КЭРРИ Я просыпаюсь с улыбкой. Несмотря на все, что произошло в последнее время, я просыпаюсь с улыбкой на лице и чувствую себя счастливой. Мое тело приятно болит от вчерашнего внимания Дэшила, напоминая мне о его зубах и руках, яростных поцелуях и бездыханных оргазмах. На какое-то время воспоминания становятся слишком приятными и успокаивающими, чтобы их отбросить, поэтому я сворачиваюсь калачиком, набрасываю одеяло на голову и позволяю себе роскошь воспроизвести в памяти ночь, начиная с того момента, как Дэш бесшумно прокрался в мою комнату, и до того момента, как он украдкой выскользнул. Это лучше, чем шоколад. Лучше, чем музыка, или математика, или звезды. Я бы никогда больше не посмотрела в объектив телескопа, если бы это означало, что я буду чувствовать себя такой счастливой каждое утро, когда просыпаюсь. Однако вскоре этого уже не избежать. Мне нужно встать. Пресли взяла за правило требовать, чтобы мы нормально завтракали. Обычно я не беспокоюсь, но Прес голодна по утрам и имеет тенденцию увядать, как цветок, нуждающийся в воде, если не съест хотя бы овсянки. Теперь, когда я думаю об этом, полагаю, что выпить кофе действительно звучит как хорошая идея. Встаю, принимаю душ и одеваюсь, все еще под кайфом от того, какой потрясающей была прошлая ночь, и Дэш — все, о чем я могу думать. Единственное, что имеет значение. Мы вместе будем учиться в колледже. У нас будет совместная жизнь и будущее. Еще один год в Вульф-Холле, и мы будем свободны. Достаточно взрослые в восемнадцать лет, чтобы самостоятельно принимать решения. Его отец устроит настоящий ад, как только поймет, что его сын привез с собой в Англию неотесанную американку, но со временем он справится с этим. По крайней мере, я на это надеюсь. Пресли стучит в дверь, хотя я оставила ее открытой для нее. Думаю, она усвоила урок, когда в последний раз ворвалась в мою комнату и увидела больше, чем ожидала. Подруга улыбается мне. — Сегодня румяна тебе не нужны. Ты идеальна. Пошли. Когда мы спускаемся в обеденный зал, мой телефон звонит в кармане. Я достаю его, и у меня немного кружится голова, когда вижу, от кого это сообщение. ЛДЛIV: Сегодня не приду. Сильная головная боль. Встретимся в обсерватории в 8? Меня охватывает разочарование. Я с нетерпением ждала встречи с ним сегодня утром. Потому что уже привыкла к нашему молчаливому общению в коридорах и классах академии. Я с нетерпением буду ждать встречи позже в обсерватории. — Скажешь, из-за чего покраснела, или мне придется догадываться? — вздыхает Пресли. — Наверное, будет лучше, если ты не узнаешь, — говорю ей. — Иначе останешься в шрамах на всю жизнь. Она притворяется, что содрогается от отвращения, но я знаю, что та просто дразнится. — Ну что ж. Я просто рада, что у тебя все получилось, девочка. Должна сказать, я чертовски волновалась, когда обнаружила, что вы двое вываливаетесь из той крошечной односпальной кровати, но я впечатлена. Прошло целых два месяца, и Дэшил Ловетт доказал, что способен вести себя прилично. Сомневаюсь, что Рэн или Пакс смогли бы это сделать. Прес берет в столовой булочку с черникой. Я угощаю себя двойной порцией эспрессо, хотя нам запрещено брать кофе старшеклассников. Я на взводе от волнения до конца дня. Четыре разных учителя комментируют мое лучезарное настроение. Даже вид Фитца, флиртующего с Дамианой Лозано возле своего логова, недостаточно, чтобы испортить мне его. К тому времени, когда последний урок закончился, и я выполнила все свои задания в своей комнате, я словно трещу по швам. Осталось всего два часа. Через два часа я поднимусь по извилистой тропинке в обсерваторию и увижу парня, в которого так безрассудно влюбилась. Снаружи уже темно, и ветер завывает над вершиной горы. Он стонет сквозь узкие щели в оконных рамах рядом с моим столом, но жуткий звук меня не беспокоит. Я с нетерпением жду возможности завернуться в теплую куртку и подняться на холм. Холод и движение станут отличным способом сжечь лишнюю нервную энергию, которая течет по моим венам. Я выбираю, что надену на свидание — черные джинсы в обтяжку и тонкий белый свитер в голубую полоску. Решаю обуть кроссовки вместо черных ботинок на каблуке, которые смотрели меня, когда я открыла гардероб. Кроссовки более разумный выбор, чем что-либо с каблуком, учитывая каменистую грунтовую тропу, по которой придется подниматься в темноте. После того, как уложила волосы и нанесла небольшое количество макияжа, ложусь на кровать и немного смотрю телевизор, но ничто не может удержать мое внимание. Я слишком взволнована, чтобы мыслить здраво. В конце концов, сажусь на край кровати, вертя в руках телефон, думая о том, чтобы сделать что-то очень опрометчивое. Я не должна. Я на сто процентов определенно не должна делать то, что собираюсь сделать... но на моих плечах уже несколько недель лежит тяжесть. Это чувство вины. Я слишком долго скрывала это, и с каждым днем мое раскаяние становилось все более и более мучительным. Решение принято. Экран разблокирован. Открываю контакты и номер, который я ищу, находится прямо в самом верху списка: A1. Не его имя, конечно. Он убедился, что я не ввела его номер под именем «Олдермен». А1 казался самым простым вариантом. Поскольку он тот человек, которому я писала больше всего, когда впервые приехала сюда, имело смысл иметь его номер в легком доступе. Не могу вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз писала ему. Слишком, слишком много. У него будет столько вопросов ко мне, и на этот раз я решаю сказать ему правду. Он этого не одобрит. Скорее всего, проведет следующие девяносто минут, превознося достоинства безбрачия до двадцати пяти лет, с чем я раньше всегда соглашалась. Мальчики меня не волновали. Ни один из них. Мне не нужно было, чтобы они усложняли мою жизнь или рассеивали мое внимание в школе. Однако легко поклясться в чем-то, чего никогда раньше не испытывал и не знаешь насколько это может быть удивительно. И это не мороженое с двойной шоколадной крошкой или чашка действительно хорошего кофе. Это Дэшил Ловетт, самый сексуальный парень в мире. Теперь, когда он был в моей жизни, я никогда не смогу забыть его и снова быть счастливой. Я всегда буду знать, чего мне не хватает. Итак, пришло время быть честной с Олдерменом. Следует ожидать разочарования. Он попытается отговорить меня от этого глупого, опасного решения, впустить кого-то в свою жизнь, влюбиться в кого-то, доверять кому-то настолько, чтобы захотеть рассказать им мою самую глубокую, самую темную тайну. Потому что, в конце концов, именно это и должно произойти. Дэш должен знать. Как, черт возьми, я должна доверять нашим отношениям, если сами основы их построены на песке? Много полуправд, которые и близко не подходят к тому, чтобы составить единое целое. Мое сердце подскакивает к горлу, когда я подношу телефон к уху. Идут гудки, и страх почти берет надо мной верх. Я стою на своем, ладони вспотели, зная, что это к лучшему. Линия звонит снова и снова. Каждый раз, когда в моем ухе раздается громкий гудок, мне приходится сдерживаться, чтобы не струсить и не повесить трубку. На мгновение линия замолкает, а затем раздается громкий щелчок. «Вы позвонили в «Салон свадебной и официальной одежды Эшли», где сбываются ваши свадебные мечты, — говорит бойкий, чрезмерно дружелюбный женский голос. — Мы не можем сейчас подойти к телефону, но если вы хотите оставить свое имя, номер телефона и короткое сообщение, мы обязательно свяжемся с вами, как только сможем. Хорошего вам дня!» В прошлый раз, когда я звонила и Олдермен не взял трубку, номер соединил меня с китайским рестораном. До этого было туристическое агентство. Свадебный салон — совершенно новый формат для моего опекуна. В миллионный раз я задаюсь вопросом, кого он заставляет записывать такие убедительные сообщения голосовой почты. — Привет. — Дергаю бахрому на покрывале в изножье кровати. Некоторые ее части все еще заплетены там, где Пресли заплела их несколько месяцев назад, перед вечеринкой, когда Дэш впервые поцеловал меня. — Позвони мне, когда сможешь. Я хочу купить платье. — Я не должна оставлять ему подробных сообщений, просто на случай, если кто-то подслушивает. И не должна оставлять свое имя. Никаких личных данных. Ничего, что могло бы каким-то образом привести к нему или ко мне. Но на этот раз мне нужно кое-что сказать. Я чувствую, что отношения между Дэшем и мной внезапно стали слишком большими, чтобы держать их в секрете. — Есть парень, — тихо говорю я. — Знаю, что этого не должно было случиться, но я ничего не могла с собой поделать. Постарайся не слишком злиться. Он хороший парень. На самом деле, думаю, он тебе действительно понравится. Я заканчиваю разговор, полная надежды. Сказать Олдермену — это правильно. Я имею в виду, что он не дурак. Он не мог думать, что я буду одинока всю свою жизнь. Кто-то должен был появиться и сбить меня с ног. Однако Дэш сделал больше, чем это. Он исцелил ту часть меня, которая, как я предполагала, будет сломана навсегда. Дал мне шанс на реальное будущее, где я смогу сделать больше, чем просто выживать. То, где я действительно смогу жить. Я почти не замечаю дождя. Годы, проведенные в Сиэтле до приезда в Вульф-Холл, приучили меня к сырой, отвратительной погоде. По крайней мере, сегодня тепло. Это уже кое-что. Засовываю руки в карманы дождевика и торопливо поднимаюсь по тропинке к обсерватории. Как все еще можно чувствовать бабочек, когда думаю о его улыбке? Боже, я чертовски безнадежна. Мне стыдно, как сильно я люблю этого мальчика. Как обычно, Дэш добрался сюда раньше меня и задернул все плотные шторы на окнах. Однако на этот раз парень не запер дверь изнутри. Я спешу внутрь, изо всех сил стараясь закрыть дверь, и… Какого хрена? Дэш поднимает взгляд и улыбается мне, хотя с улыбкой что-то не так. Какая-то она пластиковая и вынужденная. Это может быть как-то связано с тем, что он здесь не один. Здесь есть девушка. Еще одна девушка. Девушка, которая не я... и она стоит на коленях у его ног, держа во рту его член. И снова… КАКОГО ХРЕНА? — Ах, черт! — Дэш резко вдыхает сквозь зубы. — Совсем забыл. Я же просил тебя встретиться со мной здесь сегодня вечером, верно? И... где мои слова? Я теряю дар речи. Что, черт возьми, происходит? Дэш смеется, проводя руками по волосам девушки. Ее голова продолжает покачиваться вверх и вниз на его члене. Кто... кто это? — Не волнуйся. Если дашь мне минут двадцать, я закончу здесь и снова буду готов. Просто присядь или еще что-нибудь. Просто… ...присядь… ...или… …еще… ... что-нибудь… Потрясенный лающий смех вырывается из моего рта. Один единственный взрыв звука, который отражается от внутренней части обсерватории. Девушка, кажется, Амалия Гиббонс, прекращает то, что делает, и смотрит на Дэша. Я не вижу ее лица, но он видит. Парень нежно гладит ее по щеке, так же, как гладил меня так много раз до этого. — Она вполне может присоединиться к нам. Я не против. — Девушка вытирает рот тыльной стороной ладони, и реальность искажается. Как это вообще может иметь какой-то гребанный смысл? Я не могу... как?.. Дэш сказал мне встретиться с ним здесь. Мы встречались здесь так много раз. Обсерватория — мое любимое место в академии. Так что тогда… что это такое? Парень смотрит на меня, пожимая плечами. — Ты слышала? Она не возражает. Если хочешь, то можешь просто… Я поворачиваюсь и вылетаю в дверь, обратно под дождь. Просто присядь или еще что-нибудь. Просто присядь или еще что-нибудь. Просто присядь или еще что-нибудь. Просто присядь или еще что-нибудь. Просто присядь или еще что-нибудь… Споткнувшись о корень дерева, я подворачиваю лодыжку. Мой капюшон спадает. Дождь хлещет и бьет мне прямо в лицо. Я не вижу, куда иду. Все, что я вижу — это светлые волнистые волосы девушки, которая стояла на коленях. То, как ее голова качалась вверх и вниз. То, как остекленели глаза Дэша, полные похоти… Я спотыкаюсь о камень, и из моего рта вырывается вопль. Это было не по-настоящему. Не может быть, чтобы это было по-настоящему. Он никогда не поступил бы так со мной. Просто не мог. Он сказал, что любит меня прошлой ночью, черт возьми. Как это возможно? Снова спотыкаюсь и на этот раз не в силах удержать равновесие. Я скатываюсь по склону холма, крича, сланец и осыпь впиваются в мою задницу. Соскальзываю в глубокую лужу, и дождевая вода пропитывает мои джинсы, заливаясь в кроссовки. Моя куртка, которая была такой непромокаемой по дороге на холм, теперь окончательно промокла. Я вся промокла до нитки. Холодная вода стекает по моей спине. Впрочем, это не имеет значения. Ничто больше не имеет значения. Как это могло случиться? Я такая гребаная идиотка. Как же я этого не предвидела? Как могла это пропустить? Где были предупреждающие знаки? Я всегда была так осторожна. Опаслива. Осмотрительна. И именно тогда, когда я стала уверена в нем, когда знала каждым дюймом своего существа, что Дэш не причинит мне вреда… Было бы слишком драматично сказать, что это хуже, чем то, что случилось с Кевином. Глупо, правда? Но в этот момент, когда я сижу в пяти дюймах воды, настолько подавленная, что больше ничего не чувствую, мне это действительно кажется еще хуже. Джейсон и Кевин не лгали о том, кто они такие. Не пытались усыпить меня ложным чувством безопасности. Они были теми, кем были — ужасающими, злобными монстрами — и у них не было никаких сомнений в том, что люди знают это. Справедливости ради, Дэш предупреждал меня, что это произойдет. На самом деле, довольно много раз. Но потом потратил два месяца на тайные поцелуи, медленно впуская меня, держа в объятиях и даря оргазмы. Он заставил меня забыть все, что, по его словам, тот собирался сделать. Как дура, я позволила ему втянуть меня в это... это эпическое предательство, и теперь мне остается винить только себя. Из меня вырывается сдавленное рыдание, достаточно громкое, чтобы эхом прокатиться по склону холма в сторону академии. Мои волосы прилипли к голове. Руки совершенно онемели. Дождь льет, как из ведра, холодные капли скользят по моему лицу, смешиваясь со слезами. — Ты победил, — шепчу я. Слова теряются за грохотом дождя, бьющего в землю, и ветром, сотрясающим деревья, но глубоко в душе я чувствую в них смирение. Дэшил победил. Он сказал мне, что собирается сломать меня, и он это сделал. Был ли это его план с самого начала? Неужели парень провел последние два месяца, закатывая глаза каждый раз, когда ему приходилось быть со мной, смеясь за моей спиной всякий раз, когда возвращался в свой дом, рассказывая своим придурковатым соседям истории о том, насколько я глупая? Было ли все это для него игрой? Это подозрение как кинжал, снова и снова вонзающийся в мою грудь. Лезвие глубоко проникает, и страдание причиняет боль больше, чем любая другая боль, которую я когда-либо испытывала. Я думала, что могу ему доверять. Думала… Я думала… Боже, меня сейчас вырвет. Стыд скапливается у меня в животе, когда я падаю в лужу дождевой воды. Наклоняюсь в сторону, пытаясь спасти часть своего достоинства, стараясь не блевать на себя, но какое это имеет значение в данный момент? Я уже унижена.