Грон сидел у камина, протянув ноги к огню. Комнатка была маленькой, и камин занимал большую ее часть. Еще в комнатке был большой сундук, на котором была устроена лежанка, стол со стоящим на нем массивным подсвечником, полка, заваленная свитками, и кресло, в котором как раз и сидел Грон. На лежанке валялась пара изрядно потертых медвежьих шкур, еще одна шкура занавешивала входную дверь, а вторая дверь, более массивная и, судя по цвету плах, прорубленная гораздо позже, чем входная, не была завешена ничем. Огонь в камине уже почти потух, и только редкие дрожащие язычки, лениво облизывавшие лиловые угли, бросали на лицо сидящего багровые отблески. Грон не отрываясь смотрел на огонь. В этот момент входная дверь со скрипом распахнулась и в комнатушку, откинув медвежью шкуру, с шумом ввалился ее хозяин, щуплый мужичонка. Грон окинул вошедшего ироническим взглядом, наклонился вперед, взял кочергу и, пошуровав ею, другой рукой подкинул в камин пару полешков. Огню это понравилось, и он, с минуту потужась, загорелся веселее. — Ну как, много насобирал? Мужичок разинул рот, собираясь, судя по всему, произнести что-то сердитое, но… чихнул. Как видно, подобное развитие ситуации ему крайне не понравилось, потому что он сердито насупился, молча скинул насквозь промокший плащ и, с трудом дотянувшись до деревянной перекладины сушилки, укрепленной на стене у левой стенки камина, натянул на нее плащ. И только после этого сварливо проворчал: — Почему твои сержанты такие зануды? Грон усмехнулся: — Прости, но это основной критерий, по которому я отбираю сержантов. Понимаешь, сержант может быть умным или глупым, сильным или слабым, храбрым или трусливым — это уж как повезет, но он должен быть абсолютным занудой. Иначе это не сержант, а… недоразумение. — Надо же, а я-то считал, что у тебя в Корпусе не так уж много слабых, тупых и трусливых. Во всяком случае, гораздо меньше, чем в армии венетского царя или Верховного жреца Хемта. Грон кивнул: — Да, это так. Но только потому, что я выбираю самых сильных, толковых и смелых зануд. НЕ зануда не может стать хорошим сержантом. Бойцом — возможно, офицером — не исключено, певцом, ученым, архитектором — вполне вероятно, но сержантом… — Грон замолчал. Хозяин комнаты совершенно не ожидал столь подробного развития этой темы, и потому речь гостя слегка выбила его из колеи. Он задумчиво потерся щекой о плечо и, наклонившись над камином, протянул к огню озябшие ладони. Постояв так несколько минут, он тихо заговорил: — Ты умеешь очень хорошо управлять людьми, Грон, как это говорят, дергать их за ниточки… лучше всех, кого я знал в своей жизни. И я не вижу ни одного, кто мог бы тебя заменить… Ты твердо решил уйти? Грон повернул голову и посмотрел в лицо собеседнику, которое в причудливой игре бликов было похоже на ритуальную маску какого-нибудь черного колдуна диких народов, по слухам обитающих далеко на юге Хемта. — Да. Его собеседник поежился и, хотя разгоревшийся камин дышал жаром, поплотнее закутался в накидку, скрывавшую его тщедушное тело от подбородка до самых пяток. — Я не понимаю… Ты всегда был для меня загадкой, Грон. Ты мог бы завоевать весь мир… Как военной силе Корпусу до сих пор нет равных. А уж после уничтожения Горгоса у тебя в руках была армия, способная пройти сквозь всю Оокону, как горячий нож сквозь масло. Все, все лежали бы у твоих ног — и венеты, и Хемт, и остальные страны и народы… Почему? Грон пожал плечами: — А зачем? Вот твой Орден когда-то добился всего того, что ты предлагаешь мне. И что? — Они властвовали над этим миром пятьдесят тысяч лет! Во вселенной не было владык могущественнее, чем они. Грон усмехнулся: — А сами при этом были слугами безмозглого устройства типа колодезного ворота. Его собеседник, когда-то носивший имя брата Эвера из Тамариса, досадливо дернулся: — Я уже слышал это твою тупую аналогию. Грон ухмыльнулся: — Согласен, аналогия не слишком изящная. Все дело в том, что она правильная. Понимаешь, несмотря на все наши беседы, ты все еще продолжаешь считать, что Творец всего лишь некий посредник между Посвященными и богами. А это не так… — Чушь! Ну как ты не понимаешь? Хранитель Творца не раз обращался к нему за советом либо предсказанием, и Творец всегда, понимаешь, ВСЕГДА оказывался прав. — И в моем случае тоже? — Да! Представь себе. Вспомни Книгу Мира Тридцать третьей Эпохи! Он еще семнадцать Эпох назад предсказал, что появится Измененный, который сможет временно прервать череду Эпох. Но в этом предсказании было сказано, что спустя некоторое время Орден сумеет вновь вернуть ситуацию под свой контроль. Грон поморщился: — Слушай, ты же сам заметил, что эта приписка сделана совершенно другими чернилами и явно другой рукой. Так что, скорее всего, она была сделана позже. Каким-нибудь дальновидным Хранителем. Для того чтобы у грядущих поколений Посвященных не возникло сомнений в незыблемости существующего порядка. — Но даже если это и так, все равно ты не сможешь отрицать, что Творец предвидел твое появление! Грон вздохнул: — О боги, ну сколько тебе можно объяснять, что даже в мое время существовали механизмы и устройства, способные одновременно хранить, обрабатывать и выдавать объем информации, равный, скажем, десятку тысяч книг, и при этом основным своим предназначением они имели рутинную работу типа той, что исполняет писец или раб, зажигающий свечи. Они назывались компьютерами, и в моем мире их было как грязи. А Творца явно создал кто-то более знающий, чем самые крутые умники из моего времени. И чтобы сделать ТАКОЕ предсказание, достаточно только заложить в него возможность статистической обработки материала. В моем мире один шутник доказал, что если… м-м, тупому и безграмотному рабу дать перо и предоставить бесконечное количество времени, то рано или поздно он напишет все философские трактаты, которые только смогли напридумывать мудрецы. Это — статистика. — Грон на мгновение замолчал и добавил убедительным тоном: — Поверь, Я — был в контакте с Творцом и ТОЧНО ЗНАЮ, что это всего лишь тупой исполнительный механизм. В комнате воцарилась напряженная тишина, которую нарушил тот, кого когда-то звали Эвером. — Тогда почему ты все-таки не стал владыкой мира? — тихо спросил он. Грон ответил не сразу. Он снова пошуровал кочергой, подкинул в камин еще пару поленьев, откинулся на спинку кресла, жалобно заскрипевшего под его тяжестью, и лишь после этого повернулся к собеседнику: — Понимаешь, я никогда не испытывал желания, как бы это сказать, забраться на самую вершину. Для этого надо быть человеком совершенно особого склада, основным отличительным признаком которого является непомерное властолюбие. А я всегда считал таких убогими. Если бы Орден не пытался с таким маниакальным упорством отделить мою голову от тела, я бы, скорее всего, прожил тихую, спокойную жизнь торговца лошадьми и мирно кончил бы свои дни в собственной постели в кругу семьи. Карлик скептически скривил губы, явно собираясь возразить, но Грон не дал ему открыть рот: — Да нет, не надо меня ловить. У меня ДЕЙСТВИТЕЛЬНО довольно много власти. Но ее ровно столько, сколько мне надо для того, чтобы я мог делать то, что считаю нужным. И… довольно. Его собеседник поджал губы. — Распространять «грязное знание»? Грон усмехнулся: — И это тоже. Но это, как ты его называешь, «грязное знание» не самоцель, а всего лишь средство. В частности, для того чтобы удержать ту толику власти, которая мне нужна. Карлик хмыкнул: — Толику? Грон никак не отреагировал на выпад, поэтому его собеседник продолжил: — Для того чтобы удержать твою ТОЛИКУ власти, тебе достаточно было бы всего лишь прекратить увольнять бойцов из Корпуса по окончании пятилетнего срока их службы. Грон покачал головой: — Ты совершаешь общую ошибку. — То есть? — Ты продолжаешь воспринимать Корпус всего лишь как мощную военную силу. — А это не так? — Совершенно не так. — Грон покачал головой, словно колеблясь, стоит ли продолжать эту тему, но ему было известно, что сидевший напротив него человек вот уже десять лет как пишет новую Книгу Мира. Книгу Мира этой Эпохи, ставшей самой длительной Эпохой за все время существования этого мира. — Понимаешь, я никогда не разделял мистически-дебильного отвращения Ордена к любому новому знанию. В конце концов этот подход Орден и погубил. Вы торчали на самой большой технологической вершине этого мира, умея то, что всем остальным казалось чудом, и считали свое положение незыблемым. Но тут пришел НЕКТО, у которого оказались СВОИ технологии, другие, но, как оказалось, вполне адекватные вашим, и… результат известен. Но я вполне принимаю постулат о том, что знание может быть опасным. Причем ЛЮБОЕ, в том числе и «дозволенное». Если окажется в поганых руках. И Орден этому самое яркое подтверждение. Поэтому я постарался принять меры для того, чтобы в Ооконе появились люди, которым можно доверить это самое знание. — Грон глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. — Корпус, несомненно являясь мощной военной силой, давно уже не является только ею. Вернее, он никогда только ею и не являлся. Иначе зачем я заставляю бойцов учиться чтению, письму и счету и таскаться в школу все пять лет службы? По сути дела, за последние десять лет Корпус сам превратился в огромную школу. Или скорее в кузницу. Где выковываются новые люди. Те, кто, как я надеюсь, сумеет не только воспринять новые знания, но и ПРАВИЛЬНО ими воспользоваться. Именно в этом и состоит предназначение Корпуса. А то воинское соединение, которое называют Корпусом… Ничто не вечно. Рано или поздно Корпус падет так же, как пал и Орден. Придет новый враг, более сильный, обладающий лучшим оружием или более многочисленный. А может, переродится сам Корпус и его генералы передерутся между собой. Но те, кого воспитал МОЙ Корпус, останутся. И то, что я и Корпус вкладываем в них сейчас — представления о чести, о достоинстве, о том, что должно делать настоящему мужчине, как правильно жить и правильно умереть, — станет, да нет, уже стало образом жизни многих. И это сохранится в их семьях, станет уже СЕМЕЙНОЙ традицией. А это значит, что настоящий, мой, Корпус не исчезнет. Несмотря на то что, возможно, когда-то в будущем это название кто-то будет произносить с ненавистью и отвращением. И это самое драгоценное наследство, которое я могу оставить своим детям. — Грон замолчал, уставившись на огонь. Карлик некоторое время молчал, изумленно глядя на своего собеседника, потом тихо произнес: — Ты снова удивил меня, Великий Грон. Я никогда не заглядывал так далеко. Грон вздохнул: — Вот поэтому я и ухожу с поста Командора… Карлик подождал немного, не последует ли разъяснений, но его собеседник молчал, поэтому он заговорил сам: — Но я не вижу в этом смысла. Разве не более разумно было бы вести ТВОЙ Корпус верной дорогой до самой твоей смерти? Грон криво усмехнулся: — И ввергнуть его в свару после? Корпусу надо выстроить систему преемственности высшего командования. И устранить или хотя бы изрядно затруднить будущие попытки избавиться от «обузы» в виде Корпусных школ. — Именно поэтому ты и выбрал для себя должность инспектора Корпусных школ? Грон хмыкнул: — Ну… не совсем только из-за этого. Просто твои бывшие друзья оказались гораздо более многочисленными, чем мы раньше предполагали. И, по-видимому, те экземпляры Книг Мира, которые попали нам в руки, были отнюдь не единственными. И во всех копиях точно те же фразы насчет меня и возрождения Творца, которые ты тут цитировал. Так что я прогнозирую новую вспышку борьбы с «грязным знанием». Карлик понимающе ухмыльнулся: — И ты опять решил размять косточки? На серьезном лице Грона не дрогнул ни один мускул. — Не только, — сказал он. — Я решил принять меры, чтобы предварить тот крайне маловероятный случай, что обе половины этой написанной разным почерком фразы окажутся одинаково верными… 6 Грон въехал в Эллор поздно вечером. Причем снова, как и много лет назад, с приключениями. Он, как обычно, оставил конвойный десяток на последней перед Эллором заставе, изрядно разросшейся за последние годы и представлявшей собой теперь целую деревню или, вернее, торговый поселок. Над поселком возвышалась громада башни базовой станции гелиографа с тремя полными сменами сигнальщиков. Именно здесь сходилось аж пять линий гелиосвязи, самая протяженная из которых начиналась от Герлена. В поселок Грон прибыл в обед. Комендант, уже вторую четверть специально загонявший на верхнюю площадку дополнительный наряд сигнальщиков, дабы не пропустить давно ожидаемого прибытия Великого Грона, встретил его еще в воротах и, браво доложившись (что вкупе с его солидным брюшком смотрелось довольно потешно), сопроводил важного гостя в свой кабинет. Грон на правах старшего уселся в уютное, слегка продавленное комендантское кресло (и как это так получается, что кресла становятся уютными, лишь когда хоть немного продавливаются) и принялся расспрашивать хозяина кабинета о последних новостях. У дородного коменданта был не слишком бравый и боевой вид, свидетельствовавший о подверженности греху чревоугодия и лени, но при всем при этом он обладал одним ценным качеством. Он хорошо умел слушать и запоминать. И Грон держал его на этом посту именно потому, что, обладая финансовыми и кадровыми возможностями, которые не шли ни в какое сравнение с теми, что имел Слуй, он тем не менее умудрялся выдавать на-гора совершенно невероятный объем информации. Грон даже как-то однажды, улучив момент, спросил у слегка захмелевшего коменданта: — И как ты все это разузнал?