Часть 1 из 41 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
© Emily Gunnis Ltd, 2019
© Перевод. Э. Бекетов, 2022
© Издание на русском языке AST Publishers, 2022
* * *
Моему мужу Стивену – моей любви, моей жизни, моему учителю.
Я не знала, что потерялась, пока не нашла тебя.
Любовь не ведает своей глубины до тех пор, пока не наступит час разлуки.
Халиль Джебран
Пролог
Суббота, 19 ноября 1960 года
– Пожалуйста, отпустите меня, сэр. Мне нехорошо.
Ребекка взглянула на сидящего напротив полицейского в очках с тонкой оправой, который уже два часа держал ее в комнате для допросов.
Детектив-инспектор Гиббс глубоко затянулся сигаретой с дешевым крепким табаком и выпустил густое серое облако дыма в и без того спертый воздух комнаты.
Ребекка посмотрела на свои руки. На тыльной стороне правого запястья она заметила крошечные брызги крови, принадлежавшей ее матери, и начала соскребать их ногтями. На ней по-прежнему была белая ночная рубашка, в которой она спала в ту ночь. Весь подол был покрыт кровавыми пятнами. Ей захотелось сорвать с себя одежду, нырнуть в ванну с головой и больше никогда не всплывать на поверхность.
– Мы почти закончили. Мне просто нужно прояснить еще пару деталей, прежде чем мы напечатаем ваше заявление.
Детектив-инспектор наклонился вперед, не сводя с нее своих черных глаз, и, потушив окурок в пепельнице, раздавил его пожелтевшим от никотина указательным пальцем.
– Пойду принесу вам воды.
Он встал из-за стола, и ножки его стула пронзительно заскрежетали по плитке пола, заставив Ребекку вздрогнуть. Она поспешила получше укутаться в колючее шерстяное одеяло. Ее трясло, ей было холодно. Очень холодно.
Дверь за детективом-инспектором захлопнулась. В глазах Ребекки защипало, и она взглянула на часы: было уже четыре утра. Она впервые не спала в такой поздний час. Конечно, иногда они вместе с Харви прятались ночью в бомбоубежище, боясь попасться на глаза ее разгневанному отцу, но обычно к полуночи его желание забыться с бутылкой виски уже брало верх над гневом.
Когда в их доме поднимался крик, Ребекка давала Харви сигнал, светя из окна спальни фонариком, и он бежал через кукурузное поле, а затем открывал крышку люка в бомбоубежище под их домом. К тому моменту она уже ждала его внизу. В эту маленькую подземную пещеру вел тайный ход, спрятанный в глубине шкафа под лестницей. Это убежище, созданное на случай, если немецкие солдаты вернутся, чтобы вырезать его семью, обустроил ее отец – а затем и наполнил запасами консервов, книг и свечей. Бесконечная паранойя, которая превратила жизнь Ребекки и жизнь ее матери в ад, совершенно случайно предоставила ей путь к спасению.
Ребекка сидела и наблюдала, как, тикая, двигалась секундная стрелка, и ход времени все дальше и дальше уносил то мгновение, когда она в прошлый раз видела мать. Нет, в последний раз. Она ясно помнила ту картину: мать, жадно ловящую ртом воздух; ее красивые губы, которые так часто целовали Ребекку; бледнеющую на глазах кожу, последний вздох ее матери – и ускользающую жизнь.
Тишина комнаты, наполненной табачным дымом, гулом отдавалась в ушах. Тело Ребекки было сковано усталостью, и все же мозг раз за разом проигрывал в воображении ту сцену, которая предстала перед ней, когда она прибежала из спальни на пронзительные крики: на бледном ковре, из которого она так много раз выбивала пыль на залитом солнцем крыльце, лежала ее мать.
Ковер был окрашен кровью, вытекшей из ее ушей и носа. Ее глаза настолько заплыли от ударов, которые ей нанес отец Ребекки своим черным тяжелым ботинком, что она не могла разглядеть в дверном проеме собственную дочь.
– Итак, мисс Уотерхаус, – детектив-инспектор Гиббс захлопнул за собой дверь, заставив Ребекку вздрогнуть, – давайте повторим историю.
Казалось, что все это случилось с ней в прошлой жизни, а ведь всего несколько часов назад она лежала в кровати, и за окном бушевала гроза, пришедшая со стороны бухты Уиттеринг. Несмотря на одеяло, которое она взяла из дома, руки у нее дрожали от холода.
Она представила, как отец разжигает в камине огонь, бормоча что-то под нос и кашляя от поднявшейся пыли. Мама бы сидела рядом, и ее серые волосы были бы собраны в пучок. Вытянув ноющие от усталости ноги на табуретку, она бы наблюдала за действиями мужа, покорно ожидая, когда вместе с огнем неотвратимо вспыхнет и его гнев. Закончив с камином, отец бы взял из ящика стола ключ, подошел к закрытому шкафу и достал свой пистолет Люгера. Каждый понедельник он разбирал его и тщательно смазывал льняным маслом, говоря при этом жене:
– Не все мы можем позволить себе такую наивность, Гарриет. Мужчина должен быть готов защитить свою семью.
Ребекка чувствовала напряжение сквозь половицы. Стояла гробовая тишина; так случалось всегда, когда отец был не в духе. День не задался с того самого момента, когда ее родителей вызвали к директору. С тех пор отец с ней ни разу не заговорил – только сказал, что завтра рано утром они уедут из Сивью и что Харви Робертса она больше никогда не увидит.
Тревожные мысли о друге вернули ее в настоящее.
– Пожалуйста, дайте мне увидеть Харви, – взмолилась она.
– Всему свое время. Мистер Робертс-младший доставил нам немало хлопот, и мы были вынуждены поместить его в камеру.
Ребекке снова стало дурно. Присутствие инспектора Гиббса подавляло ее. Он напоминал ей крыс, которые сновали между загонами с ягнятами на ферме. Зубы у него были желтые и острые, и даже кончики его густых черных усов при разговоре подергивались, как у крысы.
Девочка сглотнула подступивший к горлу ком, стараясь сдержать слезы. Вскоре после того, как ее увели в комнату для допросов, она слышала, как в коридоре Харви плакал и звал ее. Полицейские стали кричать ему, чтобы он успокоился, и пригрозили посадить его на ночь в камеру. Харви бросился было колотить кулаками по двери, за которой держали Ребекку, но его крики становились все тише, пока его волокли прочь.
– А где отец Харви? Мне всего тринадцать. Разве со мной не должен быть взрослый? – голос Ребекки дрожал, и Гиббс бросил на нее суровый взгляд.
– Тед Робертс находится в состоянии алкогольного опьянения. Он сейчас даже своего имени не знает, поэтому, боюсь, он едва ли сможет чем-то вам помочь. Мы позвоним в социальную службу, как только откроется их офис, и вас возьмет под опеку государство.
– Что это значит? – спросила она, чувствуя, как ее охватывает паника.
Гиббс недружелюбно взглянул на нее.
– Это значит, что вас поместят в ближайший приют, а местные власти прикрепят к вам соцработника, который теперь будет за вас в ответе.
– Но я хочу жить с Тедом и Харви, – Ребекка уже не могла сдержать слез. – Пожалуйста, пустите меня в туалет, я правда нехорошо себя чувствую.
– Ну, чем скорее вы проясните некоторые детали произошедшего, тем скорее мы закончим.
– Но я вам уже рассказала все, что знаю. Пожалуйста, не надо еще раз.
Она не хотела вспоминать крик ее отца, прорывающийся сквозь раскаты грома и завывание ветра за окном. Рев, слышный даже на втором этаже, и тихий, нежный голос ее мамы, пытающейся его успокоить. Ребекка представила, как она тряслась от страха, явно предчувствуя, что именно должно было вот-вот произойти. Потом Ребекка услышала грохот в гостиной, ее сердце забилось еще чаще, в окно забарабанил ливень, и она накрылась одеялом с головой.
– В этот раз я все запишу, а секретарша напечатает, когда выйдет на смену. – Он вздохнул, выпуская облако дыма. – Скажите мне еще раз, что именно ваша мать сделала, чтобы так разозлить вашего отца сегодня вечером?
Ребекка со злостью смахнула слезу. Ее голова раскалывалась: она никак не могла объяснить этому мужчине, что значило жить с таким человеком, как ее отец.
– Она ничего не сделала. Он не ждал, когда мы совершим ошибку. Может, я где-то оставила карандаш, может, мама неправильно сложила полотенце. Мой отец страдает от военного невроза. Он какое-то время лечился в психиатрической лечебнице Гринуэйс, но так и не оправился до конца. У него ужасный характер, и даже малейший шум или раздражение могут вызвать у него приступ.
– И все же что-то особенное случилось сегодня и разозлило его, так? Вы упоминали, что прогуливали уроки.
Полицейский пристально смотрел на нее, держа ручку наготове.
Ребекка закрыла глаза и погрузилась в воспоминания о предыдущем дне, когда она была совершенно другим человеком – маленькой девочкой, у которой была семья, которая сидела у кабинета директора, разглядывала оранжевый ковер с кружевными узорами и прислушивалась к голосам, звучащим за дверью.
– Дело в этом мальчишке, Робертсе, он оказывает на нее дурное влияние.
Директор говорил громко, и Ребекка могла представить, как он расхаживает по кабинету перед ее родителями, держа руки за спиной.
– Они живут на соседней ферме. Когда я лечился в Гринуэйсе, Тед Робертс дал моей жене работу. – Голос ее отца был тихим, как и всегда, когда они находились за пределами своего уединенного жилища. – В результате Ребекка и Харви выросли вместе. К сожалению, меня не было рядом, чтобы пресечь эту их привычку проводить чрезмерное количество времени вместе.
– Что ж, мистер Уотерхаус, на вашем месте я бы доверился своим инстинктам. Я-то думал, что Ребекка хочет добиться в жизни чего-то большего, но, боюсь, теперь ее устроит и жизнь жены фермера. Общение с этим мальчишкой оказывает пагубный эффект в том числе и на ее успеваемость.
– Успеваемость? – взволновано повторила мать. – Учеба для нее очень важна, ведь она хочет стать врачом… – Но тут же она замолчала, словно ей стало стыдно за свою несдержанность.
– Теперь поздно волноваться, Гарриет. Я предупреждал тебя об этих людях.
– Что ж, полагаю, амбиции большинства девушек отходят на второй план, когда они влюбляются, – сказал директор так, словно это было само собой разумеющимся.
– Влюбляются? – Отец все же повысил голос, хотя и старался этого не делать. – Ей тринадцать, ради всего святого.
Перейти к странице: