Иногда Ли, проснувшись, не понимает, где и когда находится, словно ее жизнь нарезали ломтиками и перетасовали, будто карточную колоду. Как правило, рука дремотно тянется за бутылкой на прикроватной тумбочке, но потом пальцы задевают ночник или телефон, и в голове мелькает единственная мысль: «Тогда». Такой Ли была тогда. Сколько раз она просыпалась по утрам с квадратной головой и единственным желанием: снять напряжение после вчерашних излишеств. И вообще, Ли – одно сплошное напряжение. Если это не вино, то работа, беспокойство, воспоминания – или попытки их избежать. Но сегодня, пробуждаясь, она первым делом думает не о Мейсоне и тянется не к вину. На уме у нее Ноа. Ли валяется в постели, рассматривая старый вентилятор на потолке. Ее взгляд перемещается к пятну от протечки рядом, недавно закрашенному, но все равно заметному, а затем перебегает к окнам спальни, на которых недавно завелся древесный грибок. Она старается следить за домом, но он старый и к тому же не свой. Зато до подруг рукой подать: Кэрол – на Линкойя-Хиллс всего через несколько улиц, Грейс и Элис в Грин-Хиллс, районе побогаче, со школами получше, и только одна Ли снимает жилье. Впрочем, этот дом символизирует для Ли новую жизнь с Мейсоном, так что она им гордится. Ли гладит соседнюю подушку. На ней никто не спал с тех пор, как в ее жизни появился Мейсон. Она будто вырубила выключатель, но в тот миг, когда напрасно открылась Ноа, этот выключатель щелкнул снова и теперь не хочет выключаться. Слишком живо она представляет, каково будет лежать в одной кровати с Ноа. Подкравшись на цыпочках к спальне Мейсона, Ли прикладывает ухо к прохладной древесине. Спит. У Мейсона проблемы со сном, несколько лет он даже страдал лунатизмом. Ли еще помнит, как вскакивала с кровати, когда сын поворачивал дверную ручку, пытаясь выйти на улицу, либо, ничего не соображая, являлся к ней и настаивал, что пора начинать занятия. Потом это сошло на нет: он только иногда мечется в постели, роняет голову с подушки и невнятно бормочет. Плохая или хорошая предстоит ночь, не угадаешь: это не зависит ни от сказок, ни от объективных причин. Впрочем, последнее время Ли начала давать ему мелатонин, и он вроде бы помогает. Она одевается и ставит греться чайник. Когда Ли кладет в пустую чашку пакетик, ее взгляд падает на сад на заднем дворе и скользит дальше, к деревьям на краю участка, в чьих кронах, усыпанных набухшими цветочными почками, играет ветер. Недавно Ли посадила анемоны, маки и грядку лютиков и уже предвкушает великолепную награду, которую получит под конец весны. Сегодня у нее встреча. Не зная, что стоит за отказом Ноа, Ли как на иголках, но чтоб ей провалиться, если она сорвется на Мейсоне или снова начнет орать как припадочная. С утра в воскресенье график плотный, и все же Ли выкраивает для себя время. Как же достали все эти балаболки, необходимость кивать и поддерживать разговоры! Одна клиентка не может провести все лето за границей, потому что у малыша Билли научный лагерь, вторая не знает, куда потратить премию, третья – какой гидроцикл купить для прогулок по озеру Перси-Прист. Окрашивая непослушные седые волосы и умело подстригая секущиеся кончики, Ли всегда тактично выслушивает и улыбается, хотя в такие моменты хочет лишь одного: взять бутылку вина и пить, пока не почернеет во рту. Отказавшись от облегчения, которое давал алкоголь, расслаблявший узлы агрессии, разочарования и неудовлетворенности, как руки массажистки после марафона, Ли так и не нашла ему равноценной замены. Ли просит Ноа сегодня прийти чуточку пораньше. Он тут же присылает ответ, спрашивая, можно ли с нею кое о чем поговорить. Ли перечитывает эсэмэску, и ее пальцы замирают над клавиатурой. Наконец она отсылает лаконичное «да». Неужели насчет Мейсона? У нее нет никакого желания обсуждать неудавшийся поцелуй. Ли, позевывая, ждет, когда засвистит чайник. Минут через двадцать в заднюю дверь тихо стучит Ноа. Любопытно, что сказал бы Ноа, узнав, что сегодня она проснулась с мыслью о нем? – Привет! – здоровается Ли, пытаясь выглядеть невозмутимой, но ее лицо по-прежнему напряжено. Ноа ставит сумку рядом с лавкой в прихожей, совсем как муж, вернувшийся домой к жене после трудового дня. Его волосы влажные. Он что, был в душе? – Мейсон уже встал? – спрашивает он, заглядывая в коридор. – Еще нет. – У тебя есть время поговорить? – Конечно. – Ли заваривает себе и Ноа чай и садится за стол в столовой. – Кажется, у тебя что-то неприятное. – Нет, ничего подобного. – Ноа медлит, подбирая слова. – Речь о том, что случилось в пятницу? – уловив его колебания, Ли торопится заполнить паузу. – Пожалуйста, не вздумай из-за этого нас бросать. – Ли, – Ноа накрывает ее руку своей. – Я уже невесть сколько раз говорил, что никуда не уйду. Я не уволюсь. Успокойся. Она растягивает губы в улыбке, наслаждаясь тяжестью его ладони. – Ладно, постараюсь. Рассказывай. Ноа убирает руку и кладет ее обратно на колени. – Не знаю, с чего начать, так что скажу прямо, пожалуйста, выслушай. Хорошо? До конца, пока я не договорю. У Ли перехватывает дыхание. Она только кивает. – Речь о пойдет об этой твоей поездке с подругами. Уфф! Слава богу, не о поцелуе. Но о чем же? Она хочет поехать – очень хочет, – но, как только представит, что собирает сумку, садится в машину и уезжает прочь от своей жизни и Мейсона, осознает, что это невозможно. Никто не знает, чего стоит ей этот шаг. Никто не знает, что это для нее значит. – Я пока думаю. Глаза Ноа суживаются. – Нет, не думаешь, я тебя знаю. – Как ты понял, что я не собираюсь ехать? – рассмеявшись, спрашивает она. – Как я уже сказал, я тебя знаю. Ты для меня как открытая книга. Поговорила с Мейсоном о поездке? – Еще нет, но поговорю. – Ладно, убедила, – Ноа обеими руками берется за стол и накреняется на стуле назад. – Ну как, выслушаешь мою заготовленную речь? «Речь? Для меня?» Ли протягивает Ноа руку: боже, какой же он все-таки обаяшка! – Непременно! Он прокашливается. – Значит, так: ты должна отправиться в эту поездку, и вовсе не потому, что это весело и тебе нужно отдохнуть. А потому, что это необходимо Мейсону. Он должен знать, что его мир не сойдет с оси, если мать отлучится на двое-трое суток. Хоть мальчик и мал, он прекрасно справляется со своими обязанностями. У Мейсона исключительно светлая голова: и ты, и я – мы оба это знаем. В проверке нуждается его эмоциональная стабильность. Вот почему ты должна уехать. С Мейсоном все будет хорошо. С тобой тоже. Поживешь пару дней для себя и с новыми силами окунешься в заботы о пареньке. – Ноа чешет голову. – Я, собственно, про что? Ты ведь никогда его не покидала, разве что уезжала выпить с кем-то кофе или по делам. Большинство его сверстников родители каждый день на восемь часов оставляют в школе. – Знаю. На нее накатывает вина. Ли часто беспокоит, что, сидя дома, Мейсон не научится общаться с другими людьми. – Он будет видеть вокруг знакомые лица. Он будет под защитой, за ним присмотрят. Что скажешь? Ли кивает, но внутри ее натягивается нерв. Никто не понимает, что в отъезде она вся изведется от тревоги. Ее будут терзать навязчивые мысли: все ли с Мейсоном в порядке, не скучает ли он, не случится ли с ним нервный срыв, с которым Ноа ничего не сможет сделать. Ли начинает понимать, что зависит от Мейсона больше, чем он от нее. Кажется, у нее новое нездоровое пристрастие. Сильное, мужественное лицо и честные глаза Ноа ждут ответа. Взгляд Ли задерживается на губах, которые она хотела бы поцеловать, спускается на руки, которые она хотела бы взять в свои. Этот мужчина уговаривает ее на отпуск. Не отвечает на ее чувства, но все равно готов взять на себя заботу о Мейсоне, чтобы дать ей повеселиться. Ноа просто чудо! – А ты что здесь делаешь? – Мейсон сонно трет глаза. На нем до сих пор пижама со «Звездными войнами», взъерошенные волосы стоят дыбом. Он смотрит на часы. – Еще даже девяти нету. – Мне нужно было поговорить с твоей мамой. Сейчас позавтракаешь, и начнем. – Дайте сначала переодеться. Ли поднимается, чтобы помочь, но в коридоре Мейсон останавливается и через плечо говорит: – Я решил, что уже достаточно взрослый, чтобы одеваться самостоятельно. Одна Грейс умеет меня одевать, но, увы, я с ней не живу. Так что придется обходиться собственными силами. – Он исчезает у себя в спальне. Ли смеется, хотя уязвлена. «Неужели мой сын готов жить с кем угодно, только не со мной?!» – Вот так новость! – Ли отхлебывает еще один глоток чая. – Вероятно, ты будешь сталкиваться с этим все чаще. Он выражает свою независимость, последнее время она главное в наших занятиях. – Круто. Ноа вновь накрывает ее руки своими. – Поговори с Мейсоном о поездке. Тебе станет легче, когда он даст согласие. Сердце Ли учащается: и от соприкосновения с Ноа, и от мысли о бесспорно нужном разговоре. – Вряд ли мне нужно согласие Мейсона. – Знаю. В первую очередь ты должна решиться сама. Ноа заглядывает ей в глаза. Он определенно о чем-то умалчивает, во взгляде сквозит скрытое желание. Ли ждет, когда Ноа уберет руку, но, как только это происходит, ощущает чуть ли не физическую боль и встает вылить в раковину еще теплый чай. Есть кое-что, о чем она не просто не может сказать вслух: ее все чаще посещает ощущение собственной ненужности. Отношение Мейсона к ней поменялось. Она привыкла, что мальчик предпочитает Грейс, но делала скидку на то, что Мейсон знает подругу целую вечность, та почти член семьи. Однако за каких-то несколько месяцев он проникся симпатией и к Ноа. К кому угодно, только не к родной матери. Стоя у раковины, Ли поворачивается к Ноа: – Как ты, еще не передумал насчет барбекю? – Конечно, нет. Жду не дождусь, – отвечает тот, раскладывая на обеденном столе учебные пособия. Ли, кивнув, изучает его лицо. – Я вам нужна? Ноа качает головой: