— Послушайте, уважаемый… — Я все знаю, — вполголоса перебил старик. — Женщина не будет тащить рюкзак чужого мужчины через всю страну, притом всячески оберегая его. Отдыхай, парень. Старик допил свой кофе и вышел из кухни. * * * Машина приехала только утром, точнее, приехали две машины. Одна была темная — седан иранского производства «Иран Ходро Саманд», на нем прибыл мэр города Тадмор Талал Барази с охраной. На второй — японском, цвета светлого пустынного камуфляжа внедорожнике «Лэнд Крузер Прадо» — прикатил начальник городской полиции Акрам Бассо со своими подчиненными. Халид внимательно рассмотрел приехавшие машины в окно столовой и обратился к хорвату: — Стип, это полиция. Когда они придут, ты сдашь его? — Асаад указал пальцем на комнату украинца, которого в это время перевязывал Али ибн Сина. — Конечно нет! — заверил его Врлич. — Они его заберут, и где я его потом найду? Убийцу своей любимой женщины я должен казнить сам. — Хорошо, тогда скажем им, будто он вместо Светланы работает в польской экспедиции, — предложил Халид. Он заглянул к Лаврову: — Ты не можешь говорить, так что сиди тихо. Знаешь, почему ты должен молчать? Виктор в недоумении помотал головой. — Потому что полиция сейчас арестовывает и сажает в тюрьму всех чужаков без определенного рода занятий, которые могут оказаться наемниками из европейских стран. К тому же здесь за последние двое суток погибли три солдата сирийской армии и пропал без вести генерал политбезопасности. Сначала сажают, потом разбираются. А в тюрьме ты умрешь! — объяснил Али. Халид подошел к двери и, прежде чем открыть ее, еще раз напомнил Стипу: — Украинец не может говорить из-за ран! Врлич опять посмотрел на дверь в комнату Лаврова таким взглядом, каким смотрит лев сквозь сухую траву на мирно пасущуюся антилопу. — Ас-саляму алейкум ва-рахмату-Ллахи ва-баракятух[42], почтенный Халид Асаад! — приветствовал главного смотрителя музея мэр города Тадмор. — Ва-алейкум ас-салям ва-рахмату-Ллахи ва-баракятух[43], уважаемый Талал Барази! — ответствовал музейщик. — Соседи сказали, что вы не ночевали дома, телефон не отвечает, вот мы и приехали проведать, — объяснил Талал Барази свой нечаянный визит. В это время из гостиницы вышел врач Али ибн Сина. — Доктор, и вы здесь? Салям! — помахал ему рукой мэр и опять обратился к музейщику: — Что произошло? Почему здесь врач? — Я остался переночевать в гостинице, а телефон поставил на зарядку в музее, да и забыл там, — объяснился Халид Асаад. — Один из археологов упал на ступеньках гипогея Трех Братьев, сильно травмировался. — Археологи здесь? — удивился мэр. — Мне доложили, что они эвакуировались… — Нет-нет, только профессор Михайловский. Заходите в дом, выпейте с нами кофе, — пригласил Асаад, не дав закончить фразу Барази. — Конечно! — с удовольствием согласился мэр. — Руку хочу пожать! Главный смотритель обернулся на подошедших полицейских и обратился к Акраму Бассо: — Вы тоже проходите! В столовую первым зашел Халид, за ним мэр, затем начальник полиции. — Стип Врлич, — указал на хорвата Халид Асаад. — На случай, если запамятовали имя, уважаемые. У европейцев странные имена, которые трудно запомнить и легко забыть. — Здравствуйте, уважаемый Талал Барази и уважаемый Акрам Бассо, — приподнялся со стула серб. — Сиди, дорогой! — мягко усадил его мэр. — Мы видим, что ты на костылях. — Ничего, — вежливо возразил Стип Врлич, но обратно сел потому, что столовую наполняли охранники мэра и полицейские, из-за чего места недоставало. Начальник полиции заглянул в свободные комнаты и вошел в ту, что занимал Лавров, вслед за врачом. Протянул руку для рукопожатия украинцу. — Акрам Бассо, — представился начальник полиции. — Его зовут Виктор Лавров, он не может говорить, — поспешил встрять Али. — Невралгия третьей ветви тройничного и языкоглоточного нервов на фоне сильного ушиба, полученного при падении. — Как это? — не понял начальник полиции. — С лестницы упал, а язык не работает? — Э-э-э, чего же тут непонятного? — вместо врача ответил заглянувший в комнату мэр. — Мне зуб мудрости когда удаляли, неврит третьей ветви тройничного нерва случился, я три дня разговаривать не мог, разве вы не заметили? — Заметили, спасибо большое! — поблагодарил Акрам: то ли за то, что мэр потрудился ему разъяснить непонятное, то ли за то, что тот целых три дня молчал и не поучал его. — От сильной дозы обезболивающего действительно иногда на некоторое время утрачивается функция речи, — еще раз объяснил Али ибн Сина. — У меня есть хорошее гранатовое вино, — заглянул к ним Асаад. — Садитесь за стол. — Спасибо, почтенный Халид, но я на службе, — отказался начальник полиции. — Мне тоже пока ни к чему, — отрицательно покачал головой мэр. Он, как и сирийский президент Башар Асад, был алавитом, однако в повседневной и ритуальной практике шииты-алавиты отступают от некоторых важных предписаний ислама — вплоть до обрезания и запрета на употребление в пищу свинины. Поддерживают даже такие элементы языческих верований, как культ солнца, луны и звезд. Но при этом отмечают Пасху и Рождество, верят в святую Троицу и причащаются вином. — Ну, уважаемый Виктор, выздоравливайте! — сказал на прощание мэр. — Надеюсь, поговорим, когда увидимся в следующий раз. Я очень уважаю вашего президента Владимира Путина! — Он украинец, — поправил мэра начальник полиции, уже полиставший украинский паспорт с трезубцем. — Неважно, поговорим, значит, про Крым, — отмахнулся Талал Барази, мягко подталкивая его к выходу. Когда полицейские упаковались в свой внедорожник, а охранники ожидали посадки своего подопечного, Халид обратился к мэру: — Помогите мне с отправкой экспонатов в Дамаск. Машины оттуда пришлют, а вот грузчиков у меня нет. Сами видели: в музее — старики, у археологов — сплошь калеки. — Они что, археологов из десантников набирают? — пошутил Талал Барази. — Здоровые, как черти. Да еще и без травм жить не могут… Все в окружении Талала Барази засмеялись, и старик вместе с ними. — Сколько надо человек? — спросил Талал. — Тридцать, а лучше сорок. — Хорошо. Когда приедут грузовики из Дамаска, пришлю роту полицейских. Но вы их покормите. — С удовольствием! — наконец-то улыбнулся мэру Тадмора глава древней Пальмиры. Когда машины уехали, из гостиницы вышли ковыляющий с костылем Стип Врлич и еле шаркающий ногами Виктор Лавров, которого поддерживал Али ибн Сина. — Стип, нам мэр пообещал людей на погрузку! — поделился радостью Халид Асаад. — Отлично! — ответил хорват, посмотрел на украинца, и желваки его заходили ходуном. «Ну что ты собачишься, пацан? — спокойно подумал журналист. — Думаешь, у тебя одного потеря?» Но промолчал. Что объяснять этому глупому мальчишке? Да, Лавров не был таким эмоциональным и задиристым, как хорват, в силу своего характера, да и возраста. Но боль, которую он испытывал физически, была ничем по сравнению с его душевной раной. «Этот Стип погорюет от силы год, может быть, два. Затем, молодой и красивый, встретит прелестную хорватку, которая родит ему кучу маленьких югославчиков, и все его горести забудутся. А я?..» Вот и пришла весна в Тадмор. Весна, которая, со всеми ее земными соками и ароматами свежей зелени, может быть, впервые в жизни не радует… 8 Арабская кухня для славян слишком пряная, вот почему Стип взялся стряпать штрукли — это была его любимая хорватская еда. Практически каждый раз в ресторане он заказывал штрукли — на закуску или на десерт. Но сам их никогда не готовил. Его бабушка когда-то, сто лет назад (на самом деле лет двадцать назад), рассказывала ему о том, какое это искусство — готовить домашние штрукли, это далеко не каждому дано. — А я бы вареников наварил… украинских, настоящих, со шкварками и лучком золотистым, — сказал как-то Лавров. Врлич воспринял это как вызов! Прежде всего — тесто. Оно должно быть упругим и хорошо раскатываться тонким слоем. Оказывается, лучше раскатывается тесто без яиц. Начинка — хорошо отжатый творог, яйца, соль, сметана, вместо которой Стип использовал местный йогурт — «лабан» из тадморского гастронома. Сметана в арабских магазинах редкость, а если и найдется, то она более кислая, чем наша, или безумно дорогая французская, поэтому на полтора литра мало кто разорится.