Он просто не ночевал дома. В этот раз он был совсем не против спать порознь — хотя обычно, стоило мне только об этом заикнуться, недовольно закатывал глаза. Мою сонливость как рукой сняло. Чувство безопасности и глубокой, спокойной радости, что охватывало меня в последние несколько дней так часто — тоже вдруг исчезло. В самом мрачном настроении, терзаясь подозрениями, я пошла на кухню. По радио играл блюз. Через окно падали на стол и на линолеум кривыми золотистыми полосами первые лучи солнца. Где-то вдалеке истошно завопил петух, и его противный горланный крик странно переплелся с музыкой из приемника, словно упущенный акцент. И тут я увидела Эрни — он шел прямиком к реке, как, видимо, делал каждое утро. Я выскочила в прихожую и поспешно сунула ноги в тапки. Слышно было, как мистер Хейз топчется у себя в комнате, видимо, собираясь, чтобы выйти в ванную. Что-то сегодня он рано. Я очень надеялась, что успею дойти до Эрни быстрее, чем он оголится и прыгнет в реку. Боясь перейти на бег — Аксель сказал, что тогда моим связкам точно придет конец, — я шла к берегу торопливым шагом, как чемпионка по спортивной ходьбе. От воспоминаний о сновидении меня снова бросило в холодный пот. Успела я как раз вовремя: Эрни только скинул с себя ботинки. — Эрни! — я даже успела запыхаться. Он обернулся ко мне, и я заметила, как брови его поползли вверх. — Мисс? — пробормотал он, но тут же исправился: — Эмма? Мне так хотелось ему сказать свое настоящее имя. Это же Эрни, он поймет. Он не станет меня осуждать. Но сейчас было не до того. — Ты знаешь, где Аксель? Я внимательно наблюдала за его лицом. Пострадавшая от пожара сторона оставалась, как и всегда, бесстрастной. А вот другая — живая, подвижная, выдающая все даже самые мимолетные эмоции Эрни, приняла подозрительное выражение. — Коней повел выгулять? — спросил он так, словно это была викторина. — Ты его там видел? — я кивнула в сторону дубовой рощи, имея в виду пастбище. — Ну, нет, — он отвел взгляд. — Не думай про Акса ничего плохого. Он не плохой человек. — Эрни, — выдохнула я. — Ты не знаешь? — Честно, не знаю. — А где живет Белла, ты знаешь? Он быстро и даже, как мне показалось, с легкой враждебностью взглянул на меня. — Знаю. — Ты скажешь мне адрес? — Это зачем еще? — Эрни, мне нужен адрес. — Что я, запоминаю такое, по-твоему? — он почему-то начал раздражаться. — Ну, дом у них такой маленький, как на юг ехать, у долины. С одной стороны Вотлинги, с другой Брауны. — В городе? — Да нет, на отшибе, считай, возле лесопилки. Скверный там райончик. — Ты можешь показать мне дорогу? Он помедлил с ответом, рассматривая ногти на руках. Прикусив заусенец, словно это сейчас было единственное на свете, что его волновало, или словно он надеялся, что таким образом я потеряю терпение и уйду, перестав его мучить, он тяжело вздохнул. — Так-то могу. Только зачем оно? — Хочу в кое-чем убедиться. — Может, не надо? Это его жалобное «не надо» поставило точку над всеми моими сомнениями. — Эрни, я прошу тебя. Пожалуйста. Мы только приедем, я посмотрю издалека… — конечно, я не собиралась ни к кому вламываться, мне просто нужно было знать, что Акселя там нет. Может, он уехал в бар и пил там всю ночь (хотя я давным-давно не видела, чтоб он пил). Или встал до рассвета и поехал на мост, чтобы постоять там, глядя на воду. Или мучился всю ночь от бессонницы и… Наверное, было в моем голосе что-то такое, что убедило Эрни согласиться. — Ладно уж, поехали. Только ты не права, как пить дать. — Посмотрим. Стекло поблекивало от росы, так что пришлось включить дворники. Их мерный скрип меня одновременно успокаивал и нагнетал тревогу. Эрни устроился рядом. Я на автомате сказала ему пристегнуться. — Да тут ехать всего ничего, — возмутился было он, но под моим строгим взглядом все-таки выполнил просьбу. Мы выехали с фермы. Он молча кивнул в сторону моста. Надо признаться, на этот раз проезжать по нему мне было куда легче, чем обычно. Все мои мысли были заняты только Акселем и надеждой, что я, ведомая паранойей, совершаю какую-то глупость. Мы проехали заправку, затем бар — он был закрыт, на парковке стояла лишь одна «Тойота». За пару миль до въезда в город Эрни указал направо, на поворот, которого я раньше и не замечала. Мимо проскочила крошечная церквушка с примыкающим к ней кладбищем. Мне было стыдно перед ним за то, что я втянула его в эту историю, но сидеть дома и дожидаться Акселя, чтобы выслушать очередную порцию оправданий, я не могла. Мы как раз проезжали аккуратный домик с белыми ставнями, стоящий посреди табачного поля. О том, что это табак, мне сообщил Эрни — я, кажется, спросила его, не капуста ли это. Не то чтобы меня так интересовала агрономия, но сидеть в тишине больше не было сил, а музыку почему-то включать не хотелось. Эрни вполголоса заметил, что конкретно этот табак — дерьмо, в округе есть и получше. Я поверила ему наслово. В промежуток между пятью и шестью утра мир всегда кажется слегка… Ненастоящим, что ли. Ни единого человека на улице. Никаких машин на дороге. Лес и поля за окном даже на низкой скорости сливаются в одну размытую картинку, зато неожиданно бросаются в глаза детали: смятая банка из-под колы на обочине, вывеска «продается» на чьей-то лужайке, гора опилок, насыпанная у глухого металлического забора, растянувшегося на целую милю. Мы выехали на безлюдную проселочную дорогу, с обеих сторон утыканную одноэтажными дуплексами с грязно-белыми пластиковыми фасадами и не самыми благоустроенными на вид двориками, огороженными друг от друга и от проезжей части металлической сеткой. — Притормози, — глухо сказал Эрни у первого же из этих домов. Но я уже и сама догадалась. Вот же черт. У меня внутри все словно оборвалось. Закаменело. Время на часах на приборной панели — 5:32. Рановато для дружеского визита. Поздновато, если зайти вечерком на полчаса кого-то навестить. Пикап Акселя — я даже вытянула шею, чтобы разглядеть номера и убедиться, — стоял во дворе этого дома. За единственным окном, выходящим на дорогу и занавешенным полупрозрачными шторами, горел свет. — Хочешь, я его побью? — с неожиданной решимостью и убивающей меня жалостью спросил Эрни. — Нет, не стоит, — уныло отозвалась я. Хотя вообще-то хотелось согласиться. Будь Эрни покрупнее я бы, может, и сама бы его об этом попросила. Щелкнул ремень безопасности, освобождаясь из капкана замка. Моя рука уже тянулась к ручке. — Ты чего удумала? — зашипел он на меня, но я не слушала. Они ведь не спят, судя по свету в гостиной. Лучше сразу расставить все точки над «i». На ватных ногах я подошла к двери и тихонько, как будто надеясь, что меня не услышат, дважды стукнула костяшками по облупившейся краске. Лет в тринадцать я впервые посмотрела «Шоу Трумана» с Джимом Керри и потом неделю воображала, что все мои похождения снимает скрытая камера, и за этим в прямом эфире наблюдают тысячи зрителей. Я мечтательно смотрела в окно на занятиях в школе, кокетливо крутила в пальцах прядь волос, старалась одеваться понаряднее и чистила зубы не меньше положенных двух минут. Не то чтобы я сошла с ума и всерьез поверила в это, но мне нравилась эта игра, где я представляла себя одновременно заложницей положения и телезвездой. Сейчас у меня было примерно такое же чувство, только вместо героини реалити-шоу я вдруг стала персонажем дешевой мыльной оперы. Дверь распахнулась спустя несколько долгих мгновений. На меня смотрела очень — очень, я подчеркиваю, и не без зависти, — красивая девушка. Смуглая кожа, блестящие черные волосы и темные глаза с пышными ресницами. Стоило ей приоткрыть рот, и я заметила ряд белоснежных ровных зубов — да она бы могла сыграть Покахонтас, черт возьми. Мне тут же пришло в голову, что, вероятно, знакомство с ней вдохновило Акселя на написание его поэмы про индейское племя Кауилья. Пораженная ее внешностью, я лишь спустя мгновение заметила, какой измотанный и раздраженный (это уж моя вина) вид — темные круги под глазами, хмурая морщинка между широких бровей, россыпь прыщиков на подбородке. Есть такие люди — смотришь, и хочется улыбаться, и завести маленький, ни к чему не обязывающий разговор, и непонятно почему. Просто чтобы повзаимодействовать. Дело тут даже не в красоте, а в харизме и какой-то внутренней энергии. Вот и Белла была, кажется, таким человеком. Мне конечно, сейчас не хотелось улыбаться, но и злиться на нее я бы тоже не смогла.