— Понятно, — послышался негромкий голос Саши. — Да, — растерянно кивнул головой Митя. «Тариэл» приближался. На его палубе стояли молодые моряки в желтых бушлатах, с винтовками. «Тариэл» тихим ходом подошел к шхуне и выключил мотор. На палубу «Чайки» поднялся офицер в короткой кожаной куртке. Его сопровождали трое в военных бушлатах. Неподалеку покачивался на воде второй сторожевик, он не бросал якоря. Видно, там интересовались, с какой целью подошел «Тариэл» с вооруженным отрядом к мирной грузовой шхуне. Офицер в кожаной куртке холодно приветствовал экипаж «Чайки». Потребовал шкипера. Антон показал на Дата. Пришедший свысока оглядел молча стоявшего шкипера. Держался начальственно, поигрывал длинным хлыстом и покручивал усы. — Это ты шкипер? — спросил он хриплым голосом и посмотрел на Дата уничтожающим взглядом. Дата не ответил. Широко открытые глаза его потемнели. Ему теперь стало ясно, с кем он имеет дело. «Белые! Конечно! Белогвардейцы». — Молодой человек, со мной не говорят на ты! — Шкипер сомкнул кулаки, ноздри его раздулись, как у горячего скакуна. — Кто не говорит с тобой на ты, ваше величество? — процедил офицер сквозь зубы и усмехнулся в усы. Гиго сощурился, побледнел. Из трюма выглянул Пантэ. — Тот, у кого бока не горят и язык не чешется, — спокойно ответил Дата и угрожающе ринулся вперед. Антон мигом очутился рядом со шкипером, схватил его за бушлат. — Ого, угрожаешь, анархист! — Офицер нервно хлестнул хлыстом по голенищу сапога. — Ты думал, что встретишь в Абхазии подобных себе босяков? — хрипло продолжал офицер, приближаясь к разъяренному шкиперу и с высокомерной улыбкой глядя на него. — К большевикам спешил, не так ли? А теперь мне угрожаешь? Ах, ты... — Он не закончил фразу и хлестнул шкипера по лицу. Все застыли. Дата развернулся и своим огромным кулаком двинул в лицо оскорбителя. Со сломанной челюстью тот перелетел через борт. Все ахнули. А Саша даже подпрыгнул от восхищения. Тория озирался, как лиса, попавшая в западню. Пришельцы вскинули винтовки. Один из них приказал матросам поднять руки. Антон крикнул: «Бей их», и на палубе все перемешалось. Дата вырвал винтовку у одного из пришельцев и зычным голосом приказал остальным: — Эй, вы, бросайте оружие! Один поднял руки. Остальные, как испуганные лягушки, попрыгали за борт. На «Тариэле» раздался сигнал тревоги. Несколько моряков прыгнули в воду на помощь своему командиру. Пулемет угрожающе повернулся в сторону «Чайки». Антон и Георгий подхватили брошенные винтовки. — Дианоз, к рулю! Полный ход! — командовал Дата. Офицера в кожаном бушлате втащили на палубу «Тариэла». Антон стоял у рубки и целился в пулеметчика. — Не смей стрелять, не то получишь пулю! — крикнул ему Дата, но вдруг в это время на «Чайке» раздался отчаянный женский крик и одновременно с ним — выстрел из винтовки. Дата пошатнулся, винтовка выпала из его рук. Он попытался схватиться за левое плечо, но не смог дотянуться, громко застонал и, как глыба, сорвавшаяся со скалы, повалился в трюм. — Что ты сделал, изувер? — в отчаянии заорал Антон, отбросив винтовку, и схватил за горло стоящего рядом Тория. Но тот изловчился, ударил Антона ногой в низ живота и ринулся на корму. — Ни с места, не то всех перестреляю, — крикнул Тория и взял винтовку на изготовку. Когда моряки пришли в себя, было уже поздно: руки у всех были завернуты за спину и туго стянуты веревками. Глава девятая СОМНИТЕЛЬНЫЕ ДРУЗЬЯ Уже рассвело, когда экипаж «Чайки» высадили на берег и под конвоем отправили в путь. От пристани свернули налево и быстро пошли к зданию особого отряда. Утренний ветерок приятно ласкал лица. Из окна гостиницы кто-то выглянул и тут же скрылся. Мигом растаяла кучка людей, собравшаяся у лавки. Мимо заключенных прошла женщина. Угрюмо посмотрев на конвоиров, отвернулась. Пробежал мальчишка с ранцем за спиной, с любопытством поглядел на арестованных, но не задержался. Бредущий мимо моряк покачал головой, остановился и грустным взглядом проводил конвоируемых. На арестованных смотрели сочувственно, но особенного удивления эта процессия не вызвала. Здесь уже привыкли к арестам и репрессиям. Нередко поздней ночью в городе раздавались одиночные выстрелы. Без суда и следствия людей бросали в тюремные камеры. Конвой и арестованные остановились у двухэтажного кирпичного здания, окна которого крепко-накрепко были забраны железными решетками. Стояло раннее утро, но в двери дома то и дело входили и выходили люди, странно похожие друг на друга, видимо, оттого, что почти все они были одеты в кожаные куртки и галифе, носили низкие папахи и азиатские, облегающие ногу, мягкие сапоги с голенищами выше колен. На поясе у всех висели маузеры в деревянных кобурах. Это были особоотрядчики, опора меньшевистского правительства. ...Арестованных остановили на улице, у ворот. Лица у них были усталые и бледные, как у долго и тяжело болевших людей. Долго стояли молча. Потом Саша тихо шепнул Антону: — Узнать бы, как там наш шкипер? — Кажется, жив. — Откуда ты знаешь? — На лице Саши промелькнуло, как радостный ветерок, подобие улыбки. — Когда снимали со шхуны, он застонал, открыл глаза и приподнялся. Я своими глазами видел. — Антон вздохнул, по щеке его покатилась слеза. Чтобы скрыть ее, он протер щеку, будто она зачесалась, смущенно улыбнулся. Услышав слова Антона, арестованные зашевелились, с надеждой глядя друг на друга. — Ничего, ребята! Не так уж плохи дела... — послышался голос Дианоза. — Замолчи, свиная требуха, не то вырву усы по волосу! — заорал огромный детина в бушлате и двинулся к арестованным. Дианоз опустил голову. Снова воцарилась тишина. Саша украдкой оглянулся, нашел взглядом Васю. Тот кивнул головой и грустно улыбнулся. В воротах показался кругленький человечек лет сорока. Это был здешний комендант. Выглядел он щеголевато. На голове вместо папахи была серая фуражка с кокардой царской армии. Румяное, улыбающееся, хорошо выбритое лицо как-то не соответствовало его должности в этом зловещем учреждении. — Что вы, как стадо, стали на улице! — крикнул он таким тоненьким, надтреснутым голосом, что даже удрученные арестанты с трудом сдержали улыбки. — Введите их во двор! — продолжал он распоряжаться, но тут встретился взглядом с насмешливо улыбавшимся Антоном. Антон опустил голову, но комендант только беззлобно усмехнулся. Отворили тяжелые дубовые ворота. Арестованных ввели во двор, обнесенный каменной оградой. Комендант, подбоченившись, разглядывал вновь прибывших. — Откуда явились эти крысы? — крикнул он начальнику конвоя. — Этот мусор вымели со шхуны, господин Рома, — ответил начальник конвоя. — A-а, знаю, знаю, это они, красные господа, — теперь уж громко засмеялся комендант. — Хорошо, что вовремя их накрыли. Но дело в том — куда их деть? И так у меня человек на человеке сидит... А теперь еще эти, сколько их?... И почему их тащили сюда, разве в тюрьме не осталось места? — Он повернулся и степенно удалился. Арестованных загнали в угол двора. По верху каменного забора были натыканы осколки бутылок, а еще выше тянулась колючая проволока. По широкому двору, мощенному галькой, тянулась водопроводная труба, из крана безостановочно лилась вода. Двор был совершенно голый. Выцветшие кирпичные стены и выщербленные каменные ступени лестницы свидетельствовали о возрасте этого здания. Новым, видимо, было пристроенное к левой части двухэтажное крыло. Это железобетонное крыло и было тюрьмой. На обоих этажах вдоль узких балконов тянулись двери, обитые жестью, с маленькими глазочками. В подвальном этаже тоже был ряд дверей. По балконам, со связкой ключей в руках, прогуливался надзиратель и воровски заглядывал в глазки. Из окон камер шел табачный дым и доносился говор заключенных. Антон стоял впереди всех и смотрел на здание тюрьмы. На каждом этаже он насчитал по шесть камер. Жутко стало от мысли, что товарищи его будут наглухо заперты в этих маленьких темных клетках. Каково будет морякам в этой каменной мышеловке? В галерее второго этажа появился комендант, еще раз взглянул на арестованных: — Ну, что ж, пожалуйте, господа! — Он обращался к арестованным с такими жестами и улыбкой, будто приглашал дорогих гостей в собственный дом.