– Да… Я по-прежнему не понимала, к чему она клонит. – Значит, с тобой ему поговорить не удалось. Во сколько это было? – Вечером, около шести. – И куда он, по-твоему, направился? – Саша смотрела на меня так, словно у нее имелись все ответы. – Ну же, соображай! – Куда угодно! В кино, в магазин, домой, в пивную… – Он же не баба, зачем ему шопинг. А в кино – дорого. Вот его маршрут… – Она провела пальцем по зеленой линии. – До метро, на метро пять остановок – и пешком до своего квартала. – Тут час ходьбы! – Двадцать минут быстрым шагом. – Саша увеличила карту. – Через лесопарк. Давай, собирайся. Глянем своими глазами… Я не задумывалась над тем, что мы делаем. Надо идти? Я пойду. Надо смотреть по сторонам? Буду смотреть. Тело двигалось независимо от моей воли, а я изучала себя со стороны: вот я еду в метро рядом с Сашей, которая в своей бейсболке выглядит как хорошенький мальчишка, похожий на девочку; эскалатор везет нас вверх; мы входим в парк. Я фиксировала реальность, но не могла вместить ее в сознание. Антон женился на мне ради наследства. Он собирался меня убить. И когда он варил мне морс, и когда мы заказывали пиццу, и когда выбирали породу кота, и когда наши руки сплетались по ночам, – все это время он знал, что убьет меня. Жалел ли он меня? Или наша совместная жизнь была для него чем-то вроде долгой нудной работы? Три года вахты – зато потом заслуженный отдых. – Здесь Беспалов, вероятно, свернул с дороги, – сказала Санька, остановившись перед тропой, уводившей в смешанный лес. – Откуда ты знаешь? – Это короткий путь. Видишь? Главная дорога дает кругаля. Она снова сунула мне под нос карту. «Главная дорога дает кругаля…» Смешное выражение. – Ты с ним из одного города? – неожиданно сообразила я. – Ага. Из Искитима. – И как там? – спросила я. Самое время для светской беседы. Саша усмехнулась. – Снизу яма, сверху дым – это город Искитим. Мужу твоему там не нравилось. Он вышел из тюряги, подлечился, зубы новые вставил – и свалил. А предки его живут – и ничего. Полугород-полудеревня. Вернее, недо. Когда-то мрамор у нас добывали, теперь уже нет. От цементного завода воздух загрязненный. Что еще? Печенье у нас вкусное. В Берди хорошая рыбалка. Я покосилась на нее. При мне Саша еще ни разу не говорила так много. Ожесточенное выражение исчезло с ее лица. Она рассказывала про Искитим с насмешливой нежностью. – А где сейчас твои родители? – Мне хотелось задержать эту интонацию, послушать еще. Но она снова будто оцепенела: – Без понятия. Может, сдохли… Хотя вряд ли. Такие долго живут. Мы шли бок о бок среди деревьев по сухой тропе. Вокруг не было ни души. – Много денег бабка тебе оставит? – спросила Саша. – Когда-то это была стоимость трехкомнатной квартиры в хорошем районе. Сейчас уже больше. Я не знаю, много это или мало. Она взглянула на меня с недоверчивой усмешкой: – Для простого парняги из Искитима? Вчерашнего зэка? Для которого потолок – это конура на выселках с ипотечной кабалой на двадцать лет? Вообще-то дофига! Сама, что ли, не понимаешь? Я не понимала. До сегодняшнего утра мне не приходило в голову, что для кого-то я – богачка. – А вдруг я не написала бы на Антона завещание? – Написала бы, – отрезала Саша. Оставалось лишь молча признать, что она права. Была ли я без памяти влюблена в Антона? Нет. Моя любовь была как отраженный свет. Чем больше он доказывал, что любит меня, тем сильнее я привязывалась к нему. В детстве на меня мало обращали внимания, даже когда я в этом нуждалась; я выросла в убеждении, что внимание и есть эквивалент любви. Антон не сводил с меня глаз. Он уверил меня, что полюбил с первого взгляда, – и этого было достаточно, чтобы я чувствовала себя в безопасности. Похоже, вся моя жизнь – набор заблуждений. Тропа вывела на крутой склон. Внизу, в двадцати шагах, среди кустарников и травы была едва различима серенькая, как мышиный хвост, быстрая живая речушка. Саша полезла вниз. Цепляясь за кусты, я последовала за ней. Мы спускались по склону, из-под ног у нас осыпалась земля. Склон казался таким крутым, будто его срезали заступом. – Вон там! – Саша указала на груду веток у реки. Кусты резко выдергивают ветки из моей ладони. Пахнет сырой землей. В небо уходят стволы. Даже птицы притихли, глядя, как мы ползем. Я все-таки съехала на заднице и оказалась одной ногой в реке. Кроссовка наполнилась водой. Ковыляя, приблизилась к куче. Кто-то наломал ветки и небрежно набросал друг на друга. Листья превратились в вялые тряпочки. К тому же от них нехорошо пахло. А потом я увидела знакомую трикотажную кофту. – В реку блевать! – шепотом рявкнула Саша. Я склонилась над водой. Господи, вот откуда запах… – Не вздумай здесь следов наоставлять, – тихо и грозно предупредила она. – Тошнит тебя? Я помотала головой: – Нечем… Саша расшвыряла ветки. Григорий лежал под ними лицом вниз. Вокруг копошились насекомые. Мне снова стало дурно. – Ножом пырнул, – сказала Саша. Она сосредоточенно осматривала труп. Словно продавщица в отделе одежды, прикидывающая, как ловчее одеть манекен. – Блин, он уже крепко пованивает… Дай платок! Из кармана джинсов убитого Григория Саша вытащила зажигалку – серебристый квадрат размером с половину моей ладони. Протянула мне: – Спрячь! Все, почапали отсюда, живо. Когда мы вышли в цивилизованную часть парка, я повалилась на скамейку и стянула мокрую кроссовку и носок. Зажигалка оттягивала карман. Саша закурила, протянула мне пачку. – Бедный мужик. Его, наверное, никто не хватился. Я выкурила две сигареты, прежде чем у меня включились мозги. – Мы не можем его там оставить, – сказала я, сама не узнавая свой осипший голос. Я думала, Саша начнет возражать. Осадит меня, высмеет. – Что ты, какое оставить… – Она потерла лоб. – Живой человек, а брошен, как бродячая собака. Я хотела сказать, что не живой, а мертвый, но промолчала. – Хороший был мужик. Пытался что-то сделать, предупредить тебя… Видать, понимал, на что способен его племянничек. Блин, как жалко! – Ты знала, что мы его тут найдем. – Я не спрашивала, а констатировала факт. – Ну, не то чтобы знала… Особо вариантов не было. Или тут, или в квартире. Олег сразу шел его убивать. Потому и телефон тебе отдал. – Саша покосилась на меня и пояснила: – Чтобы потом не засекли, как два телефона сошлись в одной точке. – А так можно? – Ну, вряд ли убийство Беспалова будут прямо уж всерьез расследовать. Решат, что это ограбление, повесят на какого-нибудь нарика. Но Олег перестраховался. У Беспалова три ножевых. Бил в печень, ты заметила? Я покачала головой. – Догнал и сзади ударил. Свалил тело под откос и веточками прикрыл. Его бы и без нас нашли дня через два-три… – А как же кровь? На одежде Антона должны остаться следы… Саша пожала плечами: – Застирал с пятновыводителем. И высушил на моей сушилке. А ночью напился, и утром я жалела его: переживал за меня, бедный! Не за меня он переживал, а за себя: что найдут и опознают.