Буддийский монах посмотрел теперь куда-то вниз — Кто эти люди? И чего они хотят от тебя? — гулким эхом отдалось в мозгу у Виктора. Виктор посмотрел на пол пещеры вслед за Лопеном. О, что же это? Внизу он увидел операционный зал, трех мужчин в белых халатах и… себя, лежащего на столе с безвольно раскинутыми руками. — Они готовят тебя к очередному посвящению? — спросил Лопен. — Скорее наоборот, — ответил Лавров, не отрывая глаз от картины внизу, — хотят забрать у меня то, что даровал мне ты. Истину… — Вздор! Этого не может быть, — твердо ответил прорицатель. — Невозможно забрать то, что дал Будда. — Отец, что мне делать? Помоги мне! — Виктор перевел взгляд на наставника. — Чтобы сохранить истину, забери правду своего врага, — спокойно ответил Лопен. — Просочись в него, напейся им, стань им… Монах поднял руки ладонями к небу, вечный огонь на алтаре вспыхнул и из синего стал ярко-оранжевым. — Но как? — Иди и действуй, — был ответ. О’Салливан, Мэттью и Билли суетились вокруг обездвиженного тела Виктора в замешательстве. Уже десять минут назад они ввели в его вену эксклюзивный химический препарат, но никаких результатов не последовало. Где-то за стеклом за их действиями внимательно следил Мартин Скейен. — Рефлексов нет, — отрапортовал Мэттью, проведя стальной указкой по груди Виктора. — Тоны упали до трех ударов в минуту, — констатировал Билл, следящий за аппаратурой. — Похоже, мы его теряем, — взволнованно объявил О’Салливан. — Не более, чем он вас, — откликнулся Мартин, который вышел из своего укрытия и подошел к исследователям. — Это самадхи. — Самадхи? — поежился О’Салливан. Речь шла об особом состоянии медитации, которое никто до сих пор не изучил. Его стадии знали лишь избранные. Многие ученые полностью исключают умение человека входить в это состояние, но вот оно — прямо перед глазами О’Салливана, и он ничего не мог с этим сделать. — Да, самадхи — транс индийских йогов или буддийских монахов, — кивнул Мартин и с досадой произнес: — Надо же, разрабатывая вакцину, я совсем не подумал об этом состоянии. — Так что, теперь ваша вакцина не подействует? — удрученно спросил Билл. — Не знаю, — пожал плечами Скейен, — опыта не было… Все вопросы внезапно разрешил сам Лавров, который вдохнул полные легкие воздуха и… заговорил на чистейшем немецком языке: — Мамочка! Принеси мне печенье и мармелад! В его низком мужском голосе слышались детские нотки, будто он вернулся лет на сорок назад. — У Ганса слишком длинный язык! Он меня постоянно дразнит. — Что это? — удивился Мэттью, глядя на Виктора, вещающего во сне. — Подождите, не мешайте, — оборвал ассистента Скейен, взяв его за руку. — Дайте ребенку высказаться. И тут же вступил в диалог со спящим Виктором на немецком языке: — Скажи Гансу, что придет папа и оборвет ему уши! — ласково произнес Мартин. — Папа не придет. Он всегда занят, — обиженно насупившись, сказал «мальчик». — Как тебя зовут, юнге? — вкрадчиво спросил Мартин. — Себастьян… Себастьян Реннер, — ответил подопытный. Люди в белых халатах с восторгом смотрели на своего шефа. Ужасная вакцина Мартина Скейена начала свое действие. Торжествующий химик-миллиардер бесшумно показал пальцами: «Записывайте». В ответ Билл показал ему включенный диктофон. — Отлично. — Мартин одобрительно кивнул и продолжил допрос на немецком языке: — А где ты живешь? — Земля Райнгальд-Пфальц, с отцом на ферме… — Он что же, немец? — не выдержав, спросил Мэттью. Мартин приставил указательный палец к губам: «Молчи!» Подопытный затих, не отвечая ни на какие вопросы. — Тоны опять падают, — объявил Билл. — Он опять уходит, — догадался О’Салливан. — Состояние волнообразное. — Видимо, — согласился Скейен. Тот, кого уже второй день считали Лавровым, опять набрал воздуха в легкие, и его речь превратилась в цитирование. Отрывистый лающий звук нацистского оратора удивил и возбудил любопытство присутствующих. Теперь Себастьян Реннер ничего не слышал, только говорил. Связно, предельно четко и громко. — Что это? — растерянно спросил Билл. — Это? — улыбнулся Мартин. — Это «Майн кампф», мой друг. Самое что ни на есть точное цитирование творений Адольфа Гитлера. Мальчик читает его, словно молитву… Вторая цитата из уст мужчины звучала не менее фанатично и дерзко. — А это… доктор Йозеф Геббельс, кто не знает, — расшифровал своим подчиненным Скейен. — Если международному финансовому еврейству в Европе и вне ее снова удастся втравить народы в еще одну мировую войну, следствием будет не большевизация и победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе, — продолжал неадекватный Лавров. Или не Лавров, а то, во что он превратился этим вечером. — Во-о-от. Я же говорил. Это из записок Пауля Йозефа Геббельса, — с какой-то внутренней теплотой объявил Мартин. — У него артикуляция губ настоящего немца, — заметил О’Салливан. — А вы что, до сих пор не поняли, что он немец? — опять улыбнулся Скейен. — Он — двойной агент, причем глубоко законспирированный и с явным нацистским воспитанием. Держу пари, что его немецкие документы уничтожены. Его просто не существует. Но это то, что нам нужно. Скейен, норвежский миллиардер, секретный химик и технократ, восхищался сам собой. Все-таки его труды не пропали даром. Его вакцина работала во всех случаях, даже если возникали непредсказуемые осложнения. И только что он приобрел не подопытного кролика, не агента, а даже союзника. Мартин тихо и ласково поглаживал спящего Виктора по руке: — Спокойно, юнге. Спокойно… * * * — Вы мне понравились, мистер Лавров. Или, может быть, герр Лавров, судя по тому, что мы услышали от вас. Ну, если вам угодно, не раскрывайтесь до конца — это сути не меняет. Виктор и Мартин Скейен сидели в широченных мягких креслах и смотрели в окна роскошного пентхауса где-то посередине небоскреба Бурдж-Халифа. Но даже отсюда один из крупнейших городов ОАЭ был виден как на ладони. — Люблю высоту, — ответил Виктор. — В ней есть что-то волнующее и дающее надежду жить и бороться. Вы позволите? Лавров указал на небольшой столик, где стоял графин с дорогим вином. — О-о-о! Для вас, мой друг, все что угодно, — засмеялся Мартин. — Тем более что мы уже все знаем о вас. На кого вы работаете? Миллиардер ожидал, что этот вопрос заставит расслабленного Виктора вздрогнуть и пролить вино, которым он наполнял фужер, но ошибся. — В смысле? — Виктор, делая глоток из фужера, сделал вид, что не понял. — Вы же… Себастьян Реннер? — вдруг заговорил на немецком Скейен. — Вы из «Штази»? Мартин, конечно, знал, что часть архивов восточногерманской разведки была уничтожена сразу после падения Берлинской стены, и, попадая пальцем в небо, задел собеседника за живое. — Чего вы хотите от меня? — строго спросил по-немецки Виктор, играя желваками. «Кажется, в цель…» — ухмыльнулся про себя Мартин.