Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 21 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
От тоскливого воя мне хотелось зажать уши и бежать куда глаза глядят. Все попытки образумить мать, так же как и старания О-Сузу увести хозяйку в дом, пропадали втуне. Отец стоял на крыльце, не вмешивался. Хмурился, молчал; глядел в сторону. Он успел полностью облачиться для выхода на службу: строгое тёмно-лиловое кимоно без рисунка, чёрные штаны-хакама, лёгкий нагрудник с острыми крыльями наплечников. Поверх – форменная накидка с гербами городской стражи: три золотые стрелы в лазоревом круге. На плече – красная нашивка старшины караула. За поясом – пара свёрнутых плетей, оружие самурая; рядом – кольцо волосяной верёвки. Старую соломенную шляпу отец держал в руках. Близился к концу час Тигра.[2] Медленно, с явной неохотой город проступал сквозь зябкий утренний туман. Взгляду явились дома соседей на другой стороне улицы. Ближе к перекрёстку из белёсого моря вздымалась тёмная скала – верхушка квартальной пожарной вышки. Если иметь острый взор, на ней можно было различить наблюдателя. Я не сомневался: сейчас наблюдатель, привлечён криками и воем матери, презрел свои обязанности и глядит исключительно на дом опозоренного семейства Торюмон. Да и он ли один? Я улавливал смутное движение за оградами: слева, где стоял дом пожилого зеленщика Ацуши, справа, где жила семья плотника Цутому. Вот загорелся фонарь, другой, третий; вот вспыхнул факел. Даже если сам Цутому, проявляя свойственную ему деликатность, делает вид, что скандал его нисколько не интересует, то жена плотника наверняка припала глазом к щели в заборе. Высматривает подробности, предвкушает, как будет сплетничать о случившемся со своими многочисленными подругами. – Свекровь! – услышал я голос сплетницы. – Что? – откликнулся плотник. Спросонья он хрипел. – Свекровь похоронила, вот и радуется. Пляшет… – Какое там «радуется»? Горюет, кричит. – Радуется, дурачина! Кто же по свекрови горюет? Мне было отчаянно стыдно за мать. Вдвое больше я злился на самого себя, на свою никчемность и неспособность выправить ситуацию. Не силой же тащить мать в дом, в конце-то концов?! – Почему, матушка? Почему вы решили, что отец – не отец?! – Не могу! Не могу! Мать голосила, заламывая руки. – Чего вы не можете? – Не могу сказать! Стыжусь! – Да что ж такое?! – в сердцах воскликнул я, теряя терпение. – Что на вас нашло, а?! Ответа я не дождался: мать снова принялась выть. Связать её, что ли? Со стороны Вакаикуса, увязая в ватной пелене, глухо долетели удары храмового колокола. Час Тигра кончился, наступил час Зайца.[3] – Мне пора на службу. Отец направился к воротам – и замер, услышав стук снаружи. – Нижайше прошу извинить меня за беспокойство, – я узнал голос настоятеля Иссэна. – Кажется, вам необходима помощь? – Входите, Иссэн-сан. Отец открыл ворота. Он с почтением поклонился старому настоятелю, я поспешил сделать то же самое. Жестом отец пригласил монаха во двор. Мать вдруг перестала выть, обратила к настоятелю опухшее от слёз лицо. В мольбе протянула к гостю руки: – Иссэн-сан! Вы святой человек! Живой будда! – Вы преувеличиваете, госпожа Хитоми. – Это ведь не он, видите? – Вы уверены? Настоятель сцепил сухие пальцы перед грудью. Склонил голову набок, заглядывая в лицо женщине. – Да! Это не мой муж! Монах перевёл взгляд на главу семейства. Я невольно тоже посмотрел на отца. Он был мрачен и тёмен лицом. Меж кустистых, сведенных к переносице бровей залегла глубокая складка. И было отчего! Не каждый день твоя собственная жена прилюдно называет тебя чужаком, позоря семью! Отец с вызовом глядел на монаха: «Вот он я! Тот, кого вы знаете многие годы! Мне скрывать нечего.» Настоятель повернулся к моей матери. – Вы считаете, что случилось фуккацу? В теле вашего мужа – другой человек? – Да! Мать вновь разразилась рыданиями.
– И вы готовы сделать официальное заявление? – Да, – выдохнула мать между всхлипами. Настоятель с сожалением развёл руками: – Я буду вынужден отправить послушника в службу Карпа-и-Дракона. Сочувствую вам, Хидео-сан, но вы знаете закон. Отец пожал плечами: – Делайте, как считаете нужным. А мне надо идти. – Понимаю, Хидео-сан. Долг превыше всего. Будьте готовы, что дознаватель вызовет вас со службы для проведения следствия. Вероятно, он позовет и ваших сослуживцев – как свидетелей. Предупредите господина Хасимото, начальника городской стражи, пусть вам подготовят срочную замену в случае необходимости. Я буду молиться, чтобы всё разрешилось как можно скорее – и без ущерба для вашего доброго имени. – Благодарю, Иссэн-сан. Кивнув, отец вышел за ворота. Настоятель задержался. Мягкий добродетельный человек, кормивший птиц с руки – когда ситуация требовала того, Содзю Иссэн мог быть очень убедительным. Я это знал лучше других: с восьми лет отец отправил меня в храм учиться грамоте, истории, искусству счета. Если настоятель сумел вдолбить науку в такого бездаря, как ваш покорный слуга, то что же говорить о слабой обезумевшей женщине? Не прошло и пяти минут, как он уговорил мать вернуться в дом и привести себя в порядок перед визитом дознавателя. Провожая монаха до ворот, я впервые подумал: что, если мать права? Вдруг ей не примерещилось? Что, если отец – и не отец вовсе… «Вы считаете, что случилось фуккацу?» Я похолодел. Казалось, в животе начала таять глыба ноздреватого льда. 4 «Записки на облаках», сделанные в разное время монахом Иссэном из Вакаикуса Если спросить знатного князя, владетеля провинции с доходом в миллион коку риса, что изменилось в мире с того момента, когда будда Амида явился монаху Кэннё, князь ответит одним словом: – Фуккацу! Если спросить учёного судью, познавшего законы земные и небесные, не чуждого милосердия, но и не чурающегося жестокости, что же принёс людям будда Амида сто лет назад, откликаясь на молитву яростного сердца Кэннё, настоятеля монастыря Хонган-дзи – судья произнесёт одно-единственное слово: – Фуккацу! Если же задать этот вопрос бродяге с грязными ногами, не знающему грамоты и службы, далекому от ремесел и наук, смеющемуся над богами и людьми, бродяга замедлит шаг и поднимет палец к небу: – Фуккацу! И все будут правы. Воскресение[4] – вот что принёс будда Амида в дар настоятелю Кэннё, а вместе с ним и всем нам, населяющим здешние острова. Многие надеялись на воскресение в Западном раю. Эта надежда жива по сей день. После смерти, случившейся естественным путем, от старости, болезней или несчастного случая, у каждого есть шанс попасть в Страну Высшей Радости. Чти будду при жизни, повторяй днем и ночью: «Славься, будда Амида!» – и будет дано тебе. Вспори себе живот, перережь горло, совершая благородный обряд сэппуку, кинься на камни со скалы или утопись в реке, если жить тебе стало невмоготу – к тому, кто своей рукой свел счеты с жизнью, желая уйти с честью, в миг смерти явится будда Амида, забрав самоубийцу в райские пределы. Но подними руку на врага или соседа, лиши жизни злодея или поджигателя, убей кого угодно чем угодно, имея такое намерение или при неблагоприятном стечении обстоятельств… Фуккацу! В течение трех дней убитый возродится в теле убийцы. Душа же убийцы отправится прямиком в ад, на потеху демонам. Подарки будд не доступны нашему скудному пониманию. Слова будд – притчи, чей смысл туманен. Что же говорить про их действия, подобные удару молнии? Неистовый Кэннё хотел покончить с собой, не в силах более купаться в огненном море войн. Он достиг цели, сделав частное общим: войны прекратились. Это произошло не сразу, но быстро, очень быстро. Честолюбивые князья и гордые самураи ударились медными лбами в подарок будды Амиды с такой силой, что звон пошел по всей Чистой Земле. Мечи упали в ножны, копья спрятались в чуланы, стрелы заснули в колчанах. Вспороть живот себе или врагу – что ни сделай, теперь это означало смерть для того, кто обнажил клинок. Впрочем, смерть бывает разной. Если самоубийца уходил в рай – или к новому рождению – с гордо поднятой головой, то убийца вкушал вечный позор, отдав в распоряжение убитого свои руки и ноги, голову и сердце, как побежденный князь отдает свою вотчину победителю. Бери и владей! Люди привыкают ко всему, даже к жизни в раю. Привыкли и мы. Жизнь наладилась, обустроилась, обрела новые очертания. Никто даже не представлял, сколько убийств совершалось в прошлом – и сколько причин, мотивов, обстоятельств было у каждого. В большинстве случаев все было ясно сразу, без предварительного расследования. Убил? Отдал тело убитому? Фамилия, имя, сословие, должность. Оставалось выслушать решение властей и закрепить в документе статус перерожденца.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!