Что испугало Антипу в этом младенце? Что? О, ужас! Мальчик смотрел на правителя совершенно осознанным взглядом, будто умел думать и рассуждать, как взрослый. И еще одно! Антипа поймал себя на мысли, что он уже видел этот взгляд, знает его, чувствует его… — Каиафа? — вдруг осенило Антипу. — Каиафа, это ты? Господи! Я схожу с ума? Вдруг младенец, которому было от роду не более полугода, встал на ножки. — Г-у-у-у! По возгласу этого мальчика, как по команде, что-то зашевелилось за спиной у правителя. Антипа, боясь увидеть что-то чудовищное, все же пересилил себя и медленно оглянулся. Из дальнего конца зала к нему на четвереньках полз еще один младенец, а за ним еще один и еще. А после из темных углов зала стали выходить дети — совсем маленькие и чуть побольше, ползком и почти бегом. Их было много, всех не сосчитать. Царь почувствовал, что вот-вот упадет. Ком в горле мешал вскрикнуть. Он опять развернулся к трону. Там стоял все тот же первый малыш и смотрел на него… сквозь колесо телеги. В голове вспыхнуло: «Не выше колеса, не забудь!» Антипа с воплем кинулся к выходу, перепрыгивая через ползущих, идущих и бегущих детей. Не помня, как выбрался из храма, правитель набрал полные легкие воздуха. Небо над Храмовой горой затянули серые тучи. Иерусалим был словно в дымке от пожарища. Жуткий смрад заполнил легкие властителя… «За что?» — пронеслось в сознании задыхающегося Антипы. Но что это? От лестницы и дальше в гору, ко входу в храм, все было усеяно детьми — живыми, веселящимися детьми до двух лет. Они так уверенно двигались сюда, будто на земле больше не осталось взрослых и надеяться следовало только на самих себя. Насмерть перепуганный правитель рванулся в противоположную сторону. Куда? Не важно! Лишь бы не видеть всего этого. Обрыв. Царь не удержался и рухнул вниз, в пропасть, в черную беспощадную пасть бездны… — А-а-а! — вырвалось из груди. — Милый, милый! Что с тобой? — Иродиада сидела рядом с ложем Ирода Антипы, положив ладонь ему на грудь. — Они… опять они, — простонал избавившийся от своего кошмара властитель. — Младенцы? — сочувственно спросила женщина. Антипа только кивнул и отхлебнул легкого вина из чаши, стоявшей рядом. — Грехи наши тяжкие… * * * Вода в купели была прозрачной, но не холодной, а именно такой, чтобы найти спасение от жаркого солнечного дня. Здесь, во дворце, под кронами ливанских кедров, под щебетание птиц и легкое дуновение ветерка можно было рассуждать о судьбах Галилеи, Иудеи и всего мира в целом. Чуть в стороне по стене, сложенной из горного камня, струился пятиметровый искусственный водопад, и звук журчащей воды успокаивал после напряженного дня. А где-то за стеной четверо крепких рабов крутили громадное колесо, обеспечивающее бесперебойную подачу воды в бассейн Ирода Антипы. Надо сказать, при постройке дворца мастера, заказанные царем в Риме, потрудились на славу. Вода по хитрой системе доставлялась во дворец прямо из горной реки — чистая и невероятно вкусная. Попав в резервуар, она долго не застаивалась и не покрывалась зеленью, а циркулировала по всем системам дворца и в конце концов сливалась в канализацию. Кроме того, поднимаясь снизу вверх с помощью все того же колеса, вода успевала нагреться до нужной температуры и попадала в бассейн приемлемой для купания. За этим следил специальный человек. Наконец-то пришло умиротворение после всех ночных кошмаров, и сердце успокоилось, и не ныли виски, и снова хотелось жить. Можно было обстоятельно и вдумчиво поговорить о наболевшем. — Он сумасшедший, этот Креститель, — лениво улыбался Антипа. — С чего бы это народу Галилеи слушать сумасшедшего? — не понимала мужа Иродиада, которая плавно раскачивалась, лежа на воде. Ее нагое тело ничуть не потеряло своей привлекательности с возрастом. — Если он поднимает смуту, значит, его слова далеко не бред, — продолжала царица. — К тому же он меня оскорбил. — Послушай меня, дорогая, — серьезно сказал Антипа. — Иоанн — один из двух, кто выжил в той страшной резне младенцев, которую устроил мой отец тридцать лет назад. Эти двое младенцев выжили потому, что их матери — кстати, двоюродные сестры — спасли их. Одного мать увезла то ли в Египет, то ли в Сирию, а другого спрятала в пустыне. — То есть как это — спрятала в пустыне? — недоверчиво усмехнулась Иродиада. — Вот так! Он вырос в пустыне. — Воистину рехнуться можно! — Ну а я о чем тебе говорю? Говорят, что мать с детства приучала его питаться саранчой, чтобы он не умер от голода. — Какой ужас! — поразилась Иродиада и нырнула в бассейн с головой. — Да, и вот представь себе, — продолжал убеждать вынырнувшую и отфыркавшуюся от воды жену Антипа. — Мальчик, воспитанный полоумной мамашей, уверен в своей исключительности, в своем особом предназначении. В свои тридцать лет он девственник. Вот он на этой почве и сошел с ума. Поэтому и обвиняет тебя в том, что ты женщина. — Да уж, у властей нет других проблем в государстве, только похоть. Или как это? Пре… пре… — Прелюбодеяние, — весело подсказал муж. Антипа и Иродиада расхохотались. — Действительно, он спятил, — продолжая смеяться, выдохнула Иродиада и опять легла на воду. — Тогда стоит ли обращать на него внимание? Мало ли в Иудее умалишенных? — Все это было бы просто, — печально произнес Антипа, — если бы не его ученики и последователи. — Ах, у него и ученики есть? — спросила царица. — Ты шутишь? — Нет, дорогая, я более чем серьезен. Они считают Иоанна не просто пророком, а Мессией, который пришел, исполнив древние пророчества. И больше они не признают никого. Они называют себя мандеями[23]. А сейчас приготовься, скажу о главном. Антипа замялся, словно не решаясь продолжить. Повисла пауза. Он сглотнул ком в горле, а Иродиада, предчувствуя что-то нехорошее, стала серьезной и пристально посмотрела на мужа. Ирод Антипа подплыл к краю бассейна. Здесь на каменном бортике стоял кувшин с молодым генисаретским вином прошлогоднего урожая. — Тебе налить вина? — спросил он женщину, наполняя две бронзовые чаши, стоящие рядом. — Ну, не тяни! — не выдержала Иродиада. — О чем ты мне хотел сказать? Антипа протянул ей чашу с вином: — Наша… ну, то есть твоя… ну, то есть наша… Саломея связалась с мандеями и ходит на проповеди этого самого Иоанна. — Что? — переспросила женщина, уронив чашу в купель, и та сразу пошла ко дну. — Мой брат Филипп уже давно ходит туда… и Саломея вместе с ним… — Но откуда ты узнал? — не могла прийти в себя Иродиада. — У меня везде есть свои люди. — Моя дочь никогда не примет эту скверну. Ни за какие награды! Это ложь! — Ох, если бы так, — грустно вздохнул властитель. — Мне рассказывали, как она внимательно слушала всю его назорейскую ересь… «Если б так-так-так… Если б так-так-так!» — послышался чей-то голос неподалеку. Это заговорил в клетке короткохвостый серый жако, подаренный властителю заморским купцом. «Так-так-так! Так-так-так!» — неслось из клетки. — Убей его! — после долгой паузы вдруг сказала Иродиада. — Кого? — перепросил муж. — Попугая? — Казни Иоанна! Он оболгал меня! — со злостью вскрикнула царица. Вот этого Антипа боялся больше всего. Помня, какое проклятие настигло его отца Ирода Великого (он умирал в муках за преступления против детей Иудеи), Антипа не хотел связываться с безумным проповедником. — Так ты убьешь его? — требовательно повторила Иродиада. — Иоанна казнить нельзя! Поднимется восстание! — А оно и так поднимется! — разъярилась женщина. — Все происходит оттого, что мой бывший муж и твой брат Филипп дурно влияет на мою дочь и поддерживает Иоанна. За ним пойдут все его поданные, и тогда Иудее конец… «Ах вот оно в чем дело!» Страшная мысль осенила Антипу. Он совсем не думал, что предатель был не просто рядом, а находился в кровном родстве с ним. Филипп хочет отобрать у него Галилею, Пирею и вообще все, присоединить к своим областям. «Лихо, братец. Очень лихо!» — кусал губы Антипа. — Так ты казнишь Иоанна? — твердо повторила Иродиада. Антипа долго молчал, глядя жене в глаза, затем решил, не посвящая ее в свои мысли, ответить по-своему. — А ты поцелуешь меня? — игриво спросил он. Иродиада не могла устоять перед мужчиной, которого любила. Что бы ни творилось вокруг, хоть крушение мира, хоть потоп, Антипа был рядом и возбуждал ее всем своим существом: взглядом, телом, дыханием. Голова закружилась, и Иродиада растворилась в объятиях мужа, как бы говоря: «Не требуй от меня многого, я всего лишь женщина…» Но что она задумала, было известно лишь ей одной. 4 Алхимик никогда не останется голодным. Хочет какой-нибудь богатей стать еще богаче? Обращается к тому, кто ищет и находит золото во всем. А уж каким путем? Это непостижимо для простого смертного. Посредством рецептов, известных только ему одному: для несведущих — колдовством, для знающих — тетрасоматой, хранящейся в строгом секрете, алхимик побеждает пространство и время, открывает портал в мир без границ.