Вот, говорят, что тонут в тишине, И я тону в моём вчерашнем сне, Где дома нет, кастрюль и полотенец. Хватает воздух выпавший птенец, Ещё не веря, что пришел конец, Бескрылый птичий маленький младенец. Из сада я несу его в руке, В ладони бьётся сердце, как в реке — Моя судьба не связана с твоею. Надя посмотрела на него. – Как думаешь, о чем оно? – О том, что мы никогда не расстанемся, – твердо сказал Лялин. – Думаешь? – Да. Хорошее стихотворение. Надя села в кресло и положила голову на спинку. – Когда я с тобой не разговаривала, заходила в Литинститут. Думала, раз лето, нет никого, а встретила Эмиля Викторовича. – Борисова? Он же больше не преподает. – Да, он постарел. Мы встретились в книжной лавке. Я поздоровалась, а он, наверное, принял меня за кого-то другого. Свою студентку, может быть. Мы долго разговаривали. Он сказал, что мне надо прозреть, не бояться и «занозить око» – то есть зацепиться за мужчину. Представляешь, так и сказал! Не отказываться от крыльев. «Я помню все, что ты не позабыл» – помните такое?», – сказал он. – Это же Передреев. – Ну да. А потом Борисов сказал: «Цитата классика, а кому и собутыльника», – и тут он мне подмигнул. В общем, о многом говорили. А отгадай загадку: без крыльев, но летит? – Любовь, – сразу же ответил Лялин. – Любовь, – повторила Надя. Она не стала рассказывать, что эту загадку она придумала во время разговора с Эмилем Викторовичем, но его ответом было время. Солнце начинало садиться, и Надя думала о том, что ей совсем не хочется уезжать отсюда. Было все равно, где они вместе: в учебной аудитории, маленьком парижском отеле, их спальне в Замоскворечье или здесь, в больнице. Как в Литинституте мир оборачивался другим, лучшим из миров, так и рядом с Повелителем жизнь становилась иной – лучшей, единственной жизнью, заходя в которую, словно в море, Наде хотелось плыть вечно. 54. Есть только мы В середине лета, в самый разгар мертвого сезона Виноградов неожиданно предложил устроить вечер. Он познакомился с хозяином небольшого бара с названием «Истина» в Хлебном переулке. Они выпили, разговорились и слово за слово договорились о поэтическом вечере. Сегодня Надя с друзьями встречались, чтобы обговорить детали мероприятия. Бар всем сразу понравился: низкие стены из кирпича, спокойный полумрак, в углу – небольшой подиум, который использовался как сцена. – Никаких идей, никаких правил, мы все приходим и читаем, что хотим, – оживленно рассказывал Руслан. После женитьбы он совершенно потерял интерес к творчеству, да и вообще ко всему, кроме Насти. И лишь когда выпивал, в его словах и движениях разгорался прежний хмельной задор. Так длилось несколько месяцев, однако в последнее время Виноградов все больше становился похож на прежнего пытливого, беспечного Руслана. Наде казалось, будто равнодушная ледяная глыба, растаявшая под весенними лучами, превращается в морскую волну. Одинокую волну. Сегодня Руслан опять пришел один, без жены. – Дон, ты тоже выступаешь, – увлеченно продолжал он, допивая вторую кружку пива. – Не хочешь стихи, читай пьесу. – А у меня есть стихи. Дон поднял голову и посмотрел на друзей ледяными глазами, на дне которых теплился знакомый огонек. Точно такой Надя видела раньше – когда он был женат на Ангелине. – Ты снова начал писать? – удивилась Аня. – Кто она? – сразу догадалась Марина. – Она – чудо. Дон посмотрел в глубь зала и улыбнулся. – Где вы познакомились? – спросила Надя. – Как ее зовут? А мы и не знали! – развела руками Лида. – Маша. Встретились на работе. – И давно? – Ну, так. Не очень. А давайте я вам несколько новых прочту? Она говорит, ей нравятся, а я не уверен… – Читай уже! – буркнул Антон. Как цветов среди летней травы, Много дум в голове понамешано, Но царица моей головы Ты одна – медоносная женщина! Дон сделал паузу и посмотрел на друзей. Одежды сняв и аметисты, Меня собою награди! Я весь хотел бы уместиться В ложбинке на твоей груди. – Ну что? – спросил он. – Хорошо, – сказала Аня. – Мне нравится, – оценила Марина, – и вообще, здорово, что ты начал писать. Очень рада за тебя. Давай еще! Я это Вам пишу порой вечерней, И потому, о друг мой, буду краток: Я помню все: и стан виолончельный, И ягодиц волнующий распадок…