Платье Мары сплошь из черного кружева. Оно покрывает ее руки до запястий и поднимается вверх по шее так, что почти достигает подбородка. Однако оно чертовски короткое и практически прозрачное. Под ним на ней крошечная комбинация, которая едва прикрывает ее сиськи и задницу. Я тоже с ног до головы в черном, хотя это идет вразрез со всем, за что я выступаю. Девочки умоляли меня держаться подальше от моих ярких цветов, только на этот раз, чтобы мы все соответствовали друг другу, и я не смогла сказать «нет». Было приятно снова тусоваться втроем, танцевать и хихикать, как раньше, когда мы только приехали в академию. На мне облегающая черная кофточка, черные льняные брюки с высокой талией и массивный широкий пояс с замысловатой золотой пряжкой, который Мара настояла, чтобы я надела, дабы закончить образ. Она также настояла, чтобы я позволила ей сделать мне макияж, что означает, что я накрашена гораздо больше, чем обычно. Мои глаза обведены темной дымчатой подводкой, на щеках мерцает румянец. Я наотрез отказалась от красной помады, которую Мара пыталась нанести мне на губы, и поэтому мы пошли на компромисс с бледно-розовым блеском. Мы втроем спускаемся с горы вместе, рука об руку, словно персонажи фильма «Колдовство» — ведьмы с вновь обретенной силой, собирающиеся устроить какой-то ад. — Черт возьми… — Впереди нас парень, идущий с группой своих друзей, поворачивается и чуть не спотыкается о собственные ноги, когда видит нас. В полумраке я не могу разглядеть, кто это, но он выглядит высоким. — Кэрри? — шипит он. А потом: — Черт, чувак. Это Кэрри Мендоса! — О боже мой. — Мара закатывает глаза. Отчасти потому, что она считает жалким, что какой-то парень пускает слюни на одну из нас, а также отчасти потому, что сдержанно раздражена тем, что парень не пускал слюни на нее. — Хочешь пить? — кричит она. — Перестань задыхаться и иди, придурок. Ты загораживаешь дорогу. Я краснею, потому что понятия не имею, что еще мне делать. Раньше я никого не удивляла. Смущала, да. Совершенно определенно сбивала с толку. Хотя за все время, что учусь в Вульф-Холле, ни один парень из-за меня ни разу не спотыкался о свои ноги. Пресли неуверенно смеется себе под нос, когда парни впереди оборачиваются и начинают хлопать, свистеть и подбадривать нас. Мара оживляется, так как нам всем троим аплодируют, но Пресли не знает, что с собой делать. Она опускает голову. — Нет. Не прячься за волосами, девочка, — приказываю я. — Ты хладнокровная лисица. Каждый парень на этой вечеринке будет пялиться на тебя. Ты собираешься провести всю ночь, уставившись на свои туфли? — Ты должна смотреть им прямо в глаза, — говорит Мара. — Покажи им, из чего ты сделана. Ты не можешь тратить такое потрясающее декольте на застенчивость, Прес. — Твои сиськи сегодня выглядят великолепно, — подтверждаю я. — Даже я их заценила. Мара ухмыляется. — Пакс заметит тебя, как только ты войдешь в дверь. Поверь мне, так и будет. Что ты будешь делать, если он попытается ударить тебя по голове и затащить в свою пещеру? Так ведь поступают неандертальцы, верно? — Он не неандерталец! — Мне неприятно это говорить, но на этот раз мне придется согласиться с Марой. На самом деле он кажется не блещет умом. Возмущенная Пресли стискивает челюсти, глядя вверх и вперед, румянец на ее щеках исчезает. — На самом деле он очень умный. Он пишет. И любит фотографировать. Очень изобретателен. Держу пари, вы этого о нем не знали, не так ли? — Откуда ты это все знаешь? — спрашивает Мара. — Я… я просто… знаю. — ПРЕС! — Хорошо, ладно. Я просмотрела его заявления в колледж. У Харкорта есть их копии в шкафчике за столом в приемной. Она дала мне ключ, чтобы я кое-что добавила в свое досье, и, знаете ли, Чейз и Дэвис находятся рядом друг с другом. В алфавитном порядке. Я увидела его досье рядом со своим и ничего не могла с собой поделать. Мне даже не стыдно! — Очень подло! Я одобряю, — говорит Мара. — Впрочем, хватит о Дэвисе. Она тянет нас остановиться на вершине короткой мощеной дорожки, заставляя нас посмотреть вверх, дернув головой. Мы прибыли в Бунт-Хаус. Другие студенты Вульф-Холла обтекают нас, все направляются к главному входу в величественное здание, которое только что появилось из надвигающейся темноты перед нами. Это действительно красивый дом — уникальные углы, острые линии и так много стекла. Свет льется из многочисленных окон, отбрасывая тени в наступающую ночь. Внутри звучит громкая музыка, льющаяся из огромных открытых дверей. Пресли крепче сжимает мою руку. — Кто-нибудь из вас когда-нибудь был внутри? — спрашивает она. Я качаю головой, удивляясь всей этой конструкции. — А ты? Мара только смеется. — Конечно, была. Если думаете, что внешний вид впечатляет, просто подождите, пока не увидите внутреннюю часть. Там чертовски умопомрачительно. Мара была права. Дом принадлежит Рэну, но Ловетты так же богаты, как и Джейкоби, если не богаче. Дэш мог позволить себе купить такой дом, если бы захотел. Три раза. Всякий раз, когда мы проводили время вместе, это происходило либо в моей комнате, либо в обсерватории. Я никогда даже не думала о том, чтобы тусоваться с ним в Бунт-Хаусе — не в присутствии Пакса и Рэна — так что вся эта история с деньгами на самом деле не приходила мне в голову. До сих пор. Теперь это до боли очевидно, и я чувствую себя довольно глупо. Как я могла раньше не понять, что это будет проблемой? Я родом из захолустного городка в Алабаме. Моя мать всегда еле сводила концы с концами. У Олдермена есть деньги, и их тоже много, но он уже и так много сделал для меня. Я не жду, что он устроит мою жизнь. Тот и так дает мне блестящее образование, а это гораздо больше, чем то, что я могла бы получить, если бы осталась в Гроув-Хилле. Надеюсь, мои оценки будут достаточно хорошими, чтобы я могла поступить в какой-нибудь колледж на стипендию. Олдермен будет спорить и захочет, чтобы я поступила в университет Лиги Плюща, но я не могу позволить ему тратить на меня такие деньги. Стипендия поможет мне попасть в отличный колледж, но Дэш? Дэш вернется в Великобританию, чтобы учиться в Оксфорде. И как только парень окажется там, среди множества красивых, богатых английских девушек, которые тоже будут происходить из благородного рода, как и он сам, будет только вопросом времени, прежде чем он влюбится в одну из них. Я останусь лишь отдаленным воспоминанием о том единственном случае, когда он отправился в трущобы в Нью-Гэмпшире. Все это поражает меня, когда я вхожу в фойе дома. — Срань господня, — выдыхает Прес. — Какого черта? Этот дом похож на отель. Она права. И к тому же недешевый отель. Пятизвездочный отель с бассейном олимпийского размера, полностью оборудованным тренажерным залом, рестораном, отмеченным звездой Мишлен и дневным спа-салоном. Громадная лестница доминирует на входе и ведет к тому, что выглядит как открытая площадка, которая ведет к другой, а затем к следующей. Вся эта конструкция притягивает взгляд вверх, к сводчатому потолку высоко над нами, который является не столько потолком, сколько единым массивным панорамным окном. Если выключить свет, через эту штуку откроется чудесный вид на ночное небо. Дэш упомянул об этом, когда мы впервые встретились в обсерватории. Тогда я не придала этому большого значения, но теперь, увидев, меня обуревает зависть. — Я слышала, что Рэн сам написал все картины, — говорит Пресли. Произведения искусства, о которых идет речь, определенно похоже на то, что могло прийти в голову Джейкоби. Темные, кружащиеся, угрюмые и злые картины, висящие на стенах, определенно все одной руки. Они хороши. Более чем хороши. На самом деле картины великолепны, каждая из них — бурлящий бушующий шторм, запечатленный на холсте. Уже вижу, что однажды они будут стоить немалых денег. Не то чтобы я когда-нибудь призналась бы в этом в пределах слышимости художника. Мара вальсирует через фойе, пробираясь сквозь толпу, как будто она здесь хозяйка. Пресли следует за ней. Я стою на месте некоторое время, все еще пытаясь осмыслить окружающее: углубленную гостиную; массивные секционные диваны; лилии в дорогих вазах; гигантский телевизор с плоским экраном; стеклянный кофейный столик, который выглядит как произведение искусства. Нет ничего слишком показного или выдающегося. Однако здесь чувствуется тонкий оттенок огромного богатства, и это меня чертовски пугает. Черт. Я отстала от подруг. Быстро пытаясь проглотить чувство неполноценности, которое начало поднимать свою уродливую голову, я спешу за Марой и Прес, проталкиваясь через толпу людей, танцующих в огромной гостиной. В конце концов, пробираюсь сквозь это безумие и оказываюсь на кухне, где хозяйничает Мара. Впечатляет, правда. Она опередила меня всего на шестьдесят секунд, но уже нашла элитный алкоголь и налила три рюмки. Подруга предлагает мне одну, а Пресли другую, ее улыбка определенно порочна. — За то, чтобы как можно дольше избегать хозяев и получить удовольствие, — говорит она. Прес без колебаний чокается рюмкой с Марой. Ей нужно было немного выпить для храбрости еще в академии, чтобы просто спуститься сюда. Не сомневаюсь, что она будет избегать Пакса всю ночь, текила не поможет с этим, но может немного успокоить ее нервы. Я же, с другой стороны, наоборот хотела бы встретиться с одним из хозяев вечеринки. Существуют ограничения на взаимодействие, которое мы с Дэшем можем позволить себе здесь. Я не ожидаю, что он бросится через переполненную комнату, подхватит меня на руки, закружит и начнет целовать. Но у нас все еще остается зрительный контакт. Тяжесть его взгляда на меня в коридорах академии подобна ласке. В трех отдельных случаях я обнаруживала, что горю и возбуждаюсь только от взгляда, который он посылал в мою сторону. Дэш всегда ищет меня, находит, а потом отводит взгляд. Всегда. Любой, кто не обращал внимания, никогда бы не заметил, как его взгляд постоянно перемещается, возвращаясь ко мне каждые пару минут. Но я замечаю, потому что делаю то же самое. Мы втроем опрокидываем текилу, вздрагивая от огненного следа, который прожигает нам горло. Прес сосет дольку лайма, которую берет из стеклянной миски посреди кухонного островка, и морщится. — Ух, это отвратительно. — Вообще-то, это «Эррадура Селексьон Супрема», — произносит низкий голос позади нас. — Четыреста долларов за бутылку. Это дерьмо мягкое, как задница младенца, Рыжик. Пресли сжимает рюмку в руке. Она похожа на одну из тех коз, теряющих сознание от испуга, прямо перед тем, как они падают в обморок. Бедная девушка не оборачивается, и это хорошо, потому что Пакс Дэвис одет в черную рубашку на пуговицах, черные джинсы и черный галстук, и даже я могу признать, что он выглядит чертовски сексуально. Неудивительно, что парень так часто работает моделью. Его татуировки ползут вниз по рукам и вверх, из-под воротника рубашки. Пакс подмигивает мне, прожигает дыру в спине Прес — похоже, он на самом деле оценивает ее задницу — а затем продолжает идти, исчезая в гостиной. Рот Мары сморщен, как кошачья задница. — Он ушел. Можешь дышать, — кисло говорит она. Бедняжка Прес остается неподвижной, хотя рюмка в ее руке дрожит. Глаза Мары расширяются. — Дыши! О боже, девочка, сделай гребаный вдох! Пресли вдыхает, воздух натягивает ее голосовые связки, создавая театральный звук, который издают актеры, когда втягивают воздух после того, как почти утонули. Я беру ее рюмку и наливаю нам еще текилы. — Черт, Прес. Уверена, что он тебе вообще нравится? Думаю, ты путаешь влечение со слепым ужасом. Подруга угрюмо принимает рюмку и выпивает дорогой алкоголь. На этот раз воспринимает его гораздо лучше. — И то, и другое, — говорит она. — Теперь эти две эмоции неразрывно связаны. Я буду возбуждаться во время фильмов ужасов до самой смерти. Насколько это хреново? Трудно не рассмеяться, но я справляюсь. Наш разговор прерывается взволнованным криком откуда-то с первого этажа. Секундой позже в кухню влетает Дамиана Лозано, пошатываясь на четырехдюймовых каблуках, одетая в серебристое платье, которое не оставляет пространства воображению. — Давайте, придурки. Рэн собирается это сделать. Он не начнет, пока мы все не будем там. Я не знаю, что за «это» и где «там», но наши одноклассники, слоняющиеся по кухне, знают. Все бросаются к двери, ведущей обратно в гостиную. Мара хватает за руку Прес, потом меня, и тянет нас за собой, когда тоже выбегает из кухни. Музыка все еще гремит в гостиной, тяжелые басы стучат у меня в голове, но все люди, которые танцевали минуту назад, исчезли. Все собрались у подножия впечатляющей лестницы в фойе, где Рэн, Пакс и Дэш стоят на седьмой или восьмой ступеньке, достаточно высоко, чтобы их можно было увидеть над головами каждого. Мой желудок совершает тройной аксель, скользит и врезается в бетонную стену, когда я вижу Дэша. В свете ламп его волосы выглядят как полированная медь. Я ожидала, что он будет одет в рубашку на пуговицах, как Пакс и Рэн, но вместо этого на нем черная футболка с маленькими белыми крапинками по бокам. На нем рваные на коленях джинсы, а на ногах потрепанные красные кеды. Он выглядит невероятно красиво. Эта неряшливая, небрежная, непринужденная версия его самого и есть та версия Дэша, которую я узнала. Его руки в карманах, вес тела приходится на одну ногу. Исчезла прямая спина и жесткие плечи. Однако его глаза все еще холодны, когда тот обводит взглядом людей, собравшихся у его ног. В конце концов, он — Бог Солнца из Бунт-Хауса. — Итак. — Рэн убирает свои темные волосы с лица, оценивая море лиц перед собой, как какой-то великодушный бог, обращающийся к своему народу. — Добро пожаловать. Я буду Мастером Охоты на этот вечер. Те из вас, кто уже посещал одну из наших вечеринок, знают, что будет дальше. Для тех из вас, кто здесь впервые, слушайте внимательно. Придя сюда сегодня вечером, вы даете свое согласие на сегодняшние торжество. Мы никого не держим против воли. Дверь вон там. Можете спокойно покинуть вечеринку, если зассали. Но... если останетесь... будете соучастником того, что будет дальше. — Что будет дальше? — кричит кто-то из глубины комнаты. Глаза Рэна вспыхивают. — Сегодняшняя игра называется «Найди и отпразднуй». Правила просты. По всему дому спрятаны такие же пакетики, которые ждут, когда их найдут. — Он показывает всем крошечный пластиковый пакетик — прозрачный пластик, размером с квадратный дюйм, а на дне небольшое количество белого порошка. — О боже, — бормочет Мара. — Ну вот, начинается. — Что в нем? — кричит один из парней.