Глава 17 Глава семнадцатая. О вреде курения. - К начальнику розыска зайди, только сейчас, он тебя ждёт. - Зачем не знаете, Алексей Александрович? - Нет, не знаю… - Тук-тук-тук, разрешите? - Кабинет начальника уголовного розыска огромный. Под портретом пятнистого генсека стоят буквой Т два больших стола, для начальника и заместителя. Вдоль стенки и окон выстроились ряды потертых стульев, общим числом в два десятка, куда утром и вечером падают круглосуточно уставшие оперские задницы. Начальник «угла» что-то быстро писал сразу в двух ежедневниках, кое-как примостив их среди завалов папок дел оперативного учета. - Разрешите, товарищ майор! Смертельно усталый мужчина с чёрными усами с трудом поднял на меня глаза: - А, это ты. Привет, присаживайся. Вопрос к тебе будет. Друг твой Сапожников - где может прятаться? - Александр Александрович, я так сразу и не скажу. Я его последний раз видел, когда меня по его заявлению за превышение хотели закрыть. Я итак, еле-еле, отскочил. Так что, к этому делу я стараюсь больше не прикасаться. А что случилось? Он же прокуратуре был лучшим другом. Может быть через них? - Да его все ищут. Наш следователь всех его подельников допросил, очные ставки провел, только с ним никаких бумаг нет. Дома он не живет, комнату его подруги проверяли, два раза выезжали утром, ни его, ни следов, ни вещей. Следак наш отдельное поручение выписал, так еще из прокуратуры пришло, что его надо доставить на допрос. Короче, мы уперлись в тупик. Может, ты подскажешь, пост там все-таки твой и вообще… - Товарищ майор, а если я его задержу, что я буду с этого иметь? - Вот что ты за человек такой, Громов, как с тобой можно нормально разговаривать? Все какую-то выгоду ищешь, без прибыли шага не сделаешь! И что ты хочешь? - Да вы меня неправильно поняли, Александр Александрович. Я вам тогда нахамил, поэтому приношу мои искренние извинения, и прошу, все плохое, что между нами было, забыть, и начать все с чистого листа. Просто поймите, то зам по службе достает, то замполит душит. Тут вы еще при начальнике РОВД орать начали, нервы и не выдержали… А я что плохого кому сделал? Работаю, стараюсь, результат даю. - Да, замполит он такой. Он и вокруг меня круги нарезает, уволить хочет. Если бы моя должность не была расстрельная, давно уже бы подставил, но шеф его порукам бьет. Насчет чистого листа - я не возражаю – майор протянул мне руку, которую я с удовольствием пожал. - Ну что, возьмёшься? - Я ничего не обещаю, но сегодня жалом там повожу. - От розыска помощь нужна? - Да какая помощь? Если только скажете дежурке, чтобы если что, то сразу… - На – мне подтолкнули маленький квадратик бумаги: - если что-то важное звони, даже ночью, это домашний… - Спасибо, надеюсь, что не пригодится… На улице Социалистической мы с Димой встретили, куда-то спешащего, Длинного: - Здорово. Ты что, так поздно гуляешь? Опять за старое? - Да нет, что вы! С пацанами встречались, сейчас домой иду. - Что у тебя там нового по вашему делу? - Следователь говорит, что, приблизительно, через месяц, его прокурору передадут, а еще через пару недель в суд отправят. - И сколько вам грабежей предъявляют? - Семь. - Ты работаешь, учишься? - Работаю, на хлебокомбинат устроился. - Кем? - Смеяться не будете? Тестомесом. - Над чем смеяться? Тяжёлая, мужская работа. Давай, характеристику бери хорошую с работы, и вероятно, что условным сроком всё закончится. - Да, мне адвокат тоже так говорит, что есть надежда остаться на воле. - Скажи, а ты давно Сапога видел? - Дней десять назад, говорят, что он на допросы не является, где-то прячется. - Интересно, на что он надеется? Он, когда явки писал, мне сказал, что у него в сельской местности никого нет, только в городе родители живут. - Так он вам явки писал? А нам сказал, что это Рыжий раскололся и всех сдал. - Я же тебя возле больницы встретил, где вы Рыжему что-то там сообщить пытались. А Рыжий, от меня, через черный ход свинтить пытался. Так что я Рыжего увидел, когда вас уже во всю по району отлавливали. Ладно, Длинный, давай, не грусти, всё наладится. Тем более, вам сейчас послабление выходит, в рамках, подожди, как там в газетах пишут… А, «в рамках гуманизации пенитенциарной», чтоб ее, системы. Чтобы тебя реальный срок дали надо сильно постараться, как Сапог, например, старается. Ты деньги-то собираешь? - Какие деньги? - Тебе что, адвокат не сказал? Если ты к суду материальный ущерб потерпевшим полностью погасишь, то это будет еще одна гирька на весах, в твою пользу. Давай деньги собирай, и удачи тебе. В час ночи, сдав смену, я попрощался с парнями, и пошел в сторону общежития. Мне предстояла бессонная ночь. Два часа, как лошадка, я перемещался вокруг спящего здания, стараясь при этом не выходить из густой тени, с надеждой всматриваясь в темные окна. Наконец, уже не помню, на каком кругу, я успел заметить в одной из распахнутых форточек четвертого этажа огонёк сигареты, который вспыхнув последний раз в сильной затяжке, багровой кометой по дуге, устремился к земле. Молясь, что бы мои выкладки были верные, я потихоньку потрусил к крыльцу. Весь мой расчет был построен на зыбком основании того, что Сапог очень боится. Когда я видел его последний раз, он, бегая из края в край гаражного кооператива, уже понимал, что избавится от меня у него не получилось. И он дымил, как паровоз, глубоко затягиваясь и постоянно вытаскивая из пачки новые и новые сигареты. Сейчас он в розыске, в бегах, да и моими стараниями, вся его бывшая компания знает, что первым раскололся именно Сапог. Значить боится парень еще больше. Опера проверяли как квартиру его родителей, так и комнату Липатовой Гали, его подружки. Будем считать, что эти явки провалены, и Коля Сапожников там не появится. Где-то у друзей скрываться проблематично, сейчас родители приятелей кормить великовозрастного лба долго не будут. Значить остается общага. Если комната Липатовой отпадает, значить, нужна другая комната. Если бы Сапог открыто жил в какой-то комнате, то кто-то обязательно бы сдал его или нам с Димой, или администрации. Похищенные из кастрюли с борщом куски мяса или съеденные котлеты голодные девчонки не забудут и не простят. После того, как друзья Сапожникова попали под следствие, в общаге они стараются не появляться, следовательно, Сапога здесь никто не боится. Значить, он живет тайно, прячась под кроватью, и выползая на божий свет ненадолго. Девчонки курят в туалетах, но Сапог там появиться не посмеет, значить курить он сможет только ночью, и только в форточку. Вот такую форточку я и искал два часа. А теперь пришло время расчета, за мой страх, что я испытал в кабинете следователя Кожина, за то, что нарушил данное той памятной ночью обещание. Осталось несколько минут, до момента, когда я узнаю, чей кун-фу сильнее. Клавдия Ивановна, вахтер девичьей богадельни, открыла дверь почти мгновенно, минут через пять после того, как я стал скрести ногтями по стеклу. - Все-таки пришел, гулена. - Я вас тоже люблю, Клавдия Ивановна. Скажите, четвертый этаж, та сторона, третье окно справа – чья комната? - Ну, ты и спросил! Сейчас посмотрим. Пенсионерка быстро пролистала журнал расселения по комнатам. - Ну, если я тебя правильно поняла, то это комната Вики Самохиной и Юли Шевченко. - С Липатовой, они, в каких отношениях? - С Галкой что ли? Так они в одной группе учатся. - Клавдия Ивановна, а пойдемте их комнату проверим. Я видел, что кто-то в этой комнате в форточку курил. - Ну, эти девочки хорошие, и они точно не курят. - Я о чем и говорю, что необходимо проверить. - Ладно, пойдем. Подведешь ты меня под монастырь. - Что, вам может попасть? - Да нет, если какое безобразие выявлю, то ругать меня точно не будут. На четвертый этаж идти желания нет, я же, уж, не девочка. - Мы потихоньку, с отдыхом. Поднявшись на четвертый этаж, я придержал вахтершу за рукав, высунул из-за угла один глаз и одно ухо. Длинный коридор, выкрашенный до двух-третей в высоту стены масляной красной, с побелкой выше, до потолка, бесконечный ряд одинаковых дверей, повисшая густая тишина. В конце коридора мелькнула девичья фигура в белой ночнушке, через минуту взревели трубы канализации, а девчонка, придерживаясь рукой за стену, наверное, так и не проснулась, вернулась, чтобы нырнуть в одну из комнат. Я отпустил рукав, и Клавдия Ивановна засеменила по коридору, я на носочках, держась за воздух, поспешил за ней. - Юля, Юля, открой, тебе из дома звонят – вахтерша костяшкой указательного пальца настойчиво стучала в серую филенку двери. Я, прижавшись к стене, старался дышать потише и пореже. Несколько минут ничего не происходило, затем за дверью маленькими лапками забегали мыши, упало что-то тяжелое, и сонный голос произнес: - Мы спим. - Вика, ты что ли? А, ну ка, открывай! Юле из дома звонят… - Юли нет, она в другой комнате…. - Это что за новости! – голов Клавдии Ивановны посуровел: - Ну-ка открывай! Я что, зря на четвертый этаж поднималась, ноги била! Открывай, кому сказала, а то я сейчас за комендантом пошлю, все вылетите из общежития…. Очевидно, что угроза была не шуточной, так замок щелкнул, и дверь начала открываться. По вытянувшемуся в удивлении лицу пенсионерки, я понял, что за дверью не Юля и не Вика. Толкнув дверь, я шагнул в комнату, приподняв щуплую фигуру, оказавшуюся у меня на дороге. За спиной щелкнул выключатель, и вставшая на пороге вахтерша обвела бдительным взглядом комнату.