– Знаешь, Ноа, мы и так стараемся. У мальчика все хорошо. Ноа поставил кружку. – Вот как? Уверена? Весь взъерошенный, в дверях показался Уайатт и приветственно помахал рукой. – А вот и наш именинник! – радостно воскликнула мать. – С днем рождения, приятель. Каково чувствовать себя сорокалетним? Уайатт замер на пороге и одернул футболку. – Мне не сорок, а примерно двадцать три. Ты на восемь лет старше, так что тебе тридцать один. И, по мне, ты глубокий старик. – Не хорони меня раньше времени. – Соскочив с высокого табурета, Ноа полез в сумку за билетами. – У меня для тебя сюрприз. Присядь. Уайатт залез на тот же табурет. – Сюрприз! Давненько мне их не делали! – Он метнул многозначительный взгляд на мать. – Давай его сюда. – Закрой глаза и вытяни лапы вперед. Уайатт подчинился. Мать по ту сторону стола нервно вытирала руки о кухонное полотенце. Ноа положил билеты в подставленные ладони и стал ждать, пока глаза Уайатта сфокусируются на мелком шрифте. – Знаешь, что это? – Билеты. Это билеты. – Да, но что за билеты, знаешь? Уайатт прищурился и воскликнул: – На SNL, да? Его взгляд метнулся от Ноа к матери, чуть промахнувшись мимо цели. – Мы что, и вправду поедем на шоу? В Нью-Йорк? Ноа улыбнулся, чувствуя, как в сердце просыпается нежность. – Только ты и я, приятель. Ночь в городе. – На мой день рождения? – Сжимая билеты, Уайатт весь дрожал от возбуждения. – На твой день рождения. – То есть сегодня? Ведь у меня день рождения сегодня? – Точно. Потому я и приехал. Хотел сделать тебе сюрприз. – Ноа еле удержался от самодовольной улыбки в адрес матери. Родителям никогда не удавалось так осчастливить брата. Почему они никогда не делали ему неожиданных подарков? Почему держали вдали от мира? Уайатт подскакивал на табурете, как пятилетний, царапая линолеум деревянными ножками. Мать, поморщившись, собралась было его остановить, но вмешался Ноа. – Знаешь что? Почему бы тебе не одеться. Сходим поиграем в баскетбол. Играл раньше? Уайатт метнул на мать еще один взгляд, словно баскетбол, в который он раньше играл ежедневно для лучшей координации движений руки и глаза, стал для него чем-то столь же необычным, как билеты в руке. – Если давно не практиковался, ничего страшного. Собирайся, поедем покидать мячик. В честь твоего дня рождения. Поиграем, а потом где-нибудь пообедаем, а? Мама, ты не против? Мать отвернулась к столу, не давая прочесть выражение своего лица. – Конечно. Брат соскочил с табурета и, потрясая билетами, закричал, что едет в Нью-Йорк. Мать повернулась, уперла руку в бедро. – Ты слишком щедр, Ноа. Он пожал плечами: – Моему брату исполняется двадцать три только раз в жизни. – Послушай… В комнату с газетой под мышкой вошел отец. – Чему это так радуется наш именинник? – Билетам на шоу SNL, – ответила мать, выкладывая на тарелку яичницу. – Ешь давай, не то остынет. Она сунула сковородку под воду, и над раковиной с шипением поднялся пар, затем вытерла руки и вышла из кухни. Отец, натужно улыбаясь, взялся за вилку. 29 Ноа После долгого дня с братом Ноа почувствовал себя так, словно никуда не уезжал. За то время, что они были в разлуке, он успел подзабыть их тайный язык и то, как трудно порой понимать Уайатта. Его разум походил на дико сложную головоломку, решать которую Ноа когда-то так любил. Он подрастерял форму, но не окончательно. Вернувшись в квартиру, оба приняли душ, переоделись и прошли в гостиную к праздничному столу. Уайатту пропели «С днем рождения», а затем он задул свечи на ванильном торте из любимой кондитерской. Нарезав покрытый ярко-синей глазурью торт, мать протянула имениннику маленький квадратный кусочек. – У тебя губы синие, как черника, – сказал ему Ноа. – У тебя тоже, – ответил Уайатт. – Вы ничего не забыли? – спросила мать, ковыряя глазурь пластиковой вилкой. – Билеты на месте. Уайатт тоже. Вроде все взял. – Почувствовав ее тревогу, Ноа добавил: – Уайатт, скажи родителям, что мы будем паиньками. – Мы будем паиньками, мама. Паиньками. – Уайатт выбросил бумажную тарелку в мусорное ведро и повернулся к Ноа: – Поехали. Не хочу опоздать на шоу. Если мы опоздаем, нас не пустят внутрь. Я глянул расписание. У них там с этим строго. – Как скажешь, босс. Они помахали родителям на прощание, спустились на лифте на первый этаж и сели в арендованную Ноа машину. – Готов? – Родился готовым. Родился готовым, – повторял Уайатт, ерзая на сиденье. Дорогу Ноа посмотрел заранее, чтобы не обращаться за помощью к навигатору. Брата нервировали постоянные голосовые подсказки. Ноа включил плеер. Перед отъездом он записал компакт-диск и теперь поставил его на воспроизведение. Это была подборка любимых песен Уайатта – по одной за каждый год жизни. Брат пел, раскачиваясь, и хлопал в ладоши, не попадая в ритм, а Ноа подпевал, когда узнавал слова. Полтора часа пролетели быстро, несмотря на безумное количество машин. От родительских эсэмэсок у Ноа в кармане то и дело вибрировал телефон, но он только стискивал зубы. Подъезжая к центру Манхэттена, Ноа сделал музыку тише. – Добро пожаловать в Нью-Йорк, братишка! Уайатт, разинув рот, глазел на городские улицы. На многолюдной, потрясающей обилием неоновых огней Таймс-сквер было настоящее столпотворение. Город пульсировал жизнью, и они находились в самом его сердце. Уайатт открыл окно и, высунув из него свою большую голову, наслаждался шумным вечером. Куда ни взгляни, город поражал кипучей энергией. Брат выставил из окна руки, словно пытаясь ее поймать. – Круто, да? – Просто фантастика! Взгляни-ка! У брата был необычайно хороший слух и безупречная память на звуки. Он за квартал мог распознать рев сирен «Скорой помощи», завывания сигнализации и прочие звуки транспорта. Но прежде эти шумы были разрозненными, всегда приглушенными высотой в несколько этажей – и с ними Уайатт мог справиться. А сейчас? Не слишком ли много на него обрушилось? Уайатт повернулся и обеими руками схватился за дверь, и Ноа на мгновение испугался, что брат сейчас выскочит из машины. – Почему мама с папой никогда меня сюда не привозили? Ноа ощутил укол вины. Он бы мог сделать жизнь брата такой насыщенной, чтобы каждый день дарил новые впечатления. – Не знаю.