Сон оборвался так же резко, как и начался. Слабое, еле слышное потрескивание заставило разомкнуть глаза. В голубоватом, как от кварцевой лампы, свете было видно, как на стенах одна за другой стремительно иссыхают рябиновые ветки, скукоживаются иглы можжевельника. Олег поднял голову, рука скользнула к лежащей рядом с постелью сабле. — Е-а… — еле выдохнула Урга, и Олег скорее угадал, что его просят не вмешиваться. За стеной юрты послышался вой, по решетке пробежала тень, оставляя на войлоке под ней длинный серый след. Рябиновые веточки рассыпались просто в прах, можжевельник же, наоборот, издал резкий, но приятный, на взгляд Середина, запах. Тень вздулась над решеткой пузырем, округлилась, вытянулась в сторону постели. Оторвалась пуповина, что связывала шарик со стеной, он расправился в высоту и начал принимать очертания человеческой фигуры… Урга хлопнула в ладоши. Стены дрогнули, качнулись внутрь, выгнулись наружу, побежали по кругу, быстрее и быстрее, стали сжиматься к центру. Только через несколько мгновений Середин понял, что юрта все-таки стоит на месте, а вращается широкий воздушный вихрь с центром над хрупкой девушкой, сидящей у очага. И не просто крутится — маленький торнадо сжимался все туже и туже, не давая мятущейся тени вырваться наружу. Урга раскрыла ладонь, на которой лежал уже знакомый ему отполированный волнами и войлоком гладыш. Вихрь торжествующе взвыл, сжался еще сильнее, собрался в нижней части на конус, тонким его кончиком поймал камень, но не втянул, а сам в считанные секунды всосался внутрь. И в то же мгновение все стихло: перестал реветь маленький домашний ураган, перестали хрустеть пересохшие ветки, погас голубой кварцевый огонь. Олег выбрался из-под овчины, прокрался к очагу. Внезапно над погасшими углями вдруг полыхнула тонкая лучинка. Урга вскинула свой камень, оглядывая его на просвет. Середин заметил, что в прозрачной сердцевине шевелится какая-то крохотная темная букашка. — Кажется, ты опять спасла мне жизнь, шаманка… Не знаю, как и благодарить, — полушепотом сказал ведун. — Он увидел твои амулеты и решил, что ты слаб, что он справится. — Это душа китайского колдуна? — Нет, это его живая сила. Чтобы амулет был настоящим, действенным, он должен опираться на настоящую силу. Теперь я могу заплести его в наузы[8] и сделать амулет невидимости. Снова пропадать и появляться. — Не нужно, — прошептал Олег. — Ты достаточно красива, чтобы не скрывать своего лика. — Ты так считаешь? — еще тише ответила шаманка, и ведуну, чтобы слышать ее, пришлось придвинуться так, что губы ощутили тепло ее дыхания. — Можно сделать амулет для управления небом. Насылать и разгонять тучи, вызывать дожди. — Как мудро. Еще три-четыре таких камня, и ты снова сможешь надеть грязную хламиду и вымазать лицо глиной. Она еле слышно засмеялась и что-то ответила так тихо, что Олегу пришлось наклониться еще ниже… Но тут на постели заворочалась Роксалана, закашлялась, и чародеи отпрянули друг от друга. — Подожди, — заглянул в камень Середин. — Если сила колдуна здесь, то сам он что, мертв? — Нет, не мертв, — пожала плечами шаманка. — Но и не жив. Он… Он не имеет силы. — Но в любом случае у крепости больше нет магической защиты? Ее некому защищать? — Не знаю… Может быть. — Это же отлично! Как раз завтра нас нагонят стада. Самое время пропустить их на свежие пастбища… Союзник Большая каменная стена, служащая оградою для Китая, не остановила храбрых Моголов: они взяли там 90 городов, разбили бесчисленное войско неприятельское… Монарх Ниучей обезоружил своего жестокого врага, дав ему 500 юношей и столько же девиц прекрасных, 3000 коней, великое количество шелка и золота… Н. М. Карамзин. История государства Российского. Глава VIII Олег выехал к крепости спустя шесть реек после рассвета, замахал стражникам рукой: — С вами говорю я, великий Тенгизхан, повелитель монголов и будущий союзник вашего императора! Где ваш воевода?! Где эта трусливая курица?! Где эта жалкая никчемная тварь?! Порождение червяка и ехидны! Зовите его сюда! Зовите немедленно! Воины зашевелились, переглядываясь. Война, идущая на уровне копания ям, запуска глиняных идолов, метания стрел и не приносящая пока никаких потерь, не успела вызвать у стражи особого ожесточения. Посему стрелять в того, кто назвал себя союзником императора и явно собирается о чем-то договариваться с их командиром, китайцы не торопились. Вождь рвется пообщаться с вождем. Чего вмешиваться? Вскоре на стене появились растопыренные усики и кустовая бородка воеводы. На сей раз он был одет в четырехугольную мягкую шапочку, белую, расшитую цветами кофту с широким запахом и замотан в странный пояс, настолько широкий, что начинался он на уровне нижних ребер и терялся где-то ниже уровня стены. — Что же ты делаешь, кислотная обезьяна?! — загарцевал на месте Олег. — Отрыжка муравьеда и лапа дохлой змеи! Ты кидаешь в меня бомбы, мечешь копья и подсылаешь колдунов, как трусливый подземный крот! Ты же не воин, а вонючая куча навоза! Уверен, ты никогда в жизни не держал в руках лука и не попадешь слону в зад с расстояния двух шагов! Твоим кривым культяпкам надлежит быть засунутыми… Где воеводе следует держать свои руки, ведун договорить не успел — тот выхватил у ближнего лучника оружие, вскинул его, и Середин еле-еле успел закрыться щитом. Стрелы застучали в него с такой скоростью, словно сверху полился дождь, и с такой яростью, что половина их пробили деревяшку в два пальца толщиной насквозь, высунувшись изнутри почти на длину ладони. Наступил краткий миг передышки — воевода отбросил опустевший колчан и потребовал себе полный. Олег побыстрее отвернул коня и во весь опор помчался к своим. — Ну ты даешь! — изумилась Роксалана. — Ты хоть знаешь, что обезьяна у китайцев уважаемое животное, а у змей никогда не бывает лап? — Н-не знаю, — перевел дух ведун, разглядывая щит, — но бьет китаец кучно. Сорок стрел, и все вокруг умбона. Надеюсь, он еще и вспотел, когда разозлился. Поеду к Урге, пусть кипятит воду. — Урга, Урга! Вижу, вы спелись! — Пока мы всего лишь делаем общее дело. — Ну-ну, делайте… — Воительница оглянулась на крепость и вслед за Серединым поскакала к юрте. Здесь ведун просто перевернул щит и погрузил в горячую, но не кипящую воду хвостики стрел. — Что вы тут затеяли, можешь объяснить? — потребовала Роксалана. — Никогда не делай того, чего хочет от тебя твой противник, — хмыкнул Олег. — Воевода пускал в меня стрелы, брался за их оперение. Значит, на древке остался пот и жир с его пальцев. Пот и жир — это плоть человека. «Плоть к плоти, прах к праху». Отделившаяся плоть и остальное тело всегда сохраняют связь, через жир человека можно установить с ним энергетический контакт. — Вы делаете генетический анализ? — Не занудствуй, все и так знают, что ты самая умная, — отмахнулся ведун. — Нам нужна свеча из его жира, и все. — Похоже, хватит. — Урга подняла руку Олега, вынимая оперение из воды, присела рядом с котлом. — Есть! На поверхности плавала тончайшая радужная пленочка. — Что теперь? — Теперь мы подождем, пока она остынет, снимем с поверхности, смешаем с бараньим жиром и сделаем свечу. Все просто. Созывай старейшин, я хочу им кое-что сказать. Речь Середина была простой и содержательной: — Слушайте меня, старейшины счастливого народа! Я надеюсь, сегодня ночью ворота крепости распахнутся для вас и вы сможете войти в страну, что отгораживалась от вас всеми силами, не забывая при этом грабить и поливать презрением. Но вы должны показать, что вы лучше, намного лучше этих людей. Я не люблю крови и требую, чтобы никто из моих нукеров не убил ни одного невинного человека. Я требую, чтобы никто из мирных людей не был ограблен. Убивать и разорять можно только тех, кто сам ищет смерти, нападая на вас, воинов счастливого народа… — Олег замялся. Он отлично понимал нравы степняков и был уверен, что они не удержатся от грабежа. И поэтому он закончил: — Тех же, кто встретит вас миром и повиновением, я запрещаю трогать, дозволяю взять с них выкуп как плату за жизнь и покой. — Ур-ра Тенгизхану!!! — мгновенно просветлели лица старейшин. — Ура! Ура! Мы монголы!!! * * * Свечи из плоти Олег делал уже много, много раз и ничуть не сомневался, что все получилось отлично. Если бы он делал все сам, то был бы совершенно уверен в успехе. Но он не мог проводить два обряда одновременно, а потому наполовину приходилось довериться умению Урги. Впрочем, шаманка уже успела доказать свое мастерство. — Проводим обряд единения. Ты высасываешь из него волю, я вхожу к нему в сон и заставляю выполнить мой приказ, — напомнил он девушке. — Справишься? — Пятый раз спрашиваешь, Олежка, — заметила Роксалана. — Пора бы уже и начинать. Время за полночь. В крепости, наверное, все уже спят давно. Даже часовые. Квелые они тут все, даже скучно. — Если у Урги получится, прикажешь кочевникам подниматься в седло. — Знаю, знаю, выучила, — поторопила его воительница. — Начинай уже, хватит тянуть кота за хвост. — Ладно, начинаем, — решился ведун, запалил в очаге лучинку, поднес к свече. Скрученный из тонкой тряпицы фитиль занялся мгновенно, зачадил темно-красным огоньком. «Нужно было грязь известью осадить и воска добавить», — мелькнуло у него в голове, но менять что-либо было уже поздно. Урга протянула ему руки. Они сомкнули ладони, уперлись лоб в лоб, чтобы все их мысли и действия совпадали полностью, и одновременно заговорили: — Ты лети, дым живой, лети через леса и горы, через реки и долины, лети через небеса и канавы, через пещеры и дубравы. Ищи, дым, своего породителя, дел своих вершителя. Ложись, дым, на старое место, на живот и на сердце, на глаз и на руку, на грудь и на ноги. Живи, дым, прежним дыханием, прежним биением, прежней волей… Черная струйка, мерно тянувшаяся к верхнему продыху, заметалась, закрутилась, разорвалась на несколько облачков, снова превратилась в ровную нить — но теперь эта нить указывала точно в сторону крепости. Чародеи свели руки, зажав свечу пальцами. — Тебя держу, тобой ворочу, тебя грею, тебя и стужу. Ты в воле моей, плоть земная, ты в воле моей, живое дыхание, ты в воле моей… В воле… Отдай волю свою, человек смертный, возьми мою волю, не слушай себя, человек смертный, меня слушай. За тебя дышу, за тебя гляжу… Это шаманка Урга шептала уже сама. Глаза ее остекленели, тело окоченело, руки застыли. Шевелились только губы, и те еле заметно. Похоже, она полностью слилась со своей жертвой. Олег осторожно освободился, кивнул Роксалане: «Пора!», — и, откинувшись на овчину, во всех подробностях восстановил в памяти облик воеводы. Серую нездоровую кожу, колючий взгляд, клочковатые усы и бородку, складочки на лбу, форму плеч, движение рук, ухоженные ногти на пальцах… Внешность человека — это как почтовый адрес для магических сил. Сотки верный образ — и чары позволят тебе установить связь именно с тем, кто тебе нужен. Сейчас Середину это удавалось неплохо — заранее ведь знал, готовился, вглядывался, пока стрелы в щит не полетели. Ведун взмахнул рукой, проверяя, насколько ясно и прочно удерживается желанный облик перед глазами, сосредоточился и начал его, как говорил Ворон, «расшивать». Мысленно вытянул из живота его душу, «распушил» — точно облако заклубилось вокруг тела, скрывая китайского воеводу в себе. Олег придвинулся, провел сквозь блеклую дымку ладонью, ощущая ее рыхлую туманную сущность, мягкость, обволакивающую неспешность. Старый чародей рассказывал, что иногда облако сопротивляется, не пускает — и тогда лучше отступить, подождать другого случая. Значит, или сон такой жесткий, плотный, в котором нет места постороннему, или нет сна совсем, или душа отчего-то сопротивляется. «Если не спит — войти тоже не получится», — вспомнил он и решительно двинулся в колышущиеся клубы. Разумеется, мысленно.