— Совсем молчит? — уточнил властный голос. — Не совсем, разумеется. Очень живописно матерится, причем на чистом голдианском почти без акцента. Но по делу ничего пока не сказал. — Стареешь, Тедди, — заметил собеседник. — Вторые сутки с ним бьешься и ничего? «Тебе б такое „ничего“, падла, — подумал Кантор. — Мама, больно-то как…» — Он сдержал стон и неподвижно затих, чтобы господа, не приведи небо, не заметили, что он пришел в себя, и не продолжили свои навязчивые беседы. — А я говорил! — злорадно вклинился еще один голос. Кажется, это был тот самый говнюк, который чуть не оторвал ему ухо, а потом вел допрос. Если это можно так назвать, поскольку он все время психовал, бегал по камере и ругался с палачом. — Я говорил, что надо не так! Если бы ему одно яйцо отрезали, как я советовал, он бы все тут же рассказал, чтобы второе спасти. — И через полчаса дал дуба, так ничего и не сказав, вот было бы замечательно! — ядовито огрызнулся палач. — Господин Крош, нельзя ли забрать отсюда этого нахального дилетанта, который своими дурацкими советами мешает мне работать и ведет себя как истеричная барышня? — Видишь ли Тедди, у него есть на то причины, — с легкой насмешкой прогудел властный голос. — Он здорово провинился на днях, и босс на него сердит. Этот болван упустил второго мистралийца, и тот, разумеется, предупредил остальных. Вот он теперь и пытается хоть из этого что-то выжать, чтобы реабилитироваться. Хотя я сомневаюсь, что мы их найдем. Они наверняка уже смылись за эти сутки. «Значит, Рико все-таки ушел. Хоть это хорошо. Но раз его упустили, значит, за ним гонялись, а раз они за ним гонялись, то уж конечно он не мог за ними проследить. Так что, где сейчас находится многострадальный товарищ Кантор, ни одна собака не знает, и ждать помощи неоткуда». — Не могли они смыться! — горячо возразил провинившийся. — Их по всему городу высматривают, на всех дорогах наши люди стоят. Не могли восемь мистралийцев уйти, чтобы их никто не заметил. Затаились где-то и ждут. И он знает, где, вот чтоб я сдох, знает! Господин Крош, разрешите мне самому с ним разобраться, по-своему, и он все скажет! А то Тедди будет еще три месяца возиться по своей системе. — Нет, он меня достал! Господин Крош, я не желаю больше работать с этим типом! Или уберите его отсюда, или я уйду и пусть сам пробует. — Перестаньте ругаться, — одернул властный голос. — Тедди, твои прогнозы? — Ничего он не скажет, пустая трата времени. Если Фернану так хочется, пусть попробует ему что-нибудь отрезать, но это не поможет. Я, конечно, могу продолжить, если скажете, но я бы вам посоветовал не терять время и пригласить другого специалиста. Так будет и проще, и вернее, и намного быстрее, хотя и дороже. — Я всегда удивлялся твоей проницательности, Тедди. Четверть часа назад босс сказал мне то же самое. Так что приведите его в чувство, умойте, и пусть охрана доставит… я им покажу куда. Он в состоянии идти? — Вполне, — ответил палач, снова возвращаясь к своему обычному флегматичному тону. — К счастью, я не следовал советам Фернана, так что ходить наш объект в состоянии. Только зачем его куда-то водить? — Ты что, думаешь, я приведу мэтрессу Джоану в это помещение? Да она нас на фиг пошлет и денег никаких не захочет. Сам ведь знаешь, волшебницы вообще капризные, а уж она и вовсе, аристократка в пятом поколении, не плюйте рядом. Услышав это, Кантор похолодел. Как же он мог забыть, что он не в Мистралии, а в цивилизованной стране, и имеет дело не с лохами, а с солидными и состоятельными людьми. А такие люди, если им что-то очень надо, да еще срочно, не будут две недели мытарить пленника в подвале в надежде, что он все-таки расколется, а пригласят в частном порядке сканирующего мага и решат проблему быстро и качественно. Проклятье! Не надо было вообще даваться живым… И что теперь делать? — Знаю, — как-то неприязненно отозвался палач. — Сталкивался я с вашей капризной дамой… И напрасно думаете, что его надо приводить в чувство. Он просто прикидывается, а на самом деле давно очнулся, только молчит и лежит тихонько, чтобы не привлекать к себе внимания. Так что вы смотрите, пусть его держат покрепче, а то еще по пути попробует что-то выкинуть. Он ведь все слышал. «Откуда ты взялся, такой умный!» — в бессильной злобе подумал Кантор, который как раз только начал прикидывать, что можно сделать в его положении. Как вывернуться, чтобы не попасть в лапы капризной волшебницы, которая наверняка выпотрошит его до последней мыслишки? Не только, где ребята и где Амарго, а даже в какой позе он когда-то трахал Патрицию… Вот ведь влип… — И кстати, — продолжил сообразительный Тедди. — Он что, маг, раз на него полиарг надели? — Не знаю, — ответил господин Крош. — В группе был один мистик и один вроде бы маг или что-то вроде того, так что на всякий случай… Он хотя бы сказал, как его зовут, или и об этом промолчал? — Не сказал. Что очень, должен заметить, неудобно… Ну, ты, вставай, хватит притворяться. Кантор пошевелился, чуть приподнял голову и увидел прямо перед своим носом чьи-то сверкающие сапоги. — Шевелись, скотина! — зло выкрикнул Фернан, и Кантор получил увесистый пинок в живот. По счастью, засранец промахнулся, а то могло быть и хуже. Однако и так приятного было мало. — Иди на… — отозвался Кантор, снова растягиваясь на полу. Хозяин сверкающих сапог засмеялся. — Действительно, почти без акцента. Фернан, перестань. Поздно теперь ногами размахивать. Без тебя разберутся. И должен сказать, ты и в самом деле дурак. Если так уж хотел загладить свою вину, тебе надо было не топтаться тут и не мешать специалисту, а вывернуть карманы и самому за свой счет нанять мага. Тогда бы у тебя все получилось наверняка. А так, сколько бы ты ни пинал этого упрямого мистралийца, босс все равно не оценит. Ему нужен результат, а не старания. Понял? Блестящие сапоги развернулись, исчезли из поля зрения и затопали к выходу. — Вставай, — повторил палач. — Вода в углу направо от двери, можешь умыться. Только без фокусов. Кантор простонал что-то неразборчивое, привстал и огляделся. Вырваться, конечно, не удастся, у двери два мордоворота стоят, но если добраться до столика с инструментами, то при известном везении можно успеть схватить что-нибудь острое… и исправить досадную ошибку, которую он допустил, давшись им в руки живым. Только сначала надо все-таки доползти до ведра с водой. Хоть немного прийти в себя, собраться с силами… и в конце концов, имеет он право на глоток воды перед смертью? Он поднялся на четвереньки и в таком положении пополз в указанный угол, всем своим видом давая понять, что на большее не способен. Ползти в наручниках было демонски неудобно, наверное, со стороны он выглядел, как хромая собака, и это должно было убедительно показать присутствующим, что объект в самом плачевном состоянии. Хотя, если честно, так оно и было, и притворяться особенно не приходилось. Вода в ведре была такая холодная, что у Кантора даже не возникло вопроса, насколько она чистая. Он припал к ведру, окунув в воду лицо и сожалея, что не имеет возможности окунуть туда же и спину, которая горела огнем. Что на этой самой спине творится, он предпочитал не думать, от этого становилось еще больнее. Да и не все ли равно уже… Напившись, он погрузил в воду руки и левой ладонью кое-как обтер лицо. Делать что-либо распухшей правой было неудобно и больно, поскольку палач для своих виртуозных упражнений с пальцами выбрал почему-то именно правую руку. Надо хоть не забыть инструмент хватать левой… Хотя и левая затекла в наручниках так, что с трудом слушается. Но попытаться все же надо. А вдруг получится, не бывает же так, чтобы все время не везло. «Прямо-таки все время не везло, — возразил вдруг внутренний голос, о существовании которого Кантор уже успел забыть. — Разве это была не самая прекрасная весна в твоей жизни?» «Ну, если учесть, что она последняя, то пожалуй, — проворчал Кантор. — Нашел время рассуждать о прекрасном… Лучше бы чего умного посоветовал. Где ты, сука, был, когда я шел на ту проклятую хату? Предупредить не мог?» «А я откуда знал?» — слегка растерялся внутренний голос. «Вот и заткнись, — посоветовал Кантор. — Достал ты меня. Сейчас я тебя наконец навеки заткну». Голос послушно затих, и Кантор вдруг подумал, что эта весна была действительно лучшей в его жизни. А слишком много счастья — не к добру. После этого для равновесия обязательно случается какое-нибудь дерьмо. Проверено на практике, уже случалось. Он медленно встал, держась за край ведра, хоть и сомнительная из этого сосуда была опора, выпрямился и так же медленно, намеренно шатаясь больше, чем следовало, побрел назад. Почти поравнявшись с Фернаном, приостановился и обратился к палачу: — А вытереться есть чем? — Надо же! — засмеялся тот. — Заговорил! Целых четыре слова и все печатные! Сейчас дам тряпку… Кантор подобрался, примерился и, как только «специалист» отвернулся за тряпкой, коротко, почти не замахиваясь, ударил Фернана ногой в промежность, а затем тут же локтем в переносицу. Если честно, он давно мечтал о таком счастье. Фернан потерял равновесие и с воплем уселся задницей точнехонько на жаровню, а Кантор, несказанно этим обрадованный, метнулся к столу с инструментами, уверенный, что уж теперь-то никто его не успеет остановить — ни толстый неповоротливый палач, ни охранники у дверей, которые слишком далеко, ни Фернан, которому и вовсе не до того… Он очень ошибся, считая палача неповоротливым. Просто катастрофически ошибся. Не успел Кантор пробежать и двух шагов, как что-то очень тяжелое ударило в спину, и он растянулся на полу, потеряв равновесие, которое и так давалось с трудом, и чуть не потерял сознание от боли. А пока он поднимался, подоспели охранники. Кантор еще успел увидеть, как палач Тедди, подбирая с пола табуретку, все так же флегматично заметил, какой шустрый попался объект. А потом охранники завернули ему руки за спину, грубо прижав локти к свежим ожогам, и Кантор все-таки потерял сознание… Тому, что свадьба Шеллара III больше смахивала на похороны, никто особенно не удивился. Все прекрасно знали, что его величество — человек с большими странностями, и удивляться его неожиданным причудам перестали давно. Король решил наплевать на традиции и вырядился на свадьбу в мрачный костюм похоронно-черного цвета? Да чего тут особенного, он никогда не отличался почтением к традициям, а белый цвет терпеть не может. Церемония сокращена до необходимого минимума и круг гостей сужен до такой степени, что зал остался полупустым? Так ведь ни для кого не секрет, что его величество всегда отличался излишней скромностью и ненавидел долгие и пышные церемонии. Агентов службы Безопасности в зале чуть ли не больше, чем гостей? Тоже, в общем, ничего удивительного, если вспомнить, кем был в свое время принц Шеллар. Раз он уделил такое пристальное внимание вопросу безопасности празднества, значит, так надо. Он специалист и знает, что делает. Мало ли, что прежний король такого никогда не делал! Нет, никто не спорит, он, конечно, хороший был человек, покойный Деимар XII, но где он теперь? И по какой причине? Вот то-то же. Уж лучше пусть оцепление в три ряда и агенты по всему залу. Не так уж сильно они мешают, зато как-то спокойнее. Король нервничал. Он, конечно, старался, как обычно, улыбаться и не показывать своих истинных чувств, но было заметно, что он постоянно отвлекается от церемонии, вертит головой и бегает глазами по залу. Не то, чтобы он не доверял своим агентам, но все же, чем больше глаз, тем лучше. Шеллар приказал Флавиусу лично присутствовать на церемонии и смотреть во все глаза. И даже кузена Элвиса попросил посматривать между делом, на всякий случай. И, разумеется, смотрел сам. Смотрел и ждал. Это должно было случиться именно здесь, в зале. Во время церемонии. Значит, вот-вот случится. Или все-таки нет? Может ли быть такое, что убийца просто не смог пробраться в зал из-за усиленной охраны? Может, конечно, очень даже может, но это только предположение, не дающее повода расслабляться. Церемония подходит к концу, еще минута-две, и можно будет покинуть этот зал, пронизанный страхом, напряжением и ожиданием. Покинуть и вздохнуть с облегчением. Если, конечно, ничего не случится именно в эти последние минуты. Поскольку судьба хитра и коварна и запросто может выкинуть такой фокус именно напоследок. Отзвучали последние слова обряда, король и его невеста были официально объявлены супругами, а ничего неожиданного до сих пор не произошло. Оркестр грянул торжественный свадебный гимн, гости поднялись с мест и зааплодировали, вразнобой выкрикивая приветствия и поздравления. В зале поднялся невообразимый шум, началось всеобщее движение, и это королю очень не нравилось. Уже наклонив голову, чтобы поцеловать невесту согласно обряду, он в последний момент не удержался и еще раз окинул взглядом зал. Как-то не верил, что ничего не случится. Особенно в такой идеальной обстановке, когда все двигаются и галдят. Не верил, и все тут. И оказался совершенно прав. Впоследствии, вспоминая эту историческую свадьбу, все только разводили руками. В том числе специалисты. Ну никому не пришло бы в голову ожидать опасности именно с этой стороны! Из ложи для коронованных особ. Потому и не заметили бравые агенты Флавиуса, как императрица Лао Юй, первая жена императора Лао Чжэня, как бы между делом достала из рукава короткую духовую трубку. Одни были слишком далеко, а другие, те, что были рядом, вообще стояли к ней спиной. Однако каким-то чудом это заметил Флавиус. Он что-то крикнул, указывая на источник опасности, и бросился вперед, хотя успеть он не мог уже никаким чудом. Разумеется, его никто не услышал в таком шуме, но его внезапный рывок с места заметил король, который как раз в последний раз оглядывал зал, перед тем, как наклониться для поцелуя. Он взглянул туда, куда указал глава департамента, и встретился взглядом с хинской императрицей. В ее глазах светилось злорадное торжество, а трубка с отравленной иглой, излюбленное оружие хинских убийц, была нацелена точно в затылок невесты. Она уже набрала воздуха, и до выстрела оставались доли секунды, за которые никто не успел бы ее остановить. Король понял это моментально. И сделал единственное, что можно было успеть. Все еще держа в объятиях невесту, резко рванул ее в сторону, закрыв своей спиной. И, почувствовав короткий резкий укол под лопатку, с радостью понял, что успел. Что на этот раз судьбу все-таки поимели. И непременно стоило бы этой поиметой судьбе что-то показать, если бы… если бы не было так больно, и мир не опрокидывался перед глазами… Кира подхватила его и осторожно положила на холодный мраморный пол, опустившись на колени рядом. Кажется, она спрашивала, что случилось. Ничего не случилось, милая. В том-то и дело, что этого все-таки не случилось! — Кира, — сказал король. И улыбнулся. Больше он ничего не успел сказать. Он уже не видел, как в зале начались паника и беготня, как завизжали и начали падать в обморок дамы, как наконец опомнившиеся агенты бросились к ложе для коронованных особ. Как взревел раненым буйволом кузен Элмар, бросаясь к нему и падая на колени рядом. Как склонились над ним, чуть не столкнувшись головами, придворный маг и придворный мистик, пытаясь что-то сделать, каждый по своему, и как они хором одновременно послали в определенное место принца Мафея, который лез помогать, но только мешал, по их мнению. Как Мафей сел прямо на пол и расплакался. Как императрица Лао Суон, одним прыжком перемахнув через два ряда кресел, заехала пяткой в переносицу императрице Лао Юй, вскричав при этом (если Флавиус не ошибся при переводе): «Я же тебе говорила, что она сука!» Как вспыльчивый Александр ухватил за грудки императора Лао Чжэня и стал трясти его, как мешок, крича при этом нечто такое, что Костас наотрез отказался переводить. Как, задрав юбки, лезла через лежащих в обмороке дочерей королева Агнесса, намереваясь вставить и свои пять медяков в битву двух императриц и выдрать подлой убийце все волосенки из ее навороченной прически. Как вежливый чопорный Элвис, оглянувшись, не смотрит ли кто, аккуратно взял из рук растерянного Зиновия посох, перегнулся через спинки кресел и одним ударом послал подлую убийцу в нокаут, после чего быстро сунул посох хозяину и еще раз оглянулся — не видел ли кто? И многое другое, столь же занимательное, но уже, увы, совершенно бесполезное. Похоже, не любит судьба тех, кто вступает с ней в спор. Тех, кто умеет настоять на своем. Но пока есть хоть малейшая вероятность успешного противостояния, не переводятся желающие изменить свою участь. Правда, редко у кого это получается. Судьба уважает упрямцев, готовых заплатить любую цену за право сказать свое «нет», и уступает, не сумев согнуть настоящих героев. Король остался победителем, хотя и поставил на карту собственную жизнь… Судьба не берет сверх отмеренного и не требует ничего раньше времени. Но тех, кто принимает ее жребий без страха и жалоб, уважает. У Кантора не все получилось, но, может быть, главный поединок еще впереди? А что получится у бедного товарища Пассионарио, не мог сказать толком даже он сам, ибо, осмыслив то, что помнил из своих видений, с ужасом сообразил, что понятия не имеет, с каким именно из пяти возможных вариантов ему следует спорить. Судьба хитра, и у нее есть свои методы противостояния в поединках со слишком настойчивыми провидцами. Но даже самая слабая надежда освещает путь новых безумцев, пришедших на смену погибшим, вступающим в нелегкий поединок с судьбой. И даже самая малая победа в этом неравном бою может стать причиной славы или забвения, гордости или унижения, жизни или смерти…