Сконфуженная, Шэрон возвращается в опустевший магазин. Младенец спит в коляске, а разгоряченный краснощекий Алекс, который только начал ходить, цепляется руку. – Привет, бузотер, – наклоняюсь к нему. Он меня игнорирует. – Поздоровайся с Холли, – ласково говорит Шэрон. Ее он тоже игнорирует. – Алекс, поздоровайся с Холли, – рычит Шэрон, словно сатана из бездны ада, так внезапно, что мы с мальчишкой пугаемся оба. – Привет, – говорит он. – Вот и молодец. – Голос снова нежнее нежного. Я смотрю на нее открыв рот. Никак не привыкну к раздвоению личности Шэрон, вызванному материнством. – Мне так стыдно, – говорит она тихо. – Прости меня. Я прямо женщина-катастрофа. – Да брось ты. Я так рада, что ты пришла. И потом, ты такая сильная! Сама же говоришь, что первый год самый трудный. Еще несколько месяцев, и этот маленький мужичок станет мужчиной. Осталось чуть-чуть. – Да… но на подходе еще один. – Что?! – Я снова беременна, – со слезами кивает она. – Я знаю, я идиотка. Выпрямляет спину, – мол, нас не сломать, – но видно, что она на нуле. Выжата досуха. Не передать, как я ей сочувствую, – тем сильнее, чем с меньшим энтузиазмом она встречает каждую новую беременность. Обнявшись, мы в унисон говорим: – Только не рассказывай Дениз. От одного вида Шэрон, покидающей магазин с четырьмя мальчиками, меня охватывает уныние. Это вдобавок к нервному напряжению этого дня, бессоннице прошлой ночи и тому, что пришлось целый час перетряхивать свою жизнь перед чужими. В общем, сил нет совершенно, но мы с Киарой должны еще проводить гостей и навести в магазине порядок. – Ах, как это было чудесно! – вихрем выводит меня из размышлений Энджела Кэрберри. Надежда и опора магазина, она отдает нам свои дизайнерские одежки, сумки и украшения. В основном благодаря ей «Сорока» как-то держится. Киара шутит, что Энджела покупает вещи, только чтобы передать их нам. Хрупкая, как птичка, выглядит она, как всегда, невероятно стильно. Блестящие черные волосы, стрижка боб с прямой челкой, нити жемчуга на шее, шелковое платье с галстуком-бантом. – Энджела, спасибо, что вы пришли… – И чуть не падаю, когда она бросается ко мне с объятиями. Поверх ее плеча вижу, как Киара таращит глаза, изумленная таким внезапным проявлением чувств. Энджела обычно строга. Я чувствую все ее птичьи косточки, так крепко она меня обнимает. Мы-то думали, что Энджела не склонна к импульсивному поведению или телесному контакту. Нам в голову не приходит обниматься с ней, когда она лично привозит в магазин коробки с одеждой, туфли в фабричной упаковке и сумки в оригинальных чехлах – и указывает нам, куда что выложить и за сколько продать, причем не ждет в обмен ни цента. Когда она отстраняется, ресницы ее мокры. – Вы должны это делать чаще, эту историю должны услышать больше людей. – О нет! – смеюсь я. – Это разовая акция – только чтобы утихомирить мою сестрицу. – Неужели вы не понимаете? – удивляется Энджела. – Что именно? – Силу этой истории. То, что вы сделали с людьми, как достучались до всех сердец, как тронули каждого, кто вас слушал. В смущении я смотрю на очередь, которая выстроилась за Энджелой, чтобы поговорить со мной. Она хватает меня за руку и сжимает ее – на мой вкус, слишком сильно. – Вам надо это повторить. – Я очень вам признательна, Энджела, но я уже все пережила, обо всем рассказала и думаю, что на этом остановлюсь. Говорю я не резко, но есть в моих словах некая жесткость, неожиданная и для меня самой. Защитный слой, который мгновенно топорщится колючками. Рука Энджелы обмякает, как будто я пронзила ее шипом. Вспомнив, где она находится, она неохотно отпускает меня, ведь другие тоже дожидаются своей очереди. Ее рука больше не держит мою, колючки втянулись, но от ее хватки остается болезненное ощущение, как от синяка. Забираюсь в кровать под бок к Гэбриелу. Комната вертится – с мамой и Киарой мы пили вино в квартирке сестры над магазином и явно перебрали. Он ворочается, открывает глаза, в один миг оценивает мое состояние и ухмыляется: – Хорошо провела вечер? – Если мне еще раз взбредет в голову натворить что-то такое… не разрешай мне, – бормочу я, смежив веки и стараясь унять головокружение. – Договорились. Что ж, ты это сделала. Ты – сестра года. Не исключено, что и жалованье прибавят. Я фыркаю. – Ну, все позади. – Он придвигается ближе и целует меня. Глава четвертая – Холли! – снова кричит Киара. Тон ее с терпеливого меняется на пронзительно-злобный. – Да где ты, черт тебя побери? Я в кладовке за грудой коробок. Прямо скажем, скорчилась на полу. И прямо скажем, поверх коробок накинута кое-какая одежда, так что получилась нора. Прямо скажем, прячусь. Поднимаю голову и в щель вижу Киару. – Какого черта? Ты что, прячешься? – Нет, конечно. Придумаешь тоже. Она сверлит меня взглядом. Она мне не верит. – Я звала тебя черт знает сколько раз. Энджела Кэрберри зашла повидаться, хотела с тобой поговорить и была очень настойчива. Я сказала ей, что ты вышла выпить кофе. Она ждала пятнадцать минут. Ты же знаешь, какая она. Какого черта, Холли? Из-за тебя я выглядела так, словно не знаю, где находятся мои служащие, и я таки – да, не знала. – А! Ну, теперь-то знаешь. Жаль, что мы с ней не встретились. Прошел месяц с записи подкаста, но идея Энджелы Кэрберри, чтобы я почаще делилась своей историей, по-моему, превратилась в навязчивую. Я встаю с корточек, со стоном распрямив ноги. – Что у вас там с Энджелой? – беспокоится Киара. – Это касается магазина? – Нет, что ты. «Сорока» ни при чем, не волнуйся. Она что, привезла еще тюк одежды? – Да, винтажную Chanel, – с облегчением говорит сестра, но сразу спохватывается: – Так что происходит? Почему ты от нее прячешься? Не думай, что я ничего не вижу – ты точно так же себя вела, когда она зашла к нам на прошлой неделе. – Ты общаешься с ней лучше меня. Я с ней мало знакома. И она такая командирша. – Да, командирша, потому что у нее есть на это право. Она дарит нам шмотья на тысячи евро. Да я бы демонстрировала ее ожерелья, сидя голой на механическом быке, если бы она захотела. – Никто такого не захочет. – Я протискиваюсь мимо Киары. – А я бы посмотрел! – кричит Мэтью из другой комнаты. – Вот это она просила тебе передать. – Киара протягивает мне конверт. При виде конверта мне становится не по себе. У нас с конвертами свои отношения. За последние шесть лет мне не раз приходилось их распечатывать, но этот вызывает что-то вроде предчувствия. Наверно, там приглашение высказаться по поводу проживания утраты на каком-нибудь дамском ланче, который организует Энджела, или что-то вроде того. Она уже не однажды спрашивала, не продолжу ли я свои «выступления» и не собираюсь ли писать книгу. Каждый раз, являясь в магазин, она снабжает меня номером телефона какого-нибудь агента, издательского или по проведению мероприятий. Сначала я вежливо ее благодарила, но в последний раз отшила так откровенно, что, думала, больше она носа сюда не покажет. Я беру у Киары конверт и засовываю его в задний карман джинсов. Сестра сверлит меня взглядом. Я отвечаю тем же. В дверях возникает Мэтью. – Хорошая новость! «Поговорим о смерти» на сегодня – самый успешный эпизод подкаста! Его скачало больше народу, чем все остальные выпуски, вместе взятые! Поздравляю, сестрички. – На радостях он поднимает обе руки, чтобы мы хлопнули его по ладоням. Но мы с Киарой продолжаем бодаться взглядами. Я злюсь, потому что из-за этой записи стала мишенью почти навязчивого внимания Энджелы, а она – потому, что я по неизвестной причине обижаю самую ценную из поставщиц ее магазина. – Ну же, не заставляйте меня ждать!