Я постучал в дверь ее квартиры и стал ждать. Ответа нет. Ее машина на парковке, значит, она должна быть здесь. Я постучал снова, но ответа по-прежнему нет. Я начал беспокоиться за нее. Что, если она совершила какую-нибудь глупость? Нет, она бы не стала. Или стала? На этот раз, когда я стучу в дверь, она распахивается под моим кулаком. Иден стоит в дверном проеме, как зомби. Она выглядит ужасно. Огромный капюшон скрывает ее фигуру, светлые волосы спутаны вокруг лица, а кожа такая бледная, что почти синяя. — Иден. Я слышал о твоем брате. Мне так жаль. Она остается неподвижной, не реагирует, по ее щекам неуклонно текут слезы. — Ты должен был найти его, — шепчет она. — Ты должен был найти его! — Тихие слезы превращаются в отвратительные рыдания, и она бросается на меня, колотя кулаками по моей груди. Я позволяю ей, потому что ей это нужно, очиститься от тьмы, которая заражает ее, и я охотно заберу у нее все это. Наконец, ее удары слабеют, а рыдания становятся громче. Она сломлена. И я буду тем, кто исправит ее. Обхватив ее руками, я прижимаю ее к груди и практически поднимаю на руки, заводя нас в ее квартиру. Мне удается уронить пакет с едой, который я принес ей, на кухонную столешницу, прежде чем отнести ее саму на диван. Я сажусь рядом с ней, пока ее слезы не пропитывают насквозь мою рубашку, касаясь кожи. Благословленный ангелом, крещенный в ее слезах. Мы не разговариваем, она просто плачет, ее пальцы сжимают мою рубашку, как будто она никогда не отпустит меня. После долгих часов рыдания переходят в икоту и тихие всхлипывания. Она выглядит измученной во всех отношениях. — Когда ты в последний раз ела? — Она не отвечает мне. — Тебе нужно что-нибудь съесть, ангел. — Почему? — шепчет она, ее пустой взгляд устремлен на кофейный столик. — Ты не сдаешься. Давай. — Я отодвигаю ее от себя и встаю, направляясь на кухню. Я попросил свою домработницу приготовить лазанью. Признаюсь, было приятно, что она вернулась после двухнедельного перерыва. Она была чрезвычайно благодарна за две дополнительные недели оплачиваемого отпуска. Она сдержанна, но, я сомневаюсь, что настолько, чтобы не сообщить о присутствии пропавшего мальчика. Я достаю из пакета коробку с едой и ставлю ее в микроволновку, с ужасом наблюдая, как еда кружится по кругу. Я едва узнаю себя. Я должен был сейчас ужинать в Блу, и все же я здесь, с лазаньей в пластиковой коробке, впитываю женские слезы. Джудас рассмеялся бы, если бы мог быть свидетелем этого, но мне все равно. Когда раздается звуковой сигнал микроволновки, я перекладываю еду на тарелку и несу ей на диван. Отстраненный взгляд Иден перемещается с кофейного столика на тарелку. Кажется, что она ничего не замечает. Я наблюдаю, как она осторожно откусывает кусочек, а затем ухожу на поиски ее ванной. Крошечная комнатка отвратительно декорирована ванной в цвете авокадо. Я засовываю пробку в ванну и открываю краны, заставляя трубы стонать и ныть. Иден снова смотрит в пустоту, еда брошена на кофейном столике, не хватает только пары кусочков. — Вставай. Залезай в ванну, или я тебя туда сам засуну. — Этот взгляд длиной в тысячу ярдов, наконец, перемещается на меня и становится пронзительным. Хорошо, злость лучше, чем отсутствие чего-либо. — Ты можешь ненавидеть меня, ангел, но ты пойдешь в эту ванну. Ты дерьмово выглядишь. — Потому что моего младшего брата только что убили. — Я знаю, и это ужасно, но ты уже переживала смерть раньше. Ты переживешь ее снова. — Ее глаза снова убегают от меня, наполняясь волной слез. — Залезай в ванну. — Я подхожу к ней, хватаю за руку и поднимаю на ноги. Я веду ее в ванную и стягиваю кофту через голову. Затем я заставляю ее снять леггинсы. Я оставляю на ней белое хлопковое белье, прежде чем попятиться к двери. — Иди в ванну, Иден, или я вернусь сюда и помою тебя сам. — Как я мог унизиться до этого? Только ради нее я мог опуститься так низко или пойти на такие меры. Тихий голосок в глубине моего сознания шепчет, что это я сделал это с ней, и я должен заплатить по заслугам. О, но я это сделаю. Я вытащу ее из-под обломков. Я верну моему ангелу ее крылья, и мы вознесемся над убожеством этого мира. Вместе. Полчаса спустя появляется Иден с мокрыми волосами и полотенцем, обернутым вокруг тела. Она исчезает в комнате и возвращается только в мешковатой футболке. Мой член дергается, и я стискиваю зубы от такой вульгарной реакции. Она выглядит лучше, ее щеки немного порозовели от горячей воды. От нее определенно лучше пахнет. — Я собираюсь уходить… — Нет! — Слезящиеся глаза встречаются с моими. — Пожалуйста, не оставляй меня одну. — Я изо всех сил пытаюсь сдержать улыбку на губах. Обхватив ладонями ее щеки, я вытираю ее слезы. — Я прямо здесь. — Прямо здесь, маленький ангел. Я никогда тебя не покину. Глава 29 Иден Как только переступаю порог церкви, я чувствую, что меня сейчас стошнит. Долгий путь по проходу внезапно кажется милей. Гроб стоит перед залом, весь в цветах. Закрытый гроб. Два дня в реке означали, что Отто не годился для открытого прощания. Кто-то убил его, и они не смогли дать мне даже этого: последний взгляд на лицо моего младшего брата. Прошло две недели с тех пор, как он умер, и почти шесть с тех пор, как я видела его в последний раз. Я просто хотела бросить последний взгляд, чтобы запомнить, какими золотистыми были его светлые кудри, его лицо, все еще сохранившее юношескую округлость. Все, что у меня осталось… это воспоминания. Свет льется сквозь витражное окно яркой радугой, которая рассеивается по собравшимся людям. Я понятия не имею, кто большинство из них, но моего брата все любили. Он был хорошим человеком, добрым, совсем как мама. Впервые с тех пор, как она умерла, я рада, что ее нет в живых. Я рада, что она не может этого видеть: ее младший ребенок лежит в коробке. Каждый шаг по проходу в этой церкви ощущается как сошествие в ад, но Сейнт здесь, его пальцы вплетены в мои. За последние две недели он стал самым невероятным спасителем. Заставлял меня продолжать, когда я так сильно хотела сдаться, оставался со мной, приносил еду своей домработницы, даже заставлял меня принимать душ. Я чувствую себя оцепеневшей, зомби или марионеткой, когда он дергает меня за ниточки, заставляя функционировать. Мы, наконец, садимся, и мой взгляд останавливается на этом гробу. Священник начинает говорить, но его слова остаются без внимания. Честно говоря, я никогда не беспокоилась о церковных похоронах, но моя мать похоронена здесь, на кладбище, и Отто должен быть с ней. Сейнт многое из этого организовал. Честно говоря, мне все равно. Я просто хочу похоронить брата и попрощаться с ним. Старик продолжает бубнить, а я отключаюсь от всего этого, завороженная мрачным видом гроба. Я представляю, как мой брат лежит там, как будто он просто спит. Только это не так. Он никогда не вернется, и это реальность, с которой я просто не хочу жить. Я полностью теряюсь в собственных мыслях, пока Сейнт не подталкивает меня локтем. Мое внимание возвращается к настоящему, и я замечаю, что священник смотрит на меня в ожидании. Поднявшись на ноги, я поднимаюсь по каменным ступеням и занимаю свое место за кафедрой. Я пыталась записать слова, которые хотела сказать, но не смогла. Я оглядываю церковь, вижу незнакомые лица, все наблюдают за мной, ждут. Они ждут, что я скажу, каким замечательным был Отто, расскажу им истории из нашего детства, но эти люди мне незнакомы, и я не хочу, чтобы в них было что-то от моего брата. Они мои. Поэтому я просто начинаю говорить. — На прошлой неделе я ходила навестить могилу матери, — начинаю я, делая ровные вдохи. — На ее могиле установлена мемориальная доска, и на ней выгравированы слова, которые она часто говорила мне в течение года, предшествовавшего ее смерти. «Не плачь, потому что все кончено. Улыбнись, потому что это было». — Я бросаю взгляд на гроб, и эта пронзительная боль снова поселяется в моей груди. — Я хочу улыбнуться, потому что за свою короткую жизнь он принес мне столько радости и любви, но я не могу, потому что его больше нет. Он ушел, и я сломлена. Отто был моим солнечным светом во тьме. Как выжить без солнца? — Я задыхаюсь, сдерживая слезы. Я на мгновение закрываю глаза, и этот яркий солнечный свет проникает сквозь мои веки, наполняя мой мир ярко-оранжевым светом. Когда я открываю глаза, они сразу же встречаются с глазами Сейнта, ища его, черпая из него силы. — Поэтому все, о чем я прошу, это чтобы вы нежно улыбались, когда думаете о моем брате. Улыбайтесь потому что в его жизни все сложилось. — Слезы теперь текут по моему лицу безудержно. — И это было так прекрасно. Я, спотыкаясь, спускаюсь по ступенькам, замечая ряды заплаканных лиц. Меня внезапно охватывает иррациональный гнев. Кто они такие, чтобы горевать по моему брату? Они не любили его. Он не был для них семьей. Я возвращаюсь на свое место на скамье рядом с Сейнтом, вкладывая свою дрожащую руку в его. Его пальцы сжимаются вокруг моих, безмолвно успокаивая меня. Он последний человек, которого я когда-либо ожидала увидеть сидящим здесь со мной, но я так благодарна ему за это. Горе — тяжелое бремя, особенно когда ты несешь его в одиночку. Я слишком хорошо это знаю. Наконец носильщики выносят Отто на кладбище. Могила вырыта прямо рядом с могилой мамы, и два надгробия стоят бок о бок. Дейзи Джейн Харрис и Отто Фрэнки Харрис. Я хмуро смотрю на Сейнта. — Они должны быть одинаковыми, — говорит он как ни в чем не бывало, и я могу представить, что его природа ОКР не допускает ничего другого. Те же слова с мемориальной доски матери теперь на мраморном надгробии, которое занимает почетное место над ее могилой. Рядом с ним зияющая дыра, измеренная в земле: глубокая, темная и холодная. Это худшая часть, та часть, которую я никогда не переживу; закапывать кого-то в землю и оставлять их там. Уходить, пока их оставляют гнить в холодной земле. Священник произносит слова, благословения и молитвы. И я наблюдаю, как брата, последнего из моей семьи, опускают в землю. Шагнув вперед, я беру горсть земли и бросаю ее на блестящую лакированную крышку. Прощай, младший брат. Скоро увидимся. — Пойдем, — говорю я Сейнту. Я не хочу видеть море скорбящих и доброжелателей с их жалостливыми глазами и извинениями. Зачем они это говорят? Почему они сожалеют? Они не убивали его. Сейнт безмолвно идет рядом со мной, пока мы пересекаем кладбище. Унылые ряды серых надгробий, усыпанных яркими цветами. Почему? Зачем пытаться привнести хоть какую-то радость в нечто настолько ужасное? Когда мы подходим к его машине, он открывает пассажирскую дверь и захлопывает ее за мной. Всю обратную дорогу до Пекхэма мы едем молча, и это то, что мне в нем нравится. Он не задает глупых вопросов. Он даже не пытается меня утешить. Сейнт хочет, чтобы я пережила это, и он готов применить силу, если понадобится. У меня просто не хватает духу сказать ему, что я не могу. Не в этот раз. Он заезжает на парковку у моего дома, и я мгновение сижу там, оцепенело уставившись в ветровое стекло. Сегодня солнечно, как будто огромный огненный шар в небе появился специально для Отто. Но серые высотные многоквартирные дома высасывают из атмосферы всякое счастье, мгновенно снова погружая меня в депрессию. — Спасибо, что пришел, — говорю я Сейнту. Его рука обхватывает мое лицо, поворачивая меня к себе. Эти ледяные голубые глаза изучают мои, его брови сходятся. Затем он медленно наклоняется и прижимается губами к моему лбу. — Тебе нужно, чтобы я поднялся? Я качаю головой. — Нет. Я думаю, мне нужно побыть одной. Он кивает, и я открываю дверцу машины, выходя в тепло солнечного света. Сегодня, несомненно, был худший день в моей жизни, но это еще не конец. Время еще есть. Я возвращаюсь к своему дому и поднимаюсь по пропахшей мочой лестнице на свой этаж. Оказавшись в квартире, я выглядываю в окно и вижу, как Сейнт отъезжает, блестящий "Ягуар" так неуместен в этой лачуге, которую я называю домом. Это первый раз, когда я здесь одна за две недели, и квартира кажется такой пустой, что тишина давит. Но это будет моей реальностью. Вот как это будет происходить. Когда умерла мама, первые несколько недель все были так любезны, приносили еду и говорили, что они рядом. Все, что тебе нужно. Но довольно скоро они возвращаются к своей собственной жизни и забывают. Мы с Отто были друг у друга, и у нас все получалось. Но сейчас… единственный человек, который у меня есть, — это Сейнт, человек, которого я знаю всего шесть недель. Он преступник, плохой человек… психопат. Действительно, насколько я жалкая? Как долго он будет рядом, чтобы помочь девушке, перед которой у него нет никаких обязательств? Он не будет. Конечно, он не будет, и я в ужасе от того момента, когда он перестанет приходить, перестанет проверять меня, потому что, как это ни печально, он — все, что у меня есть. Это прямо здесь, эта тишина, это одиночество, это моя новая реальность. Я не могу этого сделать. Глава 30 Сейнт Я подъезжаю поближе и паркуюсь в одном из переулков, прежде чем преодолеть всего несколько метров обратно в небольшой парк, что находится в тени дома Иден. В парке находятся угнетающее, ржавые качели, сломанные качели, и карусели покрыты граффити. Легкий ветерок заставляет цепи качелей протестующе скрипеть. Подняв взгляд, я смотрю на окно Иден, едва видимое с этого ракурса. Конечно, сейчас все еще день, и в отсутствие этого яркого света за стеклом трудно что-либо разглядеть. И все же я сижу там. Она сказала, что ей нужно побыть одной, но мне нужно быть рядом с ней. Как и я был последние пару недель. После смерти Отто между нами произошло нечто по-настоящему духовное. Наши души переплелись, и я чувствую присутствие Бога внутри себя, как будто, обладая частью ее, я тоже обладаю им. Это прекрасно. Это все, чего я когда-либо хотел. Мне не нужно прощение, или церковь, или благословение священника. Священник — всего лишь слуга, а меня коснулся ангел, в которого вселился сам Бог. И Иден… Иден — это нектар, растение, которым я должен питаться, вкушая ее сладость. Чем больше она нуждается во мне, тем больше я нуждаюсь в ней, и разве не так устроены мы, люди. Разве не такими нас задумал Бог? Я сижу и жду, наблюдая, время от времени поглядывая на свой телефон, ожидая момента, когда она позвонит мне и признается, что я нужен ей так же сильно, как она нужна мне. Но она этого не делает. Через час я замечаю одинокую фигуру, идущую по дорожке к автостоянке. Сначала я не узнаю ее из-за волос, спрятанных под кепкой. Иден опускает голову, ее шаги торопливы. Встав, я огибаю квартал гаражей как раз вовремя, чтобы увидеть, как она выезжает с парковки. Она направляется на юг, прочь из города. Я бегу к машине и достаю телефон. Когда чинили ее машину, установили GPS. Нет такого места, куда мой ангел мог бы убежать, где я не нашел бы ее. Я еду за ней по захудалым улицам, где граффити покрывают все доступные поверхности, а подростки слоняются по углам с хитрым и подозрительным видом. На самом деле, неудивительно, что Отто опустился до такой порочности, и это доказывает, что Иден — настоящий ангел, раз поднялась над такими вещами и стала лучше. Она действительно просто чудо. Я следую за ней около часа по центру промышленной зоны, полной фабрик и заброшенных складов. Трекер приводит меня на складскую площадку, заставленную контейнерами, окруженную сетчатым ограждением, увенчанным колючей проволокой. Маленькая мигающая красная точка на моем экране показывает, что машина внутри. У ворот дежурит охрана, рядом со шлагбаумом стоит крошечная будка. Когда я подъезжаю, охранник выходит, натягивая свои дешевые форменные брюки на живот. — Добрый вечер, сэр. — Я встречаюсь с подругой, чтобы забрать кое-какие вещи. Она только что приехала. Желтый жук. — Номер помещения? — спрашивает он, заглядывая в свой блокнот. Я заставляю себя фальшиво улыбнуться, но знаю, что это не сработает. Когда он смотрит на меня, его брови хмурятся, и я вижу намек на страх в его глазах. — Простите, я забыл. Возможно, вы могли бы мне подсказать. Ее зовут Иден Харрис. Он отступает назад, качая головой. — Сэр, извините, мисс Харрис придется зарегистрировать вас. Не могли бы вы позвонить ей? Я закатываю глаза. Это склад, а не пятизвездочный отель. — Конечно, я позвоню ей. — Я открываю свою дверь и выхожу. — Сэр, не нужно… — я бью его в висок, и он падает, как свинцовый куль. Вздохнув, я поправляю пиджак и смотрю вниз на его тело, которое теперь частично находится перед моей машиной. Я мог бы просто переехать его, избавив себя от необходимости таскать здоровенный груз. Что такое еще один грех? В любом случае, ни один из них больше не имеет значения. Я могу быть самим собой с Иден, выпустить на волю свою тьму, потому что я неприкасаем. Божья любовь ко мне неразрывно связана с ее любовью, и она так близко. Я чувствую это. Я нужен ей, а нужда и любовь — это одно и то же. Нет, ей, вероятно, не понравится, если я его перееду. Вздохнув, я наклоняюсь и хватаю охранника за лодыжки, протаскиваю через ворота и заталкиваю в будку. Затем я беру его блокнот и проверяю список. Сегодня зарегистрировались только три человека, и последним была Иден. Склад 1028, на имя Дейзи Харрис. Я нажимаю кнопку шлагбаума, и он поднимается, позволяя мне проехать. Двор заставлен контейнерами, некоторые сложены штабелями высотой в три метра. Огромные прожекторы освещают это место, когда сумерки переходят в темноту. Взглянув на свой телефон, я ищу красную точку, но она исчезла. Странно. Мне требуется пятнадцать минут, чтобы найти контейнер 1028, ржавый красный транспортный контейнер. Я проезжаю мимо него, сворачивая за угол в конце ряда. Я тихо подхожу. Я не знаю, что делает Иден, но она не может меня здесь видеть. Двери закрыты, но висячие замки валяются на полу. Ее машины нигде не видно. Нахмурившись, я прикладываю ухо к толстым металлическим дверям, хотя сомневаюсь, что смогу расслышать сквозь них. С другой стороны раздается низкое гудение. Похоже на работу машины. Или… двигателя. Двигатель. Где-то в глубине моего сознания раздается сигнал тревоги, и я хватаюсь за металлическую ручку, с тяжелым стоном распахиваю ее. Дверь протестующе скулит, когда старые петли со скрипом открываются. Дым валит через щель в двери, и я кашляю, отмахиваясь от него. Нет, не дым. Пары. Выхлопные газы. Я широко распахиваю дверь, и наружу вырывается еще больше дыма. Сквозь туман я различаю машину Иден, припаркованную посреди контейнера. И она на переднем сиденье, ее голова откинута назад, а глаза закрыты.