Многие годы Павел жил размеренной жизнью, где ему хватало времени и на дела конторы, и на фитнес, а главное, на скрупулезный анализ обстоятельств, с которыми он сталкивался. Последнее давало ему уверенность в правильности и обоснованности принимаемых им решений и совершаемых поступков. Калейдоскоп событий, который обрушился на Павла в последние дни, не оставлял ему времени на обдумывание ситуации. Это было очень непривычно. Подумать только, всего два дня назад он вышел из офиса Гринвиллзов, а кажется, что лет десять назад. По приезде в Потаповск он едва успел обнять сына, как его затребовали десятиюродные для обмена информацией и выработки плана действия. Разговор оказался долгим. Взвешивали все за и против. Алекса с Денисом до разговора не допустили под предлогом, что им надо работать. На заводе ребятам по просьбе Владимира дали срочное задание, чтобы, как выразился Володя, у них мозги были заняты. Он, так же, как и Павел, очень боялся, что ребята начнут свое расследование и влипнут в неприятности. Уже поздно вечером Алекс отвел отца в приготовленную ему комнату. Павел, не зажигая свет, разделся и тотчас же уснул. Ему показалось, что спал он всего одну минуту, когда его разбудил Алекс – пора собираться на похороны. Отпевали Семена Лукича в церкви рядом с кладбищем. Народу пришло видимо-невидимо. Павел удивился: женщин с непокрытой головой в церкви не было. Даже Вероника покрыла волосы платком. Дважды в год Павел посещал панихиды по покойным Потаповым в Америке. Это было предписано завещанием праотцов американских Потапофф – Василием и Игнатом. Павел относился к церемонии как к атавизму и никогда не вслушивался в то, что говорил священник. К своему удивлению, Павел обнаружил, что большинство пришедших в церковь относятся к мероприятию с пиететом. Люди знали, когда надо креститься, кое-кто подпевал хору. Обычно Павел не осенял себя крестным знамением, зачем это делать, если не веруешь. Здесь сама рука поднялась, и он вслед за Алексом перекрестился. Павел одернул себя: нельзя поддаваться дурману. Однако это оказалось не так легко сделать. Священник говорил проникающие в душу слова, пел хор, и Павел, сам того не желая, проникся торжественностью и трагизмом момента. Поминки были организованы в заводской столовой. Павлу не очень хотелось туда идти, но оставить Алекса и десятиюродных не позволила совесть. Наконец, мероприятие завершилось, и можно было идти домой. Родственники настоятельно порекомендовали ему лечь и хоть немного поспать, все-таки разница во времени между Потаповском и Америкой существенная. Не очень просто быстро адаптироваться. Только-только Павел принял душ и решил последовать мудрому совету, как позвонил с извинениями Максим и попросил Павла зайти к ним. Андреич, рабочий Потаповского завода, настоятельно требует аудиенции. Павел хорошо помнил Андреича. Простой работяга с хитрыми глазами. В прошлый приезд Павла все выспрашивал его, правда ли, что в Америке прямо по улицам ходят геи. Человек искренне недоумевал, почему нормальные мужики не надают гомосекам по морде и не прекратят безобразие. С точки зрения американского мейнстрима настоящий туземец, но Павлу мужик понравился. Наивный, не верил Алексу, что несмотря на то что Павел – весьма состоятельный человек, он работает. Павлу с Бобом тогда пришлось поработать гаечными ключами, чтобы доказать, что миллионеры тоже умеют крутить гайки. Сейчас, глядя на Андреича, Павел не увидел хитринки в его глазах. Андреич не просто смотрел на Павла, он сверлил его тяжелым, злым взглядом. Андреич затребовал разговор с Павлом наедине. Однако десятиюродные, видимо, почувствовали надвигающийся шторм, идею беседы tête-à-tête отвергли на корню. Краем глаза Павел заметил, что в Потаповском доме собрались не только десятиюродные, но и Роман с другом-криминалистом. – Что же, хотите участвовать, участвуйте, только Пал Макарычу было б лучше, чтоб вы за дверью подождали, – к некоторому удивлению Павла объявил Андреич. Интересно, какое еще «прегрешение», по мнению Андреича, совершил Павел. – Андреич, не дури, – Роман с Андреичем не церемонился. – Что, на поминках перепил? Или говори при всех, или на выход. Командир нашелся! – Что ж, могу и при всех сказать, только, чтоб ко мне потом претензий не было. Я пришел тебе, Пал Макарыч, в глаза посмотреть и вопрос на засыпку задать: «Это ты заказал Семена Лукича?» – Андреич, ты что, с дуба упал? За такое можно и в табло! – услышал Павел дядю Лешу. – А ты, Леха, о своем табло беспокойся, за мое не переживай, не с такими, как ты, дело имели. Такого обвинения Павел не ожидал. Что-то за последние дни слишком много обвинений. Он разозлился и решил дать достойный отпор Андреичу. – Уважаемый Андреич, – Павел заговорил максимально холодным тоном, – на каком основании Вы выдвинули мне обвинение? – А ты, Пал Макарыч, мне не выкай, непривычные мы, университетов, как ты, не кончали. – А я не привык тыкать малознакомым людям. Придется потерпеть. Я бы все же хотел выслушать основания для обвинения. – Давай, Андреич, говори или уходи. Если смолчишь, руку тебе в жизни не подам, – черные глаза Владимира не шутили. – Ну что ж, могу и рассказать, коли слушать охота. Не помню, поздней осенью это было или в начале зимы. Снег уже точно был. Шел я домой со смены, дай, думаю, зайду пивка выпью. Зашел в пивнушку, смотрю – у стенки Семен Лукич сидит с каким-то мужиком, не из наших. Мужик что-то Лукичу втирает, а тот весь взъерошенный, к пиву даже не притронулся. Думаю, надо Лукича выручать. Подошел, культурно спросил, можно ли к ним за стол присесть. Мужик хотел меня отшить, а Лукич обрадовался, сказал: «Милости просим». Я сел, тут мужик сразу и отвалил. Я Лукича спрашиваю: «Чего пиво-то не пьешь? Хороший продукт пропадает». А Лукич: «Мне бы чего покрепче». Понял я тогда, что довели мужика. Мы по сто грамм взяли, выпили, а потом еще по сто. По дороге домой Лукич мне все и рассказал. Он с ребятами – Дениской, Надюхой и Сашкой-американцем – дружбу свел. Очень нравились ему ребята, много чего знают и охотно рассказывают, о заводе пекутся. Это Лукичу было как бальзам на душу. Он же при Советском Союзе вырос, воров, хапуг и прочую нынешнюю шушеру на дух не переносил. Так вот. Стал к нему этот самый мужик, что с ним за столиком сидел, в дружбаны набиваться. Разговор вроде заведет самый нейтральный: о политике или опять же о бабах, а потом обязательно на ребят переведет – что там и как. Лукич настоящим советским человеком был, сразу смекнул, что неспроста это. Базар фильтровал и инфу не выдавал. И вот в один прекрасный день мужик доверился Лукичу, что он казачок засланный, что его отец Сашкин, то есть ты, Пал Макарыч, в Потаповск послал. Мол, сильно не доволен папаша, что Сашка в России штаны протирает. Только никак не может придумать, как бы его отсюда спровадить под крылышко родительское. Вроде как в Америке для него уже место теплое заготовлено. Предлагал Лукичу деньги, чтобы он помог сделать так, чтобы Сашке здесь жизнь хуже горькой редьки показалась, и он бы домой лыжи намылил. Старик наотрез отказался, но где была гарантия, что Лукич Сашке про планы родителя не расскажет и его перед сыном не разоблачит. Была такая для Пал Макарыча опасность. Я сложил два и два и решил, что мог Пал Макарыч Лукича заказать, чтоб в глазах Сашки белым и пушистым оставаться. Ну и потом, кто из наших мог подкинуть Ромке колье за десять тыщ баксов. Никто из наших точно не мог. – Андреич, – услышал Павел голос сына, – папа не мог этого сделать по очень простой причине. То, что ты рассказал, это подло. Папа не мог поступить подло. Он не подлец. На сердце у Павла потеплело от слов сына. Времени на обдумывание своего ответа у Павла не было. Сказал первое, что пришло в голову: – Прежде всего, я хочу напомнить Вам, Андреич, о презумпции невиновности. Моя вина не доказана. Все, что Вы сказали, только домыслы, улик нет. Я как каждый человек имею право на защиту. В данном случае выступлю адвокатом самого себя. Я родился в Соединенных Штатах и прожил там все свои пятьдесят два года. Я ношу фамилию Потапофф с двумя «ф» на конце, а не Потапов. Моя семья больше ста лет живет в Штатах. Я – американец. Я не русский, живущий в эмиграции, а американец, живущий в своей стране. Я с уважением отношусь к своей стране и, несмотря на ряд очевидных недостатков, считаю, что государственное устройство США самое лучшее в мире. Я носитель американской культуры. В соответствии с нашими, американскими, ценностями, я не имею права вмешиваться в жизнь моего взрослого сына. Алекс хочет жить и трудиться в России, это его выбор, и я его уважаю. Хотелось бы мне, чтобы сын жил в Штатах? Да, безусловно. Я далек от того, чтобы считать Россию империей зла или чем-то в этом роде, но Россия не Америка, у вас все по-другому… Мне страшно за сына, я не знаю, не понимаю вашу культуру, ваши обычаи. Я привык чтить закон, мне непонятно, откуда, например, вы можете знать стоимость колье, которое, как я понимаю, является вещественным доказательством. Для меня это абсурд, тайна следствия должна быть нерушима. Допускаю, что чего-то в вашей жизни я просто не знаю или не понимаю. Алекс же живет здесь с удовольствием. Вот приехал разбираться. О Семене Лукиче узнал только вчера, когда услышал о несчастье. Никаких представителей в Потаповск не присылал. Это все, что я могу сказать. Нет, пожалуй, добавлю еще. Если бы я заказал Семена Лукича, я бы посоветовал просто дать ему по голове где-нибудь в темном переулке, зачем было все так усложнять. Заметьте, что в цеху рядом с Семеном Лукичом стояли мой сын и его невеста. Шаг влево или вправо – убить могли Алекса или Надю. Сами подумайте, что, я полный идиот? – Ты что, разрешишь Сашке женится на Надюшке? Она же из простых, не из вашей братии. – Представьте себе, я уважаю выбор сына. Такое иногда случается. Вот приехал помочь ребятам со свадьбой. – Значит, говоришь, к смерти Лукича не причастен, что же, я почти поверил, но, прости, осадок остался. – Так, Андреич, твою мать, моралист хренов, а ведь это ты виновен в смерти старика, – подал голос Роман. – Горазд других обвинять, а у самого рыло в пуху. Почему не пришел ко мне, к Вовке и не рассказал про всю эту чертовщину? Ты хоть словесный портрет мужика составить сможешь? – Обижаешь, начальник. Я его сразу, как увидел, сфоткал, как говорится, и в фас, и в профиль. От ответственности не ухожу. Сам понимаю, что виноват. Все начали рассматривать фотографию. Ребята сразу узнали мужика, который пытался приставать к Надюше. Банный лист, никак не отставал, пришлось пригрозить ему полицией, только тогда отстал. Павлу лицо «его посланца» ничего не сказало. Кто-то всучил Павлу стакан со спиртным, чтобы он снял напряжение. Мужчина немного расслабился. Вероника с помощью Алекса и Дениса стала собирать чай. У юриста в голове зашевелилась мысль, как отреагировали бы его американские братья, если бы кто-нибудь обвинил Павла в убийстве. Боб, не раздумывая, стал бы на его сторону, это точно, а вот Васильевичи? Бенчик бы сильно обрадовался, что у Игнатовича проблемы, а Чарли со Стивом, скорее всего, быстро бы ретировались и предоставили возможность правосудию решать судьбу родственника. Дядя Леша, Максим и Владимир сразу же встали на защиту Павла. Почему? Они же его совсем не знают. В принципе, все, что говорил Андреич, прозвучало вполне логично. Версия вполне имела право на существование. Павлу предстояло много в чем разобраться. 22. Нападение Андреич пить чай у Потаповых отказался. Алекс вызвался довезти его до дома на машине, но Андреич заявил, что «пешкодралом» дорога короче, и ушел. Оставшиеся уселись за большой круглый стол, над которым Максим зажег три лампочки под большим красивым абажуром. Стало очень уютно. Вероника начала разливать чай. Павла потянуло в сон, и он, в который раз за сегодняшний день, решил пойти вздремнуть. Вдруг со второго этажа с криками «Папа, папа, скорей!» прибежали Петя с Никитой. – Папа, мы за дядей Андреичем в подзорную трубу смотрели, он до леса дошел, а там машина. Из нее люди выскочили и потащили дядю Андреича в лес. Все мужчины вскочили и побежали. Павел тоже вскочил и побежал вслед за всеми. Мужчины быстро расселись по своим машинам и на всех парах двинули к лесу. Бандиты далеко Андреича не утащили, жестоко избивали его прямо рядом с дорогой. Когда нападавшие увидели подъезжающие машины, они кинулись к своей, но Роман с Сергеем успели ее заблокировать своим полицейским фордом. Злодеев было трое, Павел решил, что с ними есть кому справится, поэтому сразу подбежал к Андреичу. Тому изрядно досталось: у него было абсолютно белое лицо с сильно кровоточащей губой. – Помоги подняться, – попросил Андреич. Павел подставил плечо, потом попытался обнять и приподнять Андреича, но тот застонал: – Подожди чуть-чуть, дай передохнуть, ребра сволочи сломали. Больно. Посади сначала. Павел помог Андреичу сесть. Хорошо, что в какой-то момент он обернулся. Юрист увидел, как из леса выбежал четвертый толстенный бандит с металлической трубой в руках и направился прямиком к дяде Леше. Алексей тащил к полицейской машине пойманного им злодея и ничего не видел. – Леша! – заорал Павел и кинулся наперерез бандиту. Буквально за несколько сантиметров до дяди Леши он столкнулся с амбалом и повалил его, правда сам не удержался на ногах и упал. Толстяк быстрее Павла вскочил на ноги и замахнулся трубой на него. Павел понял, что шанса увернуться у него нет и закрыл глаза. Он даже удивился, почему ему совершенно не страшно умирать, только немного грустно, что он в своей непутевой жизни так и не узнал, почему Бетти ушла от него. Бандит замахнулся, но удара не последовало. Павел открыл глаза и с удивлением увидел, что амбал лежит на земле и сплевывает зуб за зубом, рядом стоит дядя Леша и потирает кулак, а Алекс со всех ног бежит к лежащему отцу. – Что, Пузырь, доигрался. Надолго сядешь, – подошел Роман и ударил бандита ногой, – не хухры-мухры – покушение на убийство гражданина Соединенных Штатов. – Ты че, начальник, какое покушение? На какого гражданина? Что я, американца не видел. Он молодой, а этот старый. – Дураком родился, дураком и помрешь, – Роман еще раз пнул Пузыря, – Пал Макарыч – отец Сашки. Вчера только из Америки приехал. Между прочим, он юрист и миллионер. Засудит по самое не хочу. – Ничего Пузырю не будет, Шишковец обещал прикрыть, – подал голос молодой бандит. – А вот это уже интересно, – к месту побоища подошел мужчина неопределенного возраста вместе с Игорем Валерьевичем Зуевым. Мужчина представился: – Старший следователь Еремин Николай Иванович, Следственный комитет. Роман с Серегой повеселели, а бандиты погрустнели. Пузырь стал путано объяснять, что он никого убивать не собирался, хотел Леху только попугать, думал, он художник, интеллигент, его только тронь… – Дурак, – вступил в разговор Зуев, – Алексей в советском интернате вырос. Чему-чему, а драться там научили. Выглядел Зуев, как в рекламе раритетного виски. Дорогущий костюм, начищенные до блеска ботинки и шейный платок. Павел про себя улыбнулся: Пузырь, драка, кровь, лес и шейный платок – нетривиальное сочетание. Наверное, такое возможно только в России. Богатый на впечатления выдался денек. Павел всегда гордился тем, как виртуозно умеет ругаться по-русски. То, что он услышал здесь, в лесу, показало, что он самонадеянный дилетант. Интересно, что все: бандиты, полицейские, десятиюродные и пижон Зуев – прекрасно владели сленгом и отлично понимали друг друга. Что поделаешь, век живи, век учись… – Павел Макарыч и Александр Павлович, – обратился к американцам следователь, – пожалуйста, отвезите потерпевшего в больницу, а остальных попрошу проехать в отделение полиции. Надо записать показания. Андреич немного оклемался и практически сам добрался до машины. Владимир наказал из больницы привезти потерпевшего в их с дядей Лешей дом. Это правильно, жена Андреича уехала с внуками к сестре в гости, нечего ему дома одному больному куковать. Около больницы Андреич попросил Алекса сходить узнать, где находится травмпункт. Когда они остались с Павлом вдвоем, сказал: – Поверил я тебе, Пал Макарыч, поверил, когда ты Леху побежал спасать. Корень у Вас, у Потаповых, крепкий. Миллионы не испортили. На, держи, привет тебе от Лукича. В руку Павла легла флешка. 23. Боб Боб мучился угрызениями совести. Вчера вечером после отъезда брата его накрыла беспросветная тоска, он честно пробовал бороться с собой, но проиграл, то есть позвонил Петрушке, хотя в России была глубокая ночь. Ему что, он поговорил, душу отвел, приободрился и лег почивать, а бедная невыспавшаяся Петрушка с самого утра трудится в поте лица. Американским утром он, конечно, позвонил ей с извинениями, но был послан по известному адресу. Мало того что ночью не дал спать, так еще и работать мешает. Все-таки таких, как его Петрушка, больше нет! Настроение немного улучшилось, но очень быстро опять упало до нуля. Пришла эсэмэска от отца с приказом явиться в течение часа. Что еще нужно, этому маразматику? Неужели вчерашнего разговора не хватило? Между прочим, Бобу работать нужно, а не с отцом препираться. К удивлению Боба, отец пребывал в хорошем настроении и сразу с нравоучениями не полез. С совершенно серьезным видом начал выспрашивать, что было у Павла с Бетти прошлым летом в Потаповке. Боб пожал плечами, брат вчера дал исчерпывающий ответ на этот вопрос. Пришлось напомнить, что Пол сказал: «Виделись и виделись». Что может добавить Боб? Ничего. Придется Макару Петровичу с этим смириться. – Ну хоть скажи, дружеской была встреча? – Думаю, что ответ утвердительный. Смотри сам, – Боб достал планшет, ввел пароль и показал отцу фотографию, где Павел обнимал Бетти и Алекса. У всех троих было исключительно счастливое выражение лица. Отец посмотрел на снимок и крякнул. – Почему раньше фотку не показал, не спрашиваю. Ладно, это проехали. Перейдем к делу. Сегодня ночью проанализировал все факты в новом свете, с учетом того, что причина ухода Бетти вовсе не измена Павлушки. Кое-что надумал. Нельзя, чтобы виновные ушли от ответственности, сейчас очень многое зависит от тебя. Предлагаю тебе следующий план, – дальше отец четко изложил свои мысли. Что ж Бобу пришлось признать, что у старика голова еще варит. Обсуждение деталей затянулось на несколько часов. Почти в самом конце беседы в кабинет зашла встревоженная Татьяна Николаевна с планшетом. – Макарушка, Боря, посмотрите, что мне на почту прислали. Какую гадость написали. Про тебя, Боря, написали. Будто ты настоящий Казанова, каждые полгода у тебя новая женщина: то блондинка, то брюнетка, то шатенка, а теперь до рыжей докатился. Рыжая под стать тебе. Одного мужа уже уморила, а теперь живет сразу с двумя: с тобой и еще с каким-то твоим родственником. Я не поняла, с каким. Ну и вроде ты от нее не отстаешь, живешь сразу с несколькими шлюхами. Макар Петрович уже приготовился высказать свое нелицеприятное мнение о беспорядочной жизни сына, но вовремя остановился. Он никогда не видел такого лица у сына. С таким лицом русские ходят в атаку, когда убивают их друзей. – Клара – сука. Я ее пристрелю. Мне надо срочно позвонить, – Боб схватил телефон. – Черт, черт, черт, в России уже ночь! Поздно звонить. Что же делать? – Боренька, сядь и успокойся, – у Татьяны Петровны в жизни была особая миссия – она приводила в чувство то мужа, то сыновей. – Боря, эта рыжая женщина – русская? – Да, мама, это не просто какая-то русская рыжая женщина, на этой русской женщине я твердо намерен жениться. Точка. Я люблю Ренату. Наверняка ей послали тот же текст. В прошлом году Ренату видела Клара и умудрилась сказать ей гадость. Рената ответила без толерантности, по-русски, а Надюха все дословно Кларе перевела. Эта гадина таких вещей не прощает. Здесь никто, кроме Клары, про Ренату не знает. Нет, еще Джонни и Нора знают, но им-то зачем мне жизнь портить?