. Вообще-то он вставал рано всегда. Рабы-хермы, ухаживавшие за священным оазисом, и послушники, отряженные жрецом-распорядителем на скотные работы, частенько могли видеть, как сутулая, долговязая фигура Рта Сха, шаркая ногами, неторопливо ковыляет через темный колодец внутреннего двора, в который еще не проникли скудные лучи восходящего светила. Впрочем, в этом затерянном в песках огромном храме, скорее напоминавшем город, чем отдельное, хотя и очень большое здание, мало кто обращал внимание на что-то, не относящееся к его непосредственным обязанностям. Служение Сха, великому и мудрому Отцу-змее, не терпит суеты (как, впрочем, и нерасторопности тоже). Так что когда кто-то замечал согбенную фигуру в черном балахоне, то просто равнодушно отводил глаза. Все на этом свете одинаково ничтожно пред божественным ликом Сха. Что сам Рот Сха, что последний херм-золотарь. Их жизнь и смерть, страдание и благоденствие в Его руках. Как угадать, кто счастливее — блистательный фстрат, повелитель богатой провинции, или херм-лопата, если первый каждую ночь ворочается в своей роскошной постели, в страхе прислушиваясь, не раздастся ли под окнами топот копыт гонца, примчавшегося из сердца Хемта — великолепного Фивнесса — с намотанным на руку золоченым витым шнурком-удавкой, а второй, наломавшись за день и набив брюхо пареной перловой крупой с золой вместо соли, спит без задних ног на своей драной подстилке? Однако обычно ранний подъем Клунга был вызван тем, что его старые кости к утру начинали ныть, словно ощущая и здесь, в самом сердце иссохшей пустыни, неизбывную предутреннюю сырость, бывшую столь привычной в далекие времена его служения в Горном храме. Тот храм был вырублен в скальном массиве под водопадом. Столь необычное расположение было вызвано тем, что храм тот одновременно служил и местом, куда весь год, до прихода каравана из Фивнесса, свозилась добыча из окрестных золотых рудников. Так что сырости там хватало. И, судя по всему, за те пятнадцать лет, что он служил в Горном храме, она успела настолько пропитать все поры его тела, что теперь каждое утро, примерно за час до рассвета, он поднимался и, не вызывая послушника, собственноручно растапливал жаровню. А затем усаживался над углями, придвинув поближе распухшие от артрита колени и улавливая жар растопыренными пальцами. Но сегодня у Рта Сха была более веская причина подняться пораньше. Предстоял особенный день. Вчера приехали гости, которых он давно ждал. Они прибыли в храм еще днем, около полудня. Но долгое путешествие через пустыню утомительно даже для человека, привычного к местному климату. Что уж говорить о гостях, прибывших из такого далека. Поэтому Клунг не стал назначать встречу в день прибытия, а послал сообщение, что Рот Сха примет гостей завтра, сразу после утреннего Возглашения Величия. Так что нынешний утренний подъем не имел никакого отношения к ноющим суставам (во всяком случае, Клунгу очень хотелось так думать). Сегодняшнее утро Рта Сха началось с парной бани. Целый час он сидел в плотном кожаном мешке, в который по длинному медному колену поступал ароматный пар из котла, наполненного ключевой водой, редкими травами, толченым янтарем и серебряными монетами. После парной телом господина занялся толстый евнух с сильными руками. Когда он закончил, преподобный Клунг чувствовал себя словно петрушка в салате. Еще и от того количества оливкового масла, которое евнух-массажист не просто втер, а прямо-таки вбил в его кожу. Затем последовала маска из целебной глины, педикюр и облачение. Уже месяц как было объявлено, что в один из дней Перевала лета Рот Сха лично отслужит одно из Возглашений Величия Сха. Поэтому за глинобитными внешними стенами Храма вот уже полторы луны скапливались паломники. К настоящему моменту в палаточном лагере их уже было более восьми тысяч душ. А вчера утром, когда высланный навстречу гостям разъезд храмовой стражи принес весть, что к полудню гости достигнут пределов Храма, Старшим глашатаем было объявлено, что Рот Сха избрал для личной службы следующее утреннее Возглашение. Когда Хранитель облачений опустил на чело Клунга массивный золотой обруч с изображением вздыбленного Отца надо лбом, Рот Сха повернулся к полированной бронзовой пластине вделанной в стену рядом с аркой двери, окинул себя придирчивым взглядом и удовлетворенно кивнул. Парадное облачение Рта Сха весило в общей сложности почти сорок стоунов, и вынести в нем трехчасовую службу было бы нелегкой задачей даже для молодого и здорового человека. Но Клунгу было важно показать гостям, что он еще вполне в силе. Просто высокий пост, для того чтобы вести разговор на равных (а именно так он и собирался вести разговор), в его глазах ничего не значил. Необходимо было и виртуозное владение искусством интриги (без чего, как все понимали, невозможно было подняться до столь высокого поста в иерархии Сха), и достаточное физическое здоровье. Поскольку затеваемая интрига, с одной стороны, должна была занять довольно длительное время, а с другой — иметь крайне ограниченный круг посвященных, обе стороны должны были иметь основания надеяться, что влияние случайностей, связанных со здоровьем этих посвященных, будет сведено к минимуму. И сейчас, после столь длительной и сложной подготовки, Клунг чувствовал себя в силах провести утреннее Возглашение таким образом, чтобы у гостей (которые, естественно, были приглашены на службу) не осталось никаких сомнений в его отличных физических кондициях. Жрец еще раз придирчиво окинул взглядом свое отражение и величественно кивнул. Старший распорядитель, уже половину боя переминавшийся с ноги на ногу в проеме двери, торопливо обернулся и махнул церемониальным платком. По этому знаку на хорах Храма гулко заревели рога, а церемониальные служки загремели трещотками, этим божественным звуком возглашая появление пусть и не самого Отца (он-то, наверное, смог бы объявить о себе и без помощи погремушек, вытесанных из благородного нефрита), но уж во всяком случае лица, ближайшего к Нему. Рот Сха выждал еще мгновение и шагнул вперед, совершенно не почувствовав своих больных суставов. Да, пожалуй, несмотря на тщательно культивируемую среди иерархов и послушников легенду о скромности и безыскусности жития Рта Сха стоит подумать над тем, чтобы почаще отдавать свое тело в умелые руки этого евнуха… Трапезу накрыли в Приделе водяных змей. Гостей провели северной колоннадой, а сам Клунг, сбросив тяжкое облачение, к концу службы уже ощутимо клонившее его к земле, и совершив скорое омовение, добрался до Придела по подземной галерее. Он должен был появиться перед гостями уже умытый и по-прежнему свежий, запоздав лишь слегка и продемонстрировав тем самым, что долгая трехчасовая служба не слишком его утомила. Когда он неторопливым, но по-молодому упругим (несмотря на гудящие ноги) шагом вошел в Придел, гости еще омывали руки в поднесенных каждому из них золоченых чашах с водой, ароматизированной мускусной эссенцией. Клунг поднял обе руки в традиционном приветствии, характерном для местности, из которой прибыли гости, а те склонили головы, прижав обе ладони к левой стороне груди, как это было принято среди народа Хемта. Клунг помедлил мгновение и заговорил торжественным голосом: — Я рад, что вы откликнулись на мое приглашение и доставили себе труд совершить столь долгое и многотрудное путешествие, дабы выслушать мои скромные предложения. Старший из присутствующих согласно наклонил голову. — Мы счастливы видеть и внимать Рту Сха, известному своей мудростью далеко за пределами Хемта. Оба едва заметно скривили губы в намеке на улыбку, как бы показывая, что воспринимают эти фразы всего лишь как формальность, пусть и обязательную. После чего Клунг сделал радушный жест в сторону накрытого стола и, сделав шаг вперед, опустил свой сухопарый зад на приготовленное для него место… Первые полчаса беседа вертелась вокруг довольно безобидных тем. Младший из гостей оказался неплохим знатоком фалеристики. Так что жрец получил немалое удовольствие, подробно обсудив с ним тонкости изменений в изображении грифа на нагрудной бляхе горгосского центора от эпохи Гнарга I до падения Горгоса. Впрочем, Клунгу было понятно, что подобный выбор сопровождающего в первую очередь имел целью показать ему, что, несмотря на тяжкие удары, полученные Орденом от Измененного, его силы и умения отнюдь не утеряны… Спустя полтора часа, когда гости отдали должное изысканным блюдам и слуги, внеся кувшины с легким вином и подносы со сладостями, наконец оставили их одних, жрец решил, что настало время для серьезного разговора. — Не соблаговолит ли мой уважаемый гость сообщить мне, что думают в Ордене по поводу Корпусных школ? Губы старшего из гостей тронула легкая улыбка. — Мы предполагали, что ваша обеспокоенность вызвана в основном деятельностью Измененного именно в этом направлении. Поэтому я готов со всей ответственностью заявить, что Орден полностью разделяет вашу тревогу. — Гость сделал паузу, многозначительно глядя на собеседника. — Семнадцать лет назад, когда Измененный только разворачивал свою деятельность в этом направлении, мы уже пытались обратить внимание многих на всю опасность его попыток, но нас мало кто послушал. И вот время показало, что наши предостережения имели достаточные основания. Клунг согласно наклонил голову: — Да, вы правы. Многие совершили эту ошибку. Я и сам тогда не был склонен придавать слишком большое значение этому требованию Измененного. Конечно, в то время от меня мало что зависело, но, должен признать, позиция нашего прежнего Верховного, считавшего эту уступку неожиданно легким способом избежать вторжения Корпуса, полностью соответствовала моему пониманию ситуации. Гость кивнул уважительно-понимающе, как бы показывая, что оценил откровенность собеседника. — Увы, в то время подобной позиции придерживалось большинство из тех, к кому мы обратились за поддержкой. Но сейчас, я думаю, вам стало более понятно наше стремление ограничить распространение того, что мы называем «грязным знанием». Клунг с трудом сдержал ехидную усмешку. Ну конечно, вот только если бы Орден еще не присвоил себе право самолично определять, что причислять к «грязному знанию», а что нет. Один из его предшественников на посту Рта Сха был удушен убийцами Ордена именно за покровительство тому, что Орден посчитал «грязным знанием». И если бы те времена благодаря Измененному (вот ведь какой парадокс) не канули в прошлое, никому в Ордене не пришло бы в голову отправлять в Храм представительную делегацию по первому же зову Клунга. Поэтому жрец не удержался от легкой шпильки: — Увы, тогда еще мы были не столь полно знакомы с опытом и мудростью Ордена, как, скажем, жрецы Магр… Гость усмехнулся, показав, что намек понят, а хозяин между тем продолжал: — Так вот, сегодня мы вынуждены признать, что предостережения Ордена по поводу Корпусных школ имели под собой все основания. И в настоящее время мы полностью разделяем мнение Ордена, что с этими школами надо что-то делать. — Тут Клунг дал волю эмоциям: — Эти мерзкие гнездовья греха и вольномыслия растлевают неокрепшие детские души, отвращают наследников самых влиятельных родов от веры и благолепия предков, сеют смуту в молодых умах. Ни одно вражеское войско не смогло бы нанести большего вреда нашему народу, чем эти… эти… — Рот Сха задохнулся от возмущения и умолк. На некоторое время в зале воцарилась напряженная тишина, рот Сха был занят тем, что приводил в порядок свое возбужденное дыхание и мысли, а гости просто держали паузу. Наконец Клунгу удалось с собой справиться и его лицо вновь приняло невозмутимое выражение. Старший их гостей взял бокал с вином, неторопливо сделал большой глоток и, повернувшись к жрецу, вкрадчиво произнес: — Что ж, я рад, что теперь наши позиции совпадают. Однако мне бы хотелось услышать, чем, по вашему мнению, Орден может помочь вам в решении столь благородной задачи. По-моему, у высших иерархов Сха есть все необходимые силы и авторитет для того, чтобы полностью выжечь скверну в землях, подвластных руке Сха. Клунг чуть вздернул верхнюю губу (мысленно кляня себя за нервный срыв, который изрядно подпортил его реноме в глазах гостей) и степенно ответил: — Это так. Более того, что касается опасности, которую представляют Корпусные школы для нашего народа, то тут мы единодушны как никогда. Но, — тут он позволил себе слегка опустить уголки губ в намеке на горестную улыбку, — причина, по которой прежний Верховный жрец согласился с требованиями нечестивого Грона (это имя он произнес так, словно выплюнул), никуда не исчезла. Поэтому, если мы попытаемся очистить нашу землю от этой скверны, последствия сего угодного богам поступка будут ужасающими. Гость понимающе кивнул. За прошедшее время слава Корпуса достигла самых дальних уголков Ооконы. Его тяжелые мечи и длинные пики успели испробовать на прочность щиты армий всех племен и народов, о которых было известно географам Ооконы, да в придачу еще и доброй сотни тех, о существовании которых они прежде и не подозревали. И всем было памятно то, что сделал Корпус с Ситаккой, жители которой, подстрекаемые местными жрецами, разгромили две из трех Корпусных школ, находившихся на острове. — Что ж, я вполне разделяю ваши опасения. Но мне пока сложно догадаться, каким образом Орден может помочь вам решить эту проблему. Уголки губ Клунга дернулись в легкой иронической улыбке: — У Ордена есть возможности это сделать. Достаточно вспомнить, что в рядах этого нечестивого воинства всего лишь около пятидесяти тысяч копий. И если, скажем, бунты черни, подобные тому, что произошел на Ситакке, вспыхнут сразу в нескольких местах, то у Корпуса просто не хватит сил… — Клунг замолчал, однако его красноречивый взгляд показал старшему из гостей, что он мог бы продолжать, но из уважения к присутствующим ограничится многозначительным молчанием.