— Почему ты так решил? — удивился шут. — А как? Драться ты не умеешь, трансформироваться без посторонней помощи не можешь, оружия у тебя нет, да и трус ты порядочный, извини, конечно, но это правда. И что ты будешь делать, если на вас вдруг нападут на улице? Отшучиваться? — Ага, — усмехнулся Жак. — Есть у меня в запасе пара фокусов, только я тебе рассказывать не буду, а то вдруг ты когда-нибудь и сам решишь на меня напасть. — Это шутка? — нахмурился мистралиец. — Конечно. Я просто вообще об этом не распространяюсь. Я еще чуть-чуть алхимик и немного магией балуюсь, так что в случае чего не пропаду. — Даже так? — удивился Диего, присаживаясь к столу. — Ты еще и колдовать умеешь? И насколько хорошо? — Да не особенно, — неохотно признался Жак. — И тоже только с посторонней помощью, так что маг из меня получается не ахти какой. — А вор из тебя был какой? Застигнутый врасплох шут вздрогнул и уронил пепел с сигареты в чашку. — Вор? — Ты ведь раньше был вором, я правильно догадался? И почему бросил? А ведь должен быть неплохим вором, с такой-то Тенью. На чем специализировался? — На информации, — уклончиво ответил Жак. — Но вор из меня как раз был никудышный, потому что я, как ты верно заметил, порядочный трус. Влип я однажды, натерпелся страху, и бросил после этого. — И с тех пор ты так боишься мистралийцев? — Какой же ты любопытный! Раз уж тебе так хочется знать о моем воровском прошлом, ответь мне на один вопрос, и тогда я тебе тоже отвечу. Кем ты был прежде, чем стать воином? — Кем бы я ни был, я им больше не буду, — помрачнел Диего. — И не спрашивай. А то я сразу очень хорошо вспоминаю, что такое отчаяние. Жак невесело усмехнулся и принялся вылавливать пепел из чашки. — Неудивительно, что Элмар нашел в тебе такого внимательного слушателя. — А тебе он тоже об этом рассказывал? — Мне? Зачем? Все, что творилось с Элмаром, я наблюдал своими глазами. Его отчаяние и его безумие. У него ведь на этой почве блюдце полетело по-серьезному, не знаю, сознает ли он это сам, но со стороны было очень заметно. Он зациклился на одной мысли, и она у него дошла до мании. До самой настоящей мании, видимой невооруженным глазом. И я более чем уверен, то слово, что Элмар дал королю, он фиг бы сдержал. — Жак раздавил в пепельнице окурок и добавил: — И, между прочим, если б король когда-либо допился до того, чтобы рассказывать, что такое отчаяние, он мог бы рассказать не менее трагичную и душераздирающую историю. О том, как у тебя на глазах сходит с ума твой лучший друг и самый близкий человек, а ты ничего не можешь с этим поделать и не в силах ему ничем помочь. Бедный король за те три луны чуть сам умом не тронулся, просто никто этого не знает, кроме меня… и, может быть, мэтра Истрана, он всегда все знает, даже если ему не говорят. Кстати, готов поспорить, что Элмар никогда не задумывался о том, что пережил за это время его несчастный кузен. — Ну почему же! — не выдержала Ольга. — Может, не совсем об этом, но очень даже задумывался. Элмар до сих пор благодарен королю за то, что не позволил ему умереть. — А что, он и тебе об этом по пьяни рассказывал? — поинтересовался Жак. — Не рассказывал, и не по пьяни. Он был совершенно трезвый, и на своем личном примере объяснял, как нельзя поступать. Ну, тогда, помнишь, когда вы все мне это объясняли в меру своих возможностей. У него, кстати, получилось лучше всех. Нагляднее, эффектнее и тактичнее. А подробности этой истории мне рассказала Азиль. Еще в самом начале нашего знакомства, когда я спросила, почему Элмар не любит разговоров о своих подвигах. Жак допил свой кофе и встал из-за стола: — Ладно, ребята, хорошо тут с вами, весело, но пойду я, пожалуй. А вы ведите себя подобающим образом, не пугайте соседей и не ломайте мебель. — Тебе назло устроим песни с плясками и что-нибудь сломаем, — мрачно проворчал Диего. — Например, шкаф. — Вообще-то я имел в виду кровать, — засмеялся шут. — А я большой затейник, — так же мрачно ответил кабальеро и, тоже поднявшись из-за стола, направился в комнату. — Что-то он сегодня не в духе, — заметила Ольга, когда Кантор скрылся за дверью. — Жак, ты не знаешь, зачем Мафей хотел с ним пообщаться? Может, это он его чем-то расстроил? — Да вряд ли, — ответил Жак. — Скорее всего, просто обиделся на меня за то, что я тебя так нагло сватал… Эх, ваше величество, лопух вы лопух… Меньше надо было слушать свои средневековые предрассудки, и не пришлось бы теперь себе голову морочить. — Жак, да успокойся ты! — осадила его девушка, провожая до дверей. — Не пошла бы я замуж! Незадачливый сват хитро усмехнулся: — Если б влюбилась — пошла бы. А если бы его величество не развешивал уши и не жевал сопли, то влюбилась бы как миленькая. Потому как у меня есть сильное подозрение, что ты бы влюбилась в первого же мужика, который тебя трахнул. — Пошляк! — рассердилась Ольга. — Хам, сводник и трепло! И хвастун к тому же. Магией он балуется! Врать-то зачем было? — Чтобы отстал, — шепотом пояснил «сводник и трепло», надевая куртку и берет. — Ну зачем ты вслух, он же все слышит. — Ой, — девушка спохватилась и перешла на шепот, — я постоянно забываю. Жак, а в самом деле, что ты будешь делать, если на вас нападет кто-нибудь? Или ты просто надеешься своим присутствием их напугать? — Моим присутствием фиг кого напугаешь, — улыбнулся Жак. — У меня шокер есть. По-твоему, я должен был это сказать твоему кабальеро и потом полчаса объяснять, что это такое и где я его взял? — А где? — Сам сделал. — А как заряжаешь? — От аккумулятора. У меня же в кабинете электронный замок, как бы он, по-твоему, работал, если бы у меня электричества не было? — А аккумулятор как заряжаешь? — Иду к мэтру и выпрашиваю маленькую шаровую молнию. Ее надолго хватает… Ольга, ну зачем все эти технические подробности, ты же все равно не поймешь. Скажи проще: ты себе тоже шокер хочешь? — Конечно! Что ж мне, стрелять во всех подряд? — Ладно, я и тебе сделаю. Пока. — До завтра. Когда Ольга, закрыв дверь за Жаком, вернулась в комнату, Диего сидел в кресле, вслушиваясь в звучание очередного кристалла. На этот раз его внимания удостоилась «Show must go on», что как-то очень соответствовало угнетенному настроению мистралийца. Сейчас, когда ушел Жак, который хоть как-то оживлял атмосферу своими шуточками, Диего окончательно впал в меланхолию. Он сидел в полной апатии, молча уставившись на портрет Эль Драко, и даже не повернул головы, когда Ольга вошла. Что-то с ним явно было не в порядке, как-то не по делу он был угнетен и расстроен. Неужели из-за Жака с его дурацким сватовством? Или товарищ Кантор уже успел сбегать по своим загадочным смертоубийственным делам и у него какие-то узкоспециальные неприятности, о которых девушкам не положено знать? Да нет, когда бы он успел, если он с Мафеем ушел, от него и вернулся. Ольга села в кресло напротив и, не удержавшись, все-таки спросила: — Диего, что случилось? — Почему ты решила, что что-то случилось? — откликнулся он, тут же повернувшись к ней и печально улыбаясь. — Все нормально. Просто настроение не очень. У тебя, кстати, тоже. С тобой-то что? — У меня часто такое бывает, ты же знаешь. — Когда кончается сказка? — снова грустно улыбнулся приунывший возлюбленный. — Помню. Ты мне говорила. А я тебе тоже, помнится, рассказывал, что я мрачный, неразговорчивый тип, постоянно пребывающий в плохом настроении. — Неправда, вовсе ты не такой. Таким я тебя никогда не видела, разве что тогда утром, с большого бодуна. — Ольга решила не отставать и все-таки попробовать что-то из него выжать. Ну, не скажет, так не скажет. А вдруг? — Тебя Жак настолько расстроил своими дурацкими предложениями? — Вовсе нет. Вот если б ты согласилась, я бы расстроился. Хотя возражать и устраивать сцены ревности не стал бы. А ты действительно не любишь короля? — В этом смысле — нет. А что? — Да просто я подумал… может, зря я между вами влез? Может, с ним тебе было бы лучше? Я ведь товарищ ненадежный, сегодня здесь, завтра там, а послезавтра меня и вовсе на свете нет. И мне как-то даже страшно думать о том, что будет с тобой, когда сказка обо мне кончится столь печальным образом. Ты привязываешься к людям и очень тяжело переносишь… когда сказки кончаются. Может, лучше закончить нашу историю проще и банальнее и сразу начать другую? И тебе будет легче, и королю проще. Да и сказка получится долгая и счастливая. — Если я тебе надоела, — обиделась Ольга, — то мог бы просто не приходить, и… постой, ты что, слушал наш разговор с самого начала? Это свинство, между прочим, подслушивать чужие разговоры. — Я слушал с того места, как Жак объяснял тебе насчет награды и королевской щедрости. Совсем немного. Это было с самого начала? — Точно только с этого места? А не с того, как Жак меня спрашивал о том же самом, что и ты? — Клянусь небом, только с этого. Я не знаю, о чем вы говорили с Жаком до этого. А о том же самом — это о чем? — О том, что я буду делать, если кончится сказка… о тебе. Так что, вы с ним сговорились или как? — Нет, я сам не знаю, почему так вышло. Наверное, просто совпадение. — А с чего вы оба одновременно об этом задумались? Чего вас так потянуло на печальные прогнозы? — продолжала допытываться Ольга. — Почему оба вдруг решили, что с тобой непременно что-то случится? И тут она догадалась почему. Видимо, на слове «прогнозы» сработали свободные ассоциации, которые сразу же перепрыгнули на «предсказания» и «вещие сны», а тут уж нельзя было не вспомнить, откуда эти предсказания и вещие сны исходят. — Мафей! — упавшим голосом прошептала она. — Вот почему ты пришел от него такой расстроенный! — При чем тут Мафей? — печально вздохнул Диего. — Впрочем, есть немного, это из-за него я задумался о бренности жизни. Просто сидели, общались, отчего-то посмотрел на него и подумалось: эльфы живут по триста лет как минимум, а мы — как бабочки… Ну, а начинаешь об этом задумываться — сразу лезет в голову все, что с этим связано. Не обращай внимания на мое нытье и ворчание, со мной часто так бывает. И кстати, ты не ответила на мой вопрос. Насчет сказки. — Очень даже ответила. — Что-то не помню. — Напомнить? Или успокоишься? Если я тебе надоела, можешь выметаться прямо сейчас, не изыскивая для этого достойных причин. А если это просто нытье и ворчание, то попробуй поныть о чем-нибудь другом. И оставьте вы все бедного короля в покое, действительно, как сговорились! Диего снова вздохнул, открыл шкатулку и поставил кристалл на ту же грань. Затем тяжело поднялся с кресла, подошел к Ольге и сел на пол у ее ног, положив ей голову на колени. — Прости, — сказал он. — Я больше не буду об этом говорить… Только пообещай мне, что если со мной действительно что-то случится, ты… будешь жить. Хотя бы это.