– Это чай на тебя так подействовал? Обращайся! Бэлль залпом допила чай и вопросительно посмотрела на Сантьяго. Он слегка улыбнулся и заново наполнил ее стакан. – Кстати, если ты планируешь побег, должен тебя предупредить, что ближайшее шоссе в тридцати милях отсюда. – Я не собираюсь убегать. – Нет? – Казалось, он удивлен. – А зачем мне это? Ты – отец моего ребенка, и нам нужно решить, что делать дальше. Ради ее же блага. Сантьяго уставился на нее. Его красивое лицо было напряжено. – Печенье? – Он протянул ей тарелку. Бэлль взяла еще теплое песочное печенье с шоколадной крошкой и надкусила. Печенье просто таяло во рту. Замычав от удовольствия, она посмотрела на Сантьяго, делая вид, что хмурится. – Если ты надеешься задобрить меня вкусной едой, чтобы я согласилась выйти за тебя, то должна предупредить: ничего не выйдет. Однако, – добавила она, – надеюсь, ты продолжишь стараться в том же духе. Он посмотрел на нее, заметно напрягшись. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал. – Прости, я должен идти. – Идти? Куда идти? – Попрошу миссис Карлсон показать тебе твою комнату. Как ты и сказала, – он улыбнулся краешками губ, – это была сумасшедшая неделя. Отдохни. Увидимся за ужином в восемь. Он ушел, не сказав больше ни слова. И что это было? Взяв еще одно печенье, Бэлль посмотрела на зеленые деревья, мерно качавшиеся на ветру. Сантьяго приложил столько усилий, чтобы привезти ее на ранчо, а теперь вместо того, чтобы давить на нее, настаивая на браке, и пытаться манипулировать ею, он кормит ее печеньем с чаем? По правде говоря, люди постоянно удивляли Бэлль, начиная с собственной семьи. Она совсем не помнила своего отца, который умер, когда она была маленькой. Бэлль выросла с отчимом, двумя младшими братьями и вечно печальной матерью, которая пыталась оградить своих детей от осознания ее неизлечимой болезни. Отчим Бэлль никогда не проявлял особого интереса ни к одному из детей. Он работал допоздна, а придя домой, каждый вечер курил бесчисленные сигареты, выпивал упаковку пива и орал на жену. Когда Бэлль исполнилось двенадцать, ее мама умерла и все изменилось. Теперь отчим начал кричать на нее, угрожая выгнать из дома, потому что она ему не родная дочь. Поэтому она с тревогой старалась отработать свое проживание в доме, заботясь о мальчиках, готовке и уборке. Она всегда старалась быть веселой и улыбающейся, чтобы никому не доставлять хлопот. Через неделю после того, как Бэлль окончила школу, ее отчим внезапно умер от разрыва аневризмы. Рею было тринадцать, Джо – всего одиннадцать. Родственников у них не было, страховок тоже, как и накоплений. Вместо того чтобы позволить братьям воспитываться в патронатных семьях, Бэлль отказалась от стипендии в колледже, чтобы остаться в Блубелле, работать официанткой и помогать мальчикам, пока они не станут самостоятельными. Это было непросто. В подростковом возрасте мальчики связались с плохой компанией, постоянно ввязывались в драки, а Рей даже на какое-то время подсел на наркотики. Те времена запомнились ей бесконечными скандалами, хлопаньем дверями и криками «я тебя ненавижу». Бэлль была очень юной, и ей на плечи свалилась непростая ноша, но она всеми силами старалась достойно пройти через это испытание. Павшая духом, обессиленная, изможденная и одинокая, она хотела влюбиться в доброго, хорошего человека, который позаботится о ней. В двадцать лет она действительно влюбилась. И это едва не раздавило ее окончательно. – Мисс Лэнгтри? – Полноватая седая экономка появилась в дверях. – Если вы закончили, я провожу вас в вашу комнату, – улыбнулась она. Бэлль посмотрела на пустой поднос. – Да, я закончила, – сухо сказала она. Поднявшись с дивана – а это простое действие с каждым днем давалось ей все труднее, – она пошла за экономкой по коридору. Свернув в очередной коридор, миссис Карлсон остановилась перед дверью. – Вот ваша комната, мисс. Комната была просто огромной, с высоким потолком, большой гардеробной и собственной ванной. Здесь тоже было окно во всю стену с видом на реку, но даже не это поразило Бэлль. Она молча уставилась на огромных размеров кровать. – Что-то не так, мисс? – Что сказать… – Оглядев спальню, Бэлль немного пришла в себя. – Очень красивая гостевая комната. – Гостевая? – со смехом сказала пожилая женщина. – Говорят, конечно, что в Техасе все большое, но для гостевой это все же чересчур. Это хозяйская спальня, самая большая в доме. Бэлль нервно сглотнула. Прежде чем она успела придумать правдоподобный ответ, почему она не станет спать с хозяином в этой комнате, экономка провела ее в ванную. – Здесь есть все, что вам может понадобиться. Мистер Веласкес сказал, что вы устали с дороги. Примите теплую ванну, и вы почувствуете себя другим человеком. Она показала Бэлль всю парфюмерию, все французское мыло, кремы и шампуни, настолько дорогие, что до этого Бэлль видела их только в глянцевых журналах. Она всегда считала богачей, готовых потратить на шампунь пятьдесят баксов, дураками: обычный шампунь из супермаркета точно так же очищает волосы. Но, открыв флакон с дорогим шампунем, она вынуждена была признать, что пахнет он более чем приятно. – Мистер Веласкес надеется, что вам будет здесь комфортно, пока он решает какие-то дела. – Экономка открыла дверь гардеробной, и Бэлль прошла за ней. На кронштейне одиноко висело красное платье. – Он просит, чтобы вы надели это сегодня вечером. Ужин будет подан на террасе в восемь часов. – Какое красивое, – сказала Бэлль, взглянув на платье. – К нему еще есть туфли, каблучок всего два дюйма, чтобы вы, не дай бог, не потеряли равновесие. – Миссис Карлсон с улыбкой посмотрела на ее живот. – И новое белье. – Она открыла один из выдвижных ящиков. Белье?! Бэлль густо покраснела и поняла, что просто не может поднять взгляд на пожилую женщину. – А где одежда Сантьяго? – Одежда мистера Веласкеса находится в гардеробной хозяина. – А разве это не его гардеробная? – О нет. – Женщина улыбнулась. – Эта гардеробная предназначена исключительно для хозяйки дома, если она, конечно, когда-нибудь появится. – Наклонившись вперед, экономка с заговорщическим видом сказала Бэлль: – Вы – первая женщина, которую он привез на ранчо. – Правда? – Боже мой, сколько времени, – спохватилась миссис Карлсон, взглянув на часы. – Здесь все, что вам может понадобиться: туалетные принадлежности, лосьоны, помады. Я ухожу пораньше, у моего внука сегодня игра в школе, а остальной персонал уйдет в восемь. – А разве вы здесь не живете? – Нет, ну что вы. На той стороне озера расположены коттеджи для персонала. Вам с мистером Веласкесом никто не помешает. Хорошего вечера, мисс. Ей показалось или экономка подмигнула? Бэлль сердито уставилась на нее. Что, по ее мнению, должно произойти, когда они с Сантьяго останутся одни? Абсолютно ничего! Бэлль громко хлопнула дверью. Она посмотрела на огромную кровать. Какой бы удобной она ни казалась, Бэлль ни за что на свете не будет спать на ней с Сантьяго! Но его же сейчас не было, так что… Она забралась на мягкую удобную постель, положила голову на подушку и прикрыла глаза буквально на минутку. Когда Бэлль снова открыла глаза, солнце уже клонилось к горизонту. Оказывается, она проспала несколько часов! Поднявшись с кровати, Бэлль посмотрела на красное платье, висевшее в открытой гардеробной. Подойдя ближе, она погладила кончиками пальцев нежную ткань. Увидев ярлычок с именем известного дизайнера, Бэлль нервно сглотнула. Она не слишком разбиралась в моде, но даже ей знакомо это имя. А туфли! Было бы невежливо с ее стороны не надеть предложенный наряд. Тем более что это была самая красивая вещь из всех, что она когда-либо видела, а тем более надевала. Взяв платье и шелковое белье, Бэлль направилась в ванную комнату, чтобы принять душ. Горячая, почти обжигающая вода нежно массировала ее уставшее тело, смывая с Бэлль напряжение последних дней. Она попробовала шампунь и решила, что он, пожалуй, стоит своих пятидесяти долларов. Завернувшись в пушистое махровое полотенце, она расчесала свои длинные темные волосы. Открыв выдвижной ящик туалетного столика, Бэлль обнаружила в нем абсолютно новую дорогую косметику в фирменном пакете весьма недешевого магазина. Здесь же были духи и лосьон для тела с таким же ароматом. Бэлль с удовольствием испробовала все на себе и надела кружевное белье, почти застонав от удовольствия, – никогда в жизни она не надевала ничего подобного. Наконец она надела платье. Мягкий трикотаж приятно струился по напитанной увлажняющим лосьоном коже, платье прекрасно сидело и на ее увеличившейся груди, и на немаленьком животе. Даже кожа рук, обычно красная и потрескавшаяся от работы, стала мягкой и нежной. Бэлль посмотрела на себя в большое зеркало. Ее волосы блестели, струясь по плечам, щеки разрумянились от горячей воды, губы были накрашены рубиново-красной помадой, в цвет платья, глаза казались ярче и больше из-за коричневой подводки и туши для ресниц. Даже самой себе Бэлль казалась… другой. Что же изменило ее: это место, платье, дорогая косметика? Или виной тому Сантьяго и то, что она носит его ребенка, как и то, что она была первой женщиной, которую он привез на свое огромное ранчо? Она вспомнила их утренний разговор. Неужели Сантьяго действительно сын герцога? Но он не производил впечатление человека, родившегося с серебряной ложкой во рту. Нет, высокомерия у него было достаточно, но он был очень жестким человеком, как будто все, чего он достиг в жизни, ему далось лишь упорным трудом и борьбой. Сантьяго сказал, что никогда не видел своего отца, и в этом они с Бэлль были похожи. Единственное, что осталось у Бэлль от отца, – старая, пожелтевшая от времени фотокарточка. Ее папа улыбается в камеру, держа на руках спящую Бэлль, завернутую в розовое одеяльце. Если Сантьяго никогда не видел своего отца, то это многое объясняло. Но почему у них разные фамилии? И если его отец все еще жив, то почему он не встретился с сыном? Но ее отвлекли более насущные вопросы. Прикусив губу, Бэлль погладила свой живот. Она смотрела на свое отражение в зеркале, на платье, на косметику, на дорогие туфли. Почему Сантьяго вдруг стал к ней так добр? Она не может ему доверять, это совершенно точно. Бэлль поняла это еще той январской ночью. Он был заботливым и нежным, когда испытывал страсть, а потом просто вышвырнул ее из своей жизни, как мусор. Его доброте могло быть только одно объяснение. Он понял, что не может силой заставить ее вступить с ним в брак, и решил соблазнить ее своим хорошим отношением и подарками. Но она ему этого не позволит. Бэлль готова была разделить опеку над их общим ребенком, но она не собиралась преподносить ему на блюдечке свою жизнь, свое тело и тем более сердце. Она больше не будет игрушкой Сантьяго Веласкеса и уж точно не будет его женой. Теперь ей просто нужно убедить в этом Сантьяго, и тогда он отпустит ее домой. В пять минут восьмого, когда Бэлль шла в сторону террасы по огромному вытянутому дому, она чувствовала странное волнение, гадая, как он отреагирует на ее появление. Открыв раздвижные двери, она шагнула на террасу, выходящую к озеру. Фонари освещали большую беседку, увитую ярко-розовой бугенвиллеей. Откуда-то лилась тихая музыка. И тут она увидела его. Сантьяго стоял у перил террасы, глядя на темную воду озера, окрасившуюся в алый от заката цвет. Он повернулся, ошеломительно красивый, высокий и широкоплечий, в своем черном смокинге. И он улыбался ей. – Прошу, – сказал он своим низким, хрипловатым голосом. Их взгляды встретились, и Бэлль внезапно осознала истинную причину своего волнения. Она боялась не реакции Сантьяго, а своей собственной. Ее сердце и тело уже знали это, но мозг отказывался принимать правду. Несколько месяцев назад она отдала ему не только свое тело. Невольно Бэлль оставила с ним и кусочек своего сердца. И теперь, когда он улыбался ей, у нее перехватило дыхание.