— Еще увидимся, крошка, — сказал мне Кларк. — Очень в этом сомневаюсь, — Томпсон ответил ему вместо меня. Поворчав для вида, мужчины обошли его и направились к бару. Теперь я могла выдохнуть спокойно. Черта с два я еще хоть раз сунусь сюда! — Спасибо, — бросила я ему и направилась прямиком к своей машине. На мне все еще был фартук с эмблемой бара, о котором я совсем забыла, и я уж было подумывала бросить его прямо на асфальт, как Долорес в ту самую первую ночь, но совесть не позволяла мне мусорить. — Постойте-ка, — Томпсон догнал меня и преградил путь. — Вы вновь принесли мне удачу. Хочу вас отблагодарить. — Не стоит. Мне не нужны ваши деньги. По его лицу проскользнула тень, и тонкие губы сжались в совсем узкую полосочку. — Даже так? Вы, наверное, уже вдоволь наслушались сплетен обо мне. — Слышала всего одну, но и ее мне достаточно. Почему-то его я не боялась так, как Кларка и его компанию. Томпсон, пусть и казался привыкшим получать все, чего бы он ни пожелал, не выглядел действительно опасным — в плане грубой физической силы, я имею в виду. Скорее, он был человеком, действующим тактично и рассудительно, с помощью своей власти и денег, но все это не производило на меня никакого впечатления. — Не хотелось бы оправдываться, но… — Но вы собираетесь это сделать, — заключила я. — Просто хотел сказать, что не имею к пожару никакого отношения, — он выплюнул это с презрением. — Молва расходится быстро и порой беспочвенно. — И зачем мне эта информация? — Затем, что вы, вероятно, не захотите работать на преступника, а я таковым не являюсь. Видите ли, мисс Смит, вы необычайно мне симпатичны, и к тому же выглядите весьма не обделенной интеллектом девушкой. А я как раз ищу себе толковую секретаршу в офис. — Нет. — Вы даже не знаете, что я предлагаю. — Что бы это ни было, мне неинтересно. — Что же, ухаживать за стариканом и его взбалмошным сыном куда интереснее, чем заняться настоящей работой? Как там назвал меня Аксель однажды, «личной кроличьей лапкой Томпсона»? Похоже, должность секретарши именно это и предполагала. — Я вижу в вашем предложении скрытый подтекст, и он мне не нравится. А теперь, извините, но я должна… Томпсон вдруг склонился надо мной, и наши лица оказались в паре дюймов друг от друга. От него пахло дорогим одеколоном и почему-то жвачкой «бабл гам». — Более чем приличное жалованье, полный соцпакет и щедрые… чаевые, если вы проявите чуточку больше усердия, чем требуется среднестатистическому секретарю. Я никому об этом не расскажу, если вы волнуетесь, что о вас подумают люди вроде мистера Хейза. Я отлично храню чужие секреты. Можете спросить у Акселя, он вам скажет то же самое. Последнее он произнес особенно четко, с явным намеком, но я не поняла, на что. — Хотите купить меня? — Нет, что вы. Хочу купить ваше время, и только-то. — Спасибо за предложение, но я отвечу так же: нет. — Зря ты так, — сказал он, внезапно переходя на «ты». — Подумай, мое предложение не долго будет в силе. — Буду знать, — сказала я. Воспользовавшись тем, что Томпсон наконец отступил, запрыгнула в машину, и, как только загудел мотор, дала по газам. Стоило мне отъехать от бара, как все случившееся навалилось на меня холодным, кромсающим внутренности осознанием. Подъехав к мосту, я остановилась у обочины, чтобы перевести дыхание: ночь была тихая, ясная, спокойная, как перед самым рассветом, но пока еще непроглядно темная. Почему-то мне показалось, что скоро будет дождь. Меня уже начало клонить в сон, но я никак не могла заставить себя тронуться в путь, хотя до дома осталось всего ничего. Я казалась самой себе непроходимой тупицей. Теперь мне хотелось принять предложение Томпсона, лишь бы позлить Акселя — но так я, конечно, не могла поступить с мистером Хейзом, да и Сэм с Эрни вряд ли стали водить со мной дружбу, если бы узнали об этом. Знать бы, дома Аксель или нет. Если да, я готова была хоть остаться ночевать в машине, лишь бы не видеть его. Но, скорее всего, он уже и думать забыл обо мне и лег спать, если вообще явился на ферму, а не поехал куда-нибудь еще. Слезы сами напрашивались на глаза, так что я позволила себе немного поплакать и в отчаянной ярости побить по рулю. Пару раз я задела клаксон, и он взорвал тишину резким, ударившим по ушам звуком. Мотор я не глушила, поэтому, дав себе на самобичевание пять минут, утерла слезы и, сорвавшись с места и пару раз опасно вильнув по гравийке, поехала дальше. Мост я проскочила за несколько секунд, ничего при этом не успев почувствовать. Ворота были лишь слегка приоткрыты, так что я не стала возиться с ними и, бросив «додж» сбоку у дороги, пошла по лужайке пешком. Дом стоял темный и безмолвный — только тусклая лампочка с торца, освещающая дорожки к конюшне и к огороду, слабо мерцала под крыльями бившихся вокруг нее ночных бабочек и мотыльков. Крыльцо-терраса оставалось в тени, поэтому, когда я заметила вспыхнувший огонек тлеющей сигареты, было уже поздно поворачивать назад. Упрямо вздернув подбородок, я прошла к двери, делая вид, что не замечаю присутствия Акселя и радуясь отсутствию света. — Игра кончилась? — спросил он глухо. — Да пошел ты, — сказала я, но фраза получилась смазанной, похожей больше на всхлип. Я слышала, как скрипнули половицы дощатого настила, когда он встал, и быстро забежала внутрь, не давая ему времени остановить меня или сказать еще что-нибудь. Коридор освещал один-единственный светильник, висящий на стене возле лестницы, ведущей на второй этаж. Хотя мистера Хейза и не было уже несколько дней, я никогда не выключала его на ночь, и Аксель тоже. Это было очень кстати, чтобы быстро прошмыгнуть через прихожую, не налетев на вешалку или брошенную возле полок с обувью пару сапог. Но Аксель последовал за мной и нагнал аккурат у ступенек. — Ты плакала? — Тебе-то что, — фыркнула я, не оборачиваясь. — Не надо драматизировать, — сказал он жестко, — они тебе ничего бы не сделали. Кларк, хоть и ублюдок, не настолько туп, у него жена и четверо детей. — Чего?! Моя нога зависла над очередной ступенью: казалось, если опущу ступню, вся та ярость, которая в одно мгновение переполнила меня до краев, пройдет через нее и проломит лестницу и разнесет весь дом к чертям, подобно взрывной волне. Может, мне сделать вид, что я этого не слышала? — Ты так в этом уверен? Ну, конечно, у нас в истории же ни разу такого не было, чтобы примерный семьянин оказался полным отморозком, насильником или серийным убийцей. Я обернулась к Акселю. Его взгляд заметался по моему лицу, силясь в нем что-то найти и разглядеть в полутьме. — По крайней мере, я знаю Кларка и знаю, что он не… серийный убийца. — Насчет его дружков ты тоже уверен? Аксель открыл и закрыл рот. — Так я и думала, — сказала я. — Они ведь ничего тебе не сделали, — почти озлобленно бросил он мне, но все равно я почувствовала в этом заявлении слабую вопросительную нотку. Я качнула головой и тихо рассмеялась, уверенная, что в тот момент это его совершенно не интересовало. Как там было — «делайте что хотите»? Идиоту понятно, чего они хотели, и нет разницы, дошло бы до дела или нет. Решил меня проучить, значит. Я так устала и так хотела спать, что больше не могла злиться — ярость просто ушла, как будто кто-то плеснул растворителем. Тут уже ничего не сделаешь и не докажешь, диалог продолжать бессмысленно. Все куда-то исчезло, и пусть я завтра снова возненавижу его, сейчас мне было совершенно плевать. — Оставь меня в покое, — устало попросила я. — Больше не могу, — он сказал это так тихо, что я едва расслышала. И в тот же момент ступил на нижнюю ступеньку лестницы и притянул меня к себе. Мои губы врезались в губы Акселя, и он приоткрыл рот, углубляя поцелуй. Что-то внутри меня оборвалось и ухнуло вниз, как на аттракционе свободного падения, прежде, чем я ощутила пьянящий вкус джина и сигарет на его языке. Я только и смогла что удивленно выдохнуть, и он проглотил мой вдох, отчаянно и крепко прижимая меня к себе — ни вырваться, ни уйти. Поцелуй был быстрый, жадный, точно украденный. Я пришла в себя от потрясения, только когда он поднял руку, проводя по моему лицу, пряча пальцы в волосах — такой нежный и настойчивый жест. Я почувствовала кожей рубцы от ожогов на его запястье, хотя все было так быстро, что это даже удивило меня. И когда Аксель отстранился, всего на долю дюйма, его горячее, прерывистое дыхание обожгло мои губы и точно оглушило меня. Глаза его были прикрыты, он смотрел из-под пышных полуопущенных ресниц на мои губы, и этот взгляд ощущался почти физически. Я уловила в этой короткой паузе разрешение: «теперь твой ход». Аксель поднял подбородок, чтобы взглянуть мне в глаза.