В следующий момент мимо просвистел велосипедист, так близко, что чуть не въехал в нас. Он бы и въехал, если бы мы в этот миг не остановились. Себастьяно крикнул вдогонку этому типу итальянское ругательство, потом настойчиво посмотрел мне в глаза. – Из-за этого и чесалось? – напряжённо спросил он. – А теперь прошло? Я опустила руку и молча кивнула. Зуд и в самом деле снова прекратился. Тем не менее оставалась какая-то подавленность. Что-то вроде слабой догадки, что зуд предупреждал меня о чём-то большем, чем несущийся напролом велосипедист. Мне потребовалось некоторое время, пока я смогла точнее настроиться на этот скрытый дискомфорт. Это было чувство, что за мной наблюдают. * * * Я не говорила об этом с Себастьяно, потому что в ходе оставшегося дня это чувство постепенно исчезало, пока я не решила, что это всего лишь воздействие стресса последней ночи. Мы обошли пешком ещё несколько туристических аттракционов поблизости – Вестминстерское аббатство, Даунинг-Стрит, номер 10, конную гвардию и Трафальгарскую площадь. Площадь я уже знала, потому что здесь находился – прямо рядом с колонной Нельсона – большой портал для путешествия во времени, через который мы несколько дней назад попали в 1813 год, чтобы спасти мистера Тёрнера и его картины. Правда, в том времени этой победной колонны ещё не было, хотя адмирал Нельсон за несколько лет до этого уже выиграл знаменитый морской бой против французов. Мы купили себе мороженое, сели на бортик фонтана и некоторое время смотрели на пёструю толчею на площади. Какой-то отчаянный тип в клетчатых «бермудах» взобрался на одного из огромных бронзовых львов у подножия памятника и позировал там своей подружке, которая щёлкала его во всевозможных перспективах. На заднем плане при этом проезжал двухэтажный красный автобус, лондонский символ, такая же неотъемлемая часть облика города, как бесконечный, никогда не прерывающийся поток туристов. Фонтан был окружён людьми, как и спектакль, который чуть поодаль разыгрывали уличные актёры на гигантских одноколёсных велосипедах. Народу собралось очень много, как бывает в солнечный день на площади Сан-Марко в Венеции. Лишь в нескольких шагах от нас находился портал. Мне почудилось, что при виде этого места у меня пробежали мурашки по коже. Но пока никто из Старейшин его не открыл, его как бы и не существовало. Несмотря на это, никто из окружающих даже не заметил бы, если бы ворота были приведены в действие. В этом заключалась особенность таких порталов. Можно было пройти через них средь бела дня у всех на глазах – при условии, что с тобой при этом находился Старейшина. Люди вокруг хотя и могли видеть, как кто-то скрылся из глаз или снова появился, но это никому не казалось чем-то необычным – они тут же просто забывали про это. Как раз на том самом месте, где находились ворота, стоял какой-то заспанный тип с растафарскими дредами и праздно листал путеводитель, напоминая мне о том, что нам с Себастьяно ещё предстояла обширная программа осмотра достопримечательностей. Но раз уж мы очутились здесь, я предложила бы ему посещение Национальной галереи, которая находилась поблизости, поскольку там среди прочего можно было бы полюбоваться и полотнами мистера Тёрнера. Но для марша по обширному музею я была всё-таки слишком разбитой, поэтому я сразу согласилась, когда Себастьяно предложил вернуться в отель. В конце концов, у нас ещё завтра был целый день. Вечером мы ели в индийском ресторане лучшее куриное карри всех времён, а выпить после этого отправились в один паб на берегу Темзы. Мы сидели за столиком у окна, пили бочковой «гиннес» и разговаривали. При этом я думала, как же это странно – мы знали друг друга уже почти четыре года, и мне иногда казалось, что нам достаточно посмотреть друг на друга, чтобы понять, о чём думает другой. И тем не менее мы никогда не могли наговориться. Точно так же мы могли сидеть вместе, не произнося ни слова минутами – и молчание нам не мешало. Мы просто чувствовали себя в своей тарелке. Доверительно и спокойно. Правда, в этот вечер нам больше хотелось говорить. Например, о Ванессе, которая со школьной скамьи была моей лучшей подругой. Мы с ней родились с разницей в два дня и в остальном тоже имели много общего – например, у обеих не было способностей к математике, из-за этого мы вместе остались однажды на второй год. К сожалению, виделись мы теперь не так часто: я жила в Венеции, а Ванесса после школы никуда не уехала из нашего родного Франкфурта. Она изучала там юриспруденцию и была смертельно несчастлива с тех пор, как познакомилась в университете с одним типом по имени Мануэль. В пабе был бесплатный вай-фай, и с того момента, как мы вошли сюда, Ванесса успела написать мне не меньше десяти раз, выгрузив на меня все накопившееся недовольство своими отношениями. – Какого чёрта она не бросит этого типа, если он её так унижает? – спросил Себастьяно. – Она не чувствует себя униженной, а думает, что он просто говорит ей правду. – Он говорит, что она толстая! – Ну да, она ведь и сама считает себя толстой. – Она что, поправилась с тех пор, как мы виделись последний раз? – Ничего об этом не слышала. – Какой у неё размер одежды? Тридцать восьмой? – Точно, – кивнула я. – Ну вот. Она не толще тебя. Я уставилась на него: – Что это такое ты сейчас сказал? У меня тридцать шестой! У него на лице отразился испуг: – Ну, я вовсе не имел в виду, что… Я изобразила улыбку: – Я пошутила. Он ответил на мою гримасу на свой неотразимый манер, разыграв любовника в стиле итальяно: – По мне, piccina[1], как бы ты ни округлилась, мне всё будет мало. Спокойно прибавляй в весе сколько хочешь. Мы немного подурачились, пока на мой айфон не пришло очередное сообщение от Ванессы. Как бы я хотела быть с вами и отправиться вместе на задание. Не могла бы ты поговорить с этим одноглазым типом, не возьмёт ли он меня на работу во время каникул? – Вот это определённо было ошибкой – рассказывать ей обо всём, – сказал Себастьяно, сидевший рядом со мной и прочитавший это сообщение. – Она моя лучшая подруга, я никак не могла бы вечно держать это в секрете от неё. И что-то я должна была ей сказать насчёт того бриллиантового колье. Она меня знает как облупленную, враньё бы тут не прошло. Колье Себастьяно прихватил с собой из памятного путешествия в Париж 1625 года. Носить я его не могла, слишком уж оно было ценное и приметное. И я его хорошо припрятала. По крайней мере, я так думала – до тех пор, пока Ванесса на большой вечеринке, которую мы вместе устроили по случаю нашего двадцатилетия, не полезла в морозилку за кубиками льда. Вот тогда ей в руки и упало это ослепительное великолепие, и я была вынуждена дать ей какие-то объяснения. – Может, мне и правда спросить у Хосе, нельзя ли взять её с собой, – сказала я. – В конце концов, ты ведь тоже попал в стражи времени через твоего друга. Плинг. Ещё одно сообщение от Ванессы. Но вообще-то у меня нет времени, послезавтра Мануэль собирается на Ибицу. У его родителей там летний дом. Если я не поеду с ним, он опять неделю не будет со мной разговаривать. А я и без того на пределе. Я тебе уже рассказывала, что провалилась на промежуточном экзамене? – Ну вот, пожалуй, дело и уладилось, – сказал Себастьяно. Я написала Ванессе что-то утешительное из-за проваленного экзамена. К счастью, у неё была возможность пересдачи. При желании. Она уже пару раз намекала, что, может быть, промахнулась при выборе юриспруденции, и думает, не переметнуться ли ей при случае на искусство или моду. Кельнер принёс нам ещё по кружке «гиннеса», но я уже через полкружки ослабела и не переставая зевала. Себастьяно расплатился, и мы побрели сквозь тёплую летнюю ночь к своему отелю. Повсюду царило оживление, и движение на дорогах было почти такое же, как днём. Надо было бдительно следить за ним, потому что машины выныривали справа, а не слева, как на материке. Огромные нарисованные стрелки на проезжей части – по-видимому, специально для туристов – указывали, куда нужно смотреть, переходя через дорогу. Мы шли, тесно обнявшись, и точно так же и заснули потом. Я приникла головой к груди Себастьяно и слышала его сердцебиение. В это мгновение я была безмятежно счастлива. * * * Во сне я падала в глубину какой-то тёмной шахты. Не так быстро, как падает камень, а медленно – как планирующий лист, меня бросало туда и сюда потоком воздуха, который я не могла контролировать. Я знала, что это не реальность: тем не менее я ощущала холод, который окружал меня со всех сторон, а также внушающую страх бесконечность, в которую я падала. Это походило на падение Алисы в кроличью нору, разве что там внизу меня ждал не сказочный мир, а нечто гораздо худшее. Что-то тёмное и злое, не имеющее определённого облика, но всё же с когтями и рогами, с острыми зубами и стегающим хвостом. Ничего этого я не могла видеть. Я была исполнена неким интуитивным знанием о том, что такое существо есть в безднах времени, и если я буду падать достаточно долго, то встречу его. Я уже приближалась к нему, это я замечала, но не могла бы сказать, по каким признакам. Меня охватил жуткий страх, он сдавил мне грудную клетку, я больше не могла дышать. Задыхаясь, я очнулась, хватая ртом воздух, как тонущая. Себастьяно обнял меня: – Анна? – Всё в порядке, – выдохнула я, стараясь успокоить сама себя. – Боже мой, да ты вся дрожишь! – Дурацкий кошмар. – Что тебе снилось? – Не знаю. Что-то злое из Алисы в Стране чудес. – Червонная королева? – Нет, скорее нечто вроде Бармаглота. – Жуткий монстр из фильма? Ты встретила его во сне? – Не по-настоящему, это было скорее предчувствие. – Иначе бы ты показала злодею, где раки зимуют, – сказал Себастьяно, тихо веселясь. – Уж точно. – Я прильнула к нему, его тёплое тело ощущалось как сильное и надёжное, однако сердце моё всё ещё колотилось. Я долго не могла уснуть. На следующее утро мы сразу после завтрака отправились осматривать Лондон, чтобы успеть увидеть побольше до возвращения Хосе. Два следующих дня были полны планов, но я наслаждалась каждой минутой. Мы с утра и допоздна были в движении. При этом мы поочерёдно ходили пешком, ездили на метро или садились на красный двухэтажный автобус. Биг-Бен, Тауэр, площадь Пикадилли, Ковент Гарден, Хэрродс (непостижимо, сколько предметов-люкс, стоющих больше десяти тысяч фунтов, вместилось в один-единственный универсальный магазин!). И, естественно, мы завернули на колесо обозрения, откуда насладились умопомрачительным видом, который стоил непомерно дорогих входных билетов. Мадам Тюссо мы пропустили, зато побаловали себя посещением лондонской темницы Данджен, неповторимого кабинета ужасов, сформированного по историческим лондонским образцам, со вспышками внезапного огня, крысами и поразительно похожими на настоящих чумными больными. Когда вечером второго дня мы возвращались в отель после прогулки по Портобелло-Роуд, нас уже поджидали. Хосе вернулся. * * * Он производил впечатление усталого и напряжённого человека и был странно обращён в себя. Не особо распространяясь, он сунул нам в руки стопку исторических костюмов и объявил, что задание назначено на завтрашнее утро.