— У нас сейчас туго с транспортом. Если машина срочно понадобится, звоните дежурному. Ему отдан приказ обеспечивать вас, — сказал местный майор. И добавил: — Если что-то под рукой будет... Генерал проглотил и это. — Хорошо. Связь будет осуществляться через вас? — Да. Я сейчас поеду за новостями, через час-два постараюсь вернуться. Принесу вам полную сводку проведенных мероприятий. Майор ушел. — За новостями... — передразнил Рамзина подполковник Сазонов. — Отсыпаться он сейчас поедет. Всю дорогу зевал. Сейчас ляжет и часа на четыре уснет. А потом еще жаловаться будет, что всю ночь на ногах провел. И все из-за нас. Геннадий Рудольфович так не думал. Едва ли пренебрежение им дошло до такой степени. Даже если отдел внутренних расследований и дал команду на контроль действий генерала, то производить этот контроль следует, конечно же, негласно. И никак не показывать свое отношение к делу и к самому генералу. Очевидно, местные сотрудники очень недовольны, что за заказное убийство спрос будет напрямую с них. Отсюда и раздражение. Но и при этом раздражении помогать они будут. Понимают, что Геннадий Рудольфович действует не для собственного удовольствия. Он и в этом гостиничном номере сразу встал у окна — сказалась привычка, и молча смотрел на открывшийся взгляду вид. Пейзаж прекрасный. Волга в утренние часы смотрится интереснее, чем только еще просыпающийся город, похожий на все другие старые города России. Буксир тащит по реке груженную песком баржу и подает какой-то сигнал встречному большому катеру. И во всем чувствуется простор и вольность. Хочется от одного пейзажа снять галстук и распахнуть на груди рубашку. «Оттого, наверное, волжане и такие... — со смешком подумал он, вспоминая недавнее поведение майора Рамзина. — Вольный народ, хоть и при погонах...» — Приступайте к работе, — не обернувшись, сказал Геннадий Рудольфович. — Доложите мне первые результаты, а потом часик сможете отдохнуть. У нас тоже ночь была дорожная. Да и прошлая тоже... Он только сейчас подумал, что за двое суток слегка подремал дома да чуть-чуть прикрыл глаза в самолете, когда из Москвы летел. Вчера, когда транспортным «бортом» добирался до Москвы, заснуть так и не смог — тряска сумасшедшая. Офицеры ушли. Они тоже, вспомнил Геннадий Рудольфович, вчерашнюю ночь прождали его в управлении и потом весь день работали. Он требовал от сотрудников отдела полной отдачи в такое напряженное время. И даже не помнит, чтобы они на обед сходили. Как и он сам. Он вообще только на кофе держался. Так тоже, конечно, нельзя. Так своих людей загоняешь до истощения и себя доведешь до того же — кто потом будет дело делать?.. Но офицеры не жалуются. Служба такая... Однако и сам генерал почему-то не испытывает сейчас неизбежного при такой хронической вынужденной бессоннице тумана в голове. Не тянет прилечь и закрыть глаза. «А я, кажется, становлюсь Монстром, как и Ангел, — подумал он. — Правильно говорят — с кем поведешься... Завел он меня, как механическую игрушку. Скоро буду изнутри тикать и головой безостановочно кивать. Всех он завел. Думает, наверное, кто кого... Или не думает о нас? Он ведь даже понимать не должен, что не все люди могут жить так, как он... Не все Монстры...» В том, что Ангел знает о слежке со стороны ФСБ, Легкоступов не сомневался. Если знает ГРУ, то обязательно знает и капитан. Ему должны были сообщить. Да и сам он давно догадался. Не кто-то посторонний, надо думать, снял «жучки» в его квартире. В дверь постучали, и генерал оторвался от волжского пейзажа. — Войдите. Зашел подполковник Сазонов. — Товарищ генерал, сообщение с Урала... — Вы послали запрос о стрельбе в тире? — перебил Легкоступов. — Конечно. У них с нами во времени час разница. Рабочий день скоро начнется. Придут сотрудники, сразу напишут рапорты. И поедут снимать показания у начальника тира. Как будет готово, перешлют закрытым каналом по факсу на имя начальника местного управления для вас. — Хорошо. Докладывайте, что там нового... — Югова объявили в розыск. Пока результатов нет. Как в воду канул. Но есть одна маленькая деталь. Стволы всего табельного оружия, расписанного на сотрудников, в управлении зарегистрированы. Пуля, извлеченная из головы майора Мороза, не проходит по их картотеке. В первую очередь проверяли пистолет Югова. Потом заодно пистолеты всех сотрудников. Нет. — А Югов не имел другого оружия? — У него был с собой табельный. Зачем ему носить целый арсенал? В жару второй пистолет и спрятать некуда. — Пистолет Мороза не найден? — Нет. — У нас в управлении описание стволов проходит по картотеке? — Нет. — Значит, остается вероятность того, что Мороз был убит из собственного пистолета. Его же сначала оглушили, а потом застрелили. И возможность взять оружие преступник имел. — Это вероятно. — Что еще? — Проверяли возможную причастность капитана Югова к криминальным кругам. Пока проверка ничего не дала. Дома у него произведен обыск. Не богато капитан жил. Не слишком похоже, что имел хоть какие-то посторонние заработки. Снова постучали в дверь. Генерал с подполковником обернулись. Вошел майор Соломин. — Продолжай, — сказал генерал Сазонову. — У меня все. — Хорошо. Что у тебя нового? — Теперь уже вопрос обращен к Соломину. — Сообщили, что тот, второй Ангелов, которого наши видели в ГРУ, выехал на служебной машине в Подмосковье в реабилитационный центр. — Неплохо грушники живут, что капитану предоставляют машину для такой поездки. Могли бы и автобусом отправить. Как удалось узнать, куда они поехали? — На заправочной станции наш сотрудник умудрился прилепить под задний бампер «радиомаяк». Генерал молчал больше минуты, прохаживаясь под окном. Соображал. — Скажи мне, майор, если тебе надо будет поехать в какой-то подмосковный санаторий, чтобы подлечиться, ты обратишься ко мне с просьбой предоставить тебе машину? — Конечно, нет, товарищ генерал. — Вот здесь грушники прокололись. — Генерал почти торжествующе посмотрел на своих сотрудников. — Мне так кажется. Они очень боятся, что мы перехватим второго Ангелова, и потому не решились отправить его рейсовым автобусом. Так? Геннадий Рудольфович повернулся к Сазонову, потом к Соломину, спрашивая взглядом. — Не совсем так, товарищ генерал, — возразил подполковник. — Если бы вы, скажем, готовили майора Соломина к какому-то заданию и перед заданием отправили бы его на отдых, вы дали бы машину. Даже категорично не разрешили бы ехать рейсовым автобусом. Легкоступов подумал и кивнул: — Возможно. Но с чего вы взяли, что Ангела к чему-то готовят? Он же инвалид! — Если бы мы знали всю грушную кухню, то сейчас не сидели бы здесь и не гадали. — Тоже верно. Но это возражение я могу принять только наполовину. Человека, которого в любой момент может свалить приступ головной боли, использовать не будут. Вот если только они знают... — генерал чуть не проговорился. — Впрочем, это мои домыслы. Они не существенны... Еще новости есть? — Пока нет. — Идите отдыхать. Нам всем надо иметь свежую голову. И я отдохну до приезда майора Рамзина. 2 После обеда я поднялся к себе и взял комплект из трех метательных ножей. Побросал их у себя перед грудью, жонглируя перед замаскированными «глазками» видеокамер, но циркач из меня никудышный. В цель я ножи метаю лучше, чем просто подбрасываю их для игры. Решил сходить в спортзал, там должна быть доска с мишенью. Но по дороге меня перехватил полковник Мочилов, который, я думаю, протирал штаны перед монитором и видел, что я собрался выйти. — Извините, обещал не беспокоить вас до завтра, но вот пришло сообщение... — он похлопал по папочке. — Я не буду долго вас отвлекать. Наши сотрудники нашли врача-анестезиолога, работавшего во время вашей операции. Он помнит тот случай и утверждает, что профессор Радян в самом деле проводил какую-то не совсем обычную операцию уже после нейрохирургов. Выходит, он все же ставил над вами эксперимент. И анестезиолог даже удивился, что вы до сих пор живы. — Вы, товарищ полковник, просто радуете меня такими оценками. Что еще рассказал анестезиолог? Профессор пытался создать мне крысиный профиль? — Нет. Я вовсе не думаю, будто в нашей стране производятся настолько плохие зеркала, что они так коварно вас обманывают. Согласно вашей медицинской карте, с помощью генной инженерии Радян закрепощал пучок мышц, в которых застрял ваш знаменитый осколок, поскольку удалять его было рискованно — острые края плавно вошли в мозг, и при удалении могли наступить последствия. Операция делалась для того, чтобы эти мышцы вокруг осколка сами приобрели качества чуть ли не металла и не давали осколку двигаться. На экспериментальную операцию пришлось пойти только потому, что для вас это был единственный шанс выжить. За месяц после первой операции осколок уполз в сторону на четыре миллиметра и в результате все равно прорвал бы кору. Это тоже данные из вашей медицинской карты. В ней сохранились межоперационные снимки. По крайней мере, карта — у нас на руках. Из нее тоже можно кое-что выжать. — А что в карте сказано о генной инженерии? — поинтересовался я, демонстративно зло подбросив один из ножей прямо перед кончиком носа полковника. — Увы... Карту заполнял Радян. Он использовал свои собственные символы, которые оказались не по плечу нашим дешифровалыцикам. Специалисты-медики тоже ничего не смогли разобрать, кроме отдельных слов и конечного диагноза. Я пожал плечами. — Выходит, у меня одеревенелая, а точнее сказать — ометаллизированная башка. Не знаю, плакать мне или радоваться подобному сообщению, но на какие-то новые мысли оно меня, к сожалению, не наводит — это точно. А ведь именно для этого вы и сообщили мне подробности операции, так я полагаю? — Да. Это информация к размышлению. Над вами была произведена уникальная, единственная, можно смело сказать, в мире операция. Подумайте, что это могло вам лично дать? И что могло дать Радяну? А завтра мы поговорим и по этому поводу тоже. — Я имею возможность полюбоваться собственной медицинской картой? Может быть, хотя бы это наведет меня на мысли? Полковник ненадолго замялся. — Я сделаю вам ксерокопию, — наконец согласился он. И таким образом, сам того не понимая, дал мне новую информацию к размышлению. Дополнительную. Пауза, выдержанная Мочиловым, очень много сказала.