– Потому что богиня Нерия, даровавшая нам магию, знала, что под водой проще управляться с заклинаниями, а не с волшебными палочками. В море повсюду опасно, дитя. Смерть мчится на быстрых плавниках. – Но почему нам обязательно петь заклинания, баронесса? Почему нельзя просто их произнести? Баронесса вздохнула. – И чему вас только в школе учат? Мы поем, потому что пение усиливает магию. Да что там, песня и есть магия! Кантаре[4]. Еще одно латинское слово. Оно означает… – Глагол «петь». – Да. Музыка и магия созвучны. Подумай о звуках моря, дитя… песни китов, крики чаек, шепот волн. Они так прекрасны и обладают таким сильным воздействием, что все существа в мире чувствуют в них магию, даже лишенные музыкального слуха терраходы. Баронесса взяла с тарелки морского ежа, зубами разгрызла раковину, с причмокиванием всосала и продолжила: – Если – только если – принцесса пройдет оба испытания, она сможет перейти к последней части докими – обетам. Она приносит клятву верности своему жениху, обещает народу выйти замуж за того, кого ей выберут в мужья, и подарить королевству дочь, наследницу по крови, в точности как когда-то ее мать. И ее бабушка. И так далее, до самой Мерроу. – Но почему, баронесса? – не унималась Козима. – Благие боги! Опять это «почему»? Квиа Мерроу декревит! Вот почему! – нетерпеливо ответила баронесса. – А вдруг Серафина не захочет выходить замуж, править Миромарой и дарить королевству наследницу? Вдруг она захочет, ну, не знаю, открыть кафе и продавать пузырьковый чай? – Не говори ерунды. Разумеется, она хочет править Миромарой. Что за глупости приходят тебе в голову! Агнета потянулась за следующим морским ежом, Козима нахмурилась, а Серафина горько улыбнулась. Сколько она себя помнила, она постоянно задавала эти вопросы и неизменно получала один ответ: «Квиа Мерроу декревит». Большинство непостижимых заветов Мерроу не имели для Серафины никакого смысла, как и многие другие правила мира взрослых. И все равно правила приходилось соблюдать, не важно, нравились они ей или нет. «Разумеется, она хочет править Миромарой!» – так сказала баронесса. Вот только, по правде говоря, порой Серафине этого совершенно не хотелось. На несколько мгновений у нее даже возникла мятежная мысль: а что будет, если сегодня вечером она откажется пропеть заклинание и уплывет продавать чай с пузырьками? Потом Тавия принесла принцессе завтрак, принялась болтать, и все глупые мысли вылетели у Серафины из головы. – Прошу, моя дорогая, – говорила няня, ставя на столик серебряный поднос. – Водяные яблоки, икра угрей, губки в маринаде… твои любимые. – Она шлепком отогнала зеленое щупальце, недвусмысленно нацелившееся на еду. – Сильвестр, а ну кыш! – Спасибо, Тавия, – поблагодарила Серафина, не обращая внимания на поднос. Есть не хотелось. Принцесса глубоко вздохнула, сосредоточилась, чтобы еще раз повторить заклинание, однако Тавия еще не закончила. – Вот еще что… – Нянька прижала синюю клешню к груди. – Сегодня утром личная служанка императрицы Ахади приплыла на кухню, чтобы приготовить чай для своей госпожи. Так получилось, что я знаю, как она любит корсиканских морских червей, и специально проследила, чтобы ей досталось побольше. Съев вторую миску, она рассказала мне, что император в добром здравии, а императрица такая же командирша, как и прежде. – Вот как? – небрежно откликнулась Серафина. Она знала, что не следует демонстрировать явное внимание к маталийским новостям, и тем паче новостям о наследном принце. Если она покажет, что сильно в нем заинтересована, этот интерес непременно заметят и примутся обсуждать. – А как поживает принцесса Нила? Когда она пожалует в мои покои? Умираю от желания ее увидеть. – Не знаю, дитя, только служанка императрицы Ахади – та самая, с кухни – рассказала мне еще кое-что… о наследном принце, – заговорщическим шепотом продолжала Тавия. – Это так мило с ее стороны, правда? – проговорила Серафина. Она знала, что заядлая сплетница Тавия с нетерпением ждет расспросов, поэтому хранила молчание. Она решила схитрить. Какое-то время Тавия молча страдала, и наконец ее прорвало: – О, Серафина, неужели тебе не хочется узнать, что еще рассказала служанка? Она сказала, что чешуя у наследного принца глубокого синего оттенка, и он носит серьги, а волосы собирает в хвост, как у гиппокампа! – Махди носит серьги? – воскликнула Серафина, на мгновение забыв о необходимости демонстрировать равнодушие. – Что за бред. Ты еще скажи, что он красит волосы в розовый цвет и сделал себе пирсинг хвостового плавника. Когда я видела его в последний раз, он был костлявый и бестолковый. Настоящий увалень, совсем как мой брат Дезидерио. У них на уме была только игра в «галеоны и горгон». – Принцесса! – возмущенно воскликнула Тавия. – Принц Махди – наследник престола Матали, а принц Дезидерио – военачальник нашего государства. Никому из них не понравилось бы именование «увалень»! Я-то думала, ты хотя бы испытаешь облегчение, узнав, что будущий муж вырос в такого красавца! Серафина пожала плечами. – Полагаю, так и есть. – Ты полагаешь? – Какая разница, красив он или нет? Наследный принц станет моим мужем, даже если похож на морского слизня. – Да, но влюбиться в красавца проще, чем в морского слизня! – Любовь тут ни при чем, Тавия, и тебе это известно. Мое замужество – это политическое дело, а не сердечное. Королевские браки заключаются ради укрепления связей между государствами, к взаимной выгоде обеих сторон. – Прекрасные слова для русалки, которая никогда не влюблялась, – фыркнула Тавия. – Ты дочь своей матери, это уж точно. Долг превыше всего. Нянька быстро засеменила прочь и принялась распекать горничную. Серафина улыбнулась, довольная, что заставила Тавию отступить. Если бы она только знала. Но няня ничего не знает. Серафина надежно хранила свой секрет и не собиралась никому его открывать. Она опять глубоко вздохнула, снова намереваясь повторить заклинание. – Коко, перестань докучать баронессе Агнете и примерь свое платье! – прозвучал недовольный голос. Это Элеттра прервала бесконечные вопросы своей младшей сестры Козимы. – Платья – это такая скука, – возразила Козима и метнулась прочь. А потом до Серафины донесся чей-то приглушенный шепот: – Так вот что ты наденешь на церемонию? Не стоит так явно пытаться затмить принцессу. Раздался низкий, гортанный смешок, и красивый насмешливый голос произнес: – Мне и не нужно пытаться. Это же не соревнование. Он будет приносить обет верности лишь потому, что обязан, и все это знают. Ему на все это наплевать. И на нее тоже. Слова ранили, как зубы акулы. Серафина взяла неверную ноту и сбилась. Она смотрела прямо перед собой, в слюдяную панель. В гладкой поверхности отражались две фрейлины принцессы, Лючия Волнеро и Бьянка ди Ремора. Они находились в дальнем углу комнаты, держали в руках эффектное платье и шептались. Красавицы не знали, что сводчатый потолок комнаты отлично отражает звуки: слова, произнесенные в одном конце комнаты, отчетливо слышны в противоположной ее части. Не знали фрейлины и о том, что отражаются в слюдяных панелях. Между тем Бьянка продолжала: – Зато все знают, что ты сама не прочь его заполучить. Лучше тебе отказаться от этой затеи! – С чего бы? – возразила Лючия. – Дочь герцогини тоже выгодная партия, не находишь? Особенно дочь такой герцогини. Он определенно считает так же. – Что ты имеешь в виду? – Вчера мы оказались в одной компании, тайком выбрались из дворца и отправились в Лагуну. Серафина не поверила своим ушам. Лагуна, воды вокруг человеческого города Венеция, находилась недалеко от Миромары, но русалкам запрещалось там бывать. Это было очень опасное место: похожее на лабиринт, темное и кишащее всякими опасными созданиями. А еще оно кишело людьми – самыми опасными существами в мире. – Быть того не может! – воскликнула Бьянка. – Еще как может. Мы устроили настоящие гонки, плавали с косяками рыб всю ночь. Маталийцы, я и еще несколько русалочек. Это было потрясающе, – закончила Лючия. – А там произошло что-нибудь? Между тобой и принцем? Лючия гадко усмехнулась. – Ну, принц знает толк в скоростном плавании. Он умеет так стремительно двигаться и… Бьянка хихикнула. – И? И что же? В комнату вплыли горничные, неся многочисленные платья, и ответ Лючии утонул в их болтовне. У Серафины горели щеки; она уставилась в пол. В душе у нее бушевали обида и ярость. Ей хотелось бросить Лючии в лицо, что она слышала весь этот мерзкий разговор до последнего слова, но так и не двинулась с места. Она принцесса, не пристало ей опускаться до крика, бить хвостом и терять самообладание. Ну уж нет. Как частенько говаривала ее мать: «Тот, кто собирается приказывать другим, должен прежде научиться управлять собой». Обычно это случалось, когда Серафина жаловалась, что ей придется сидеть рядом со скучным послом на официальном приеме, или когда попадалась за фехтованием в Большом зале вместе с Дезидерио. Она снова быстро взглянула на Лючию. От нее одни неприятности, почему она, Серафина, вынуждена терпеть здесь эту девицу? Впрочем, ответ известен: Лючия происходит из благородного рода Волнеро, такого же древнего и почти настолько же могущественного, как ее собственный. Из поколения в поколение герцогини Волнеро имели право находиться при дворе, а их дочери обладали привилегией становиться фрейлинами принцессы. Лючия. Сапфировые глаза, серебристая чешуя хвоста, иссиня-черные волосы, красиво струящиеся по плечам. Серафина подумала, что, обладая такой внешностью, можно брать неверные ноты хоть каждые пять минут, и никто не обратит на это никакого внимания. Впрочем, фальшивит Лючия редко, и у нее потрясающий голос. Говорили даже, будто Волнеро ведут свой род от сирен. Правда это или нет, Серафина не знала, зато она знала, что когда-то Порция, мать Лючии, очаровала дядю Серафины, Валерио. Порция и Валерио собирались пожениться, однако королева Артемезия – мать Валерио и Изабеллы – запретила им вступить в брак. В роду Волнеро встречались предатели, и королева не желала, чтобы ее сын женился на девице с запятнанной родословной. Валерио в гневе покинул Лазурию и провел несколько лет в Царно, городе-крепости на западе Миромары. Порция вышла замуж за другого, ее супругом стал Сиянус Адаро, отец Лючии. Злые языки утверждали, будто она выбрала его только потому, что он был похож на Валерио красивым лицом, серебристой чешуей и черными волосами. Сиянус умер спустя всего год после рождения дочери. Валерио же так и не женился, посвятив всего себя службе на благо королевства. «Порция научила Лючию всем своим секретам», – с завистью подумала Серафина. Она вздохнула, вспоминая, как ее собственная мать обучала ее правильно обращаться к министру иностранных дел Атлантики и объясняла, что Парламент можно созывать только во время сизигийного прилива, а никак не квадратурного[5]. Если бы только мать хоть раз, один-единственный раз научила ее чему-то девчачьему, например, какую актинию нужно поцеловать, чтобы губы стали объемными и блестящими, или как навести блеск на хвостовой плавник. «Перестань, Серафина, – одернула себя принцесса. – Не обращай внимания на Лючию. Нила наверняка знает, плавал Махди в Лагуну или нет. Просто повторяй заклинание». Она утешалась мыслью о том, что лучшая подруга скоро будет здесь. Один только взгляд на нее поможет Серафине выдержать это суровое испытание. Принцесса выпрямилась, села ровно и снова попыталась сосредоточиться на заклинании. – Ваше Высочество, могу я похвалить ваше платье? – протянул голос у нее за спиной. – Надеюсь, вы наденете его сегодня вечером. Серафина посмотрела на слюдяную панель, в ней отразилась Лючия. Она улыбалась, как барракуда. – Не надену, но все равно спасибо, – осторожно сказала Серафина.