Мы бессмертными были тогда, Наши строки лучшими были, помнишь? Так дружили и жили, будто бы навсегда, И стихи призывали на помощь. В полутьме коридора горел бесконечный свет, И мы шли на него, и теряли друг друга. Здесь звучат шаги тех, кого больше нет — А когда-то вместе читали стихи по кругу. Мы бродили молча под кронами тополей, Что кидали нам листья, как золотые монеты. Трепетало пламя, мир становился светлей. …Я стою под ветвями, листвой, как огнем согрета. Еще одно было посвящено Лялину. Выходишь из этой жизни в другую, Перед тем раздаешь свои вещи. Только как оставить комнату нежилую, Где мир становился вещим. Кто же будет спать на моей кровати, Пить из любимой чашки? Как оставить всё, времени разве хватит? …По ноябрьской реке побежали мурашки. По моей спине такие бежали, Ты смеялся: «Я буду их гладить вечно!» Дождевые капли, отлитые как из стали, О стекло разбивались беспечно. И мы сами, словно вода, бежали, что было сил. «Вечно – это значит и там?» – ты тогда у меня спросил. Вечно – это значит и там, Где не будет комнаты, чашки, кровати. Побегут мурашки, подобно снам, Как всегда некстати. Лялин был единственным, точный день знакомства с кем она помнила. Вот Надя идет по лестнице, поднимается к высокой белой двери, входит в аудиторию и видит мужчину. Рядом с ним она изменится необратимо. До расставания Надя была уверена: она с Лялиным навсегда. Теперь, после того как они встретились на бульваре, после счастливой зимы и этого злосчастного монастыря, как никогда, ясно понимала: она может жить без него, никогда не видеть и с каждым днем вспоминать все реже. Но всегда будет любить его. И удалить эту любовь из сердца невозможно. Когда он узнал о вечере, то захотел пойти с ней, но Надя попросила Лялина остаться дома, пообещав, что на все следующие встречи они пойдут вместе. Она и сама не понимала, почему так решила. Как будто ощущала: ее время меняется, и чтобы немного отсрочить эту желанную, но и пугающую перемену, ей нужно остаться одной, без него. Хотя бы на один вечер. Надя не ошиблась. Сегодняшний, как никакой другой, был похож на встречи после семинара. Словно добрый волшебник снял с каждого груз прошедшего и юность снова обрела бесконечность. Они вышли на улицу, где город медленно погружался в летнюю темноту, и рядом с ними, словно мотыльки, порхали слова, смех и тосты. Уже совсем стемнело, когда Лида попросила помочь довести Лаврина до троллейбусной остановки – завтра ему с утра нужно было быть в редакции. Они, подхватив Егора с двух сторон, дошли до Никитского бульвара. На остановке Надя словно впервые увидела цифровой информационный стенд, показывающий, сколько времени осталось до приезда троллейбуса. Такие недавно начали появляться в Москве. Тут же, в стеклянной стенке, сиял рекламный экран, подсвечивающий их лица ярким светом. – Мы как в будущем, – произнесла она. Лаврин молча улыбался в темноту. Лида сидела рядом с ним, что-то записывая в телефоне. На этой современной остановке Наде особенно ярко, словно внутри нее вспыхнула экранная реклама, показалось, что это будущее – не для них. Да что там будущее, вся их жизнь иная, отдельная, связанная с реальным миром лишь словами. И именно эту она любила яростно и страстно. 56. Командированные и Горький Пятницу, внезапно оказавшуюся свободным днем у них обоих, задумали использовать для поездки за город. Надя досрочно сдала два проекта, и начальница сказала, что можно прибавить один день к выходным, а у Лялина не было ни семинара, ни занятий. Место выбрала Надя, наугад открыв один из архитектурных альбомов Лялина. Усадьба называлась Петровское-Алабино. Почитав в интернете, что сейчас она в разрушенном состоянии, а от дворца остались руины, все равно решили ехать именно туда. – Смотри, тут пишут, что проектировал Казаков, – сказала Надя, лежа в кровати с ноутбуком на животе. – Да ты что, – отозвался Лялин, перебиравший книги, сидя на полу. Он потерял третий том из собрания сочинений Лескова, который ему срочно понадобился. – Да, Грабарь нашел его фамилию на закладном камне… Вот тут еще, что проект разработал Баженов… А Казаков – это спорно… Хотя нет – Казаков – подтвердилось. Ты слушаешь меня? – Да-да, Казаков… – Ну найдется твоя книга, не иголка. В дому дырок нету, говорила моя прабабушка. Надя отложила ноутбук и подошла к Лялину. – А в дальнем шкафу смотрел? – Еще нет. – Я тогда там поищу. Она начала смотреть с середины, вынимая книги из первого ряда и складывая их на паркет. Когда Надя зашла в эту комнату впервые, библиотека ее поразила. Огромные шкафы под потолок с разноцветными корешками, перебирать которые можно было бесконечно. Она достала том Георгия Иванова с его портретом на серой бумажной обложке. Чем старше была книга, тем сильнее и загадочней оказывался ее запах. Наде чудилось, так пахнет время. Она пыталась представить судьбы людей, когда-то прикасавшихся к этим страницам. Однажды она увидела в музейной витрине, под стеклом, том из собраний сочинений Гоголя, изданный в конце девятнадцатого века. Точно такую ей выдали в литинститутской библиотеке, Инга тогда еще извинялась, что все разобрали, осталась только эта – с ерами и ятями, читать будет неудобно. У Лялина тоже встречались книги из позапрошлого века. У Нади начинали дрожать руки, когда она открывала прижизненное издание Блока. Знают ли буквы, отпечатанные на пожелтевшей бумаге, человек какого столетия глядит на них сейчас? Лесков нашелся ближе к ночи, в ящике письменного стола. Убирать книги, вынутые из шкафов, они не стали, чтобы выспаться перед завтрашним путешествием. До станции «Алабино» шла электричка от Киевского вокзала. Поезд, выбравшись из многорельсовых переплетений Москвы-товарной и Сортировочной, набрал скорость. Рядом с городом станции напоминали московские, но чем дальше они отъезжали, тем проще становились платформы, будто бы время сжималось у них на глазах и они спускались в прошлое. Вот современные павильоны, вот широкие крыши девяностых, а вот небольшие полустанки с маленькими бетонными козырьками семидесятых или вовсе пустая платформа с одним лишь названием на ней. Надя пыталась представить пригородные станции будущего, возможно, это будут огромные стеклянные дворцы с множеством лифтов, эскалаторов и переходов, похожие на аэропорты… Они переехали реку, которую можно было принять за широкий ручей, и Надя увидела цветастые купола церкви.