* * * Из своего кабинета он позвонил Андерсону и узнал рабочий телефон мужа Моррис. Тот ответил сразу. — Да, она была, — подтвердил он. — Это было примерно за месяц до… Она тренировалась в спортивном клубе на Хэннепин-авеню, и примерно раз в неделю ей на лобовое стекло машины вешали штрафной талон. Она просто кидала их в бардачок и забывала. Их накопилось штук десять или пятнадцать. А потом ей прислали извещение, что ее арестуют, если она не оплатит все штрафы и не уладит все формальности в суде. Поэтому она и отправилась туда. Дела в суде заняли у нее целый день. — Это единственный раз, когда она приходила в суд? — За последнее время да. Может быть, она и еще ходила, но я об этом не знаю. Закончив с Моррисом, Лукас позвонил клерку в суд и выяснил, когда именно Люси Белл задержали в магазине за воровство. Двадцать седьмого мая. Он взглянул на календарь. Пятница, чуть меньше месяца до убийства. Таким образом, все они приходили в суд. Пистолет тоже имел отношение к мэрии, его достали через человека, который постоянно был здесь. Дэвенпорт отправился в кабинет к Андерсону. — И что это значит? — спросил Андерсон. — Он выбирает их прямо здесь? — Может быть, и так, — заметил Лукас. — Трое из них вели дела в суде, на них должны быть заведены досье, с помощью которых преступник собирал сведения о своих жертвах. — Я проверю, кто брал эти досье, — предложил Андерсон. — Хорошо. — Ну и что ты думаешь об этом? — Слишком все просто получается, — задумчиво сказал Лукас. * * * Концерт «Аэросмит» был чудесным. Лукас сидел, откинувшись на своем месте, и с удовольствием наблюдал, как Карла подпрыгивала в такт музыке, поворачиваясь к нему, смеясь, вскидывая сжатый кулак над головой вместе с пятнадцатью тысячами орущих поклонников, приветствующих исполнителей… Она пригласила его на кофе. — Такого веселья я не видела с тех пор как… я даже не знаю, с каких пор… с давних пор, — сказала она, ставя две чашки с водой в микроволновую печь. Лукас расхаживал по студии и разглядывал ее работы. — Сколько вы уже этим занимаетесь? — спросил он. — Пять, может, шесть лет. Сперва я рисовала, потом занялась скульптурой, а потом как-то постепенно перешла на это. У моей бабушки был ткацкий станок, и я умею ткать с детства. — Ну а вот эта скульптура? — спросил он, указывая на нечто похожее на какое-то висящее головоногое существо. — Я сама не знаю. Скорее всего, это были попытки схватить направление, понимаете? В то время это казалось мне интересным, а теперь я думаю, что я просто играла сама с собой. Все это уже было. А теперь я тку ткани. — Жестокая вещь… Это я про искусство. — Не то слово, — согласилась она. Микроволновая печь загудела, и Карла вынула чашки, положила в каждую по ложке растворимого кофе и размешала. — Кофе с корицей, — сказала она, передавая ему чашку. Он сделал глоток. — Горячий. Но вкусный. — Хочу у вас кое-что спросить. — Валяйте. — Я думаю, что я легко отделалась, дав отпор атому парню. — Так оно и есть. — Но я все равно боюсь. Я помню, что вы говорили тогда, ну, насчет того, что он не вернется. Но мне повезло в первый раз. Он не был готов к тому, как я себя повела. А если он опять придет, во второй раз мне может не повезти. — Что вы предлагаете? — Я подумываю о пистолете. На минуту он задумался, потом кивнул. — Об этом стоит поразмыслить, — согласился он. — Большинству я бы ответил нет. Как правило, когда люди покупают пистолет, они сами обычно и становятся его жертвами. Потом, вероятнее всего, жертвой могут стать супруг или дети. Дальше идут соседи. Но у вас нет ни супруга, ни детей, и, скорее всего, вы не будете шумно выяснять отношения со своими соседями. И мне кажется, что вы вполне хладнокровный человек и научитесь с ним обращаться. — Так мне стоит им обзавестись? — Это вы уж сами решайте. Во всяком случае, по статистике, вы от него можете пострадать в первую очередь. Но в отношении некоторых людей статистический подход не годится. Если с вами не происходят несчастья по неосторожности, если вы не небрежны, если вы не склонны к самоубийству и если вы не будете относиться к пистолету, как к игрушке, то можете его приобрести. Может так случиться, что этот парень действительно вернется. Вы ведь единственная остались в живых после нападения. — Тогда какое оружие вы посоветовали бы мне купить? — спросила Карла. Она отпила кофе. — Я не могу потратить на него много. И помогите мне научиться с ним обращаться. — Если хотите, я одолжу вам пистолет на время, пока мы не поймаем преступника, — ответил Лукас. — Покажите-ка вашу руку. Она протянула ему руку и растопырила пальцы. Он приложил свою ладонь к ее и посмотрел, на сколько его пальцы длиннее. — У вас маленькая рука, — заметил Лукас. — У меня есть старенький «чартер арма спешл» тридцать восьмого калибра, он вам как раз подойдет, и подберем к нему патроны со сточенными верхушками пуль, чтобы вы не поубивали всех соседей, если придется им воспользоваться. — Это как? — Стены здесь из дранки и штукатурки, — объяснил Лукас. Он откинулся назад и постучал по стене — посыпались мелкие кусочки штукатурки. — Если здесь выстрелить из крупного калибра, то можно пробить дыру через все здание. И прошить всякого, кто окажется на пути. — Я об этом не подумала, — забеспокоилась Карла. — Ничего, я все устрою. В ста метрах отсюда находится закрытый тир полиции Сент-Пола. Я стрелял там на соревнованиях. Постараюсь договориться, чтобы вам там дали несколько уроков стрельбы. Когда Лукас уходил, она прикрыла за ним дверь, оставив только небольшую щелочку. — Эй, Дэвенпорт! — крикнула она ему вслед. Он остановился. — Что? — Вы меня еще куда-нибудь пригласите? — Конечно. Если вы согласитесь потом меня приютить. — Договорились, — сказала Карла и закрыла дверь. По дороге к лифту Лукас насвистывал, а она стояла, прижавшись к двери, слушала, как он свистит, и улыбалась сама себе. Позже в тот же вечер Лукас лежал на кровати в свободной спальне и разглядывал висевшие на стене схемы. Через некоторое время он встал и приписал на листе с данными об убийце: «Бывает в суде». 8 Газеты его обрадовали. Он понимал, что не должен оставлять их у себя. Если полицейские увидят их… Но, когда полицейские обнаружат их здесь, у него в квартире, будет уже поздно. Это будет означать, что они все знают. И как же можно не сохранить такое! Заголовки огромными буквами — это бальзам для его души. «Стар трибюн» писала: «Маньяк-убийца умертвил трех женщин в нашем городе». Заголовок в «Пионер пресс» был набран еще крупнее и звучал так: «Маньяк-убийца выслеживает женщин в Твин-Ситиз». Ему понравилось слово «выслеживает». Оно отражало длительность процесса, а не только констатировало факт, подчеркивало запланированность, а не случайность действия. В тот вечер, когда началась шумиха, он совершенно случайно увидел краткое сообщение об этом в десятичасовых новостях. Тележурналистка станции, высокая блондинка в плаще, стоя у здания мэрии, резко произнесла в микрофон слово «убийство». Через час после этого он записал десятичасовой выпуск новостей станции TV-3, в котором показывали основные моменты пресс-конференции с начальником полиции. Пресс-конференция была сумбурной. Сначала начальник полиции говорил скупо и собранно. Такими же были и первые вопросы. Но потом кто-то что-то крикнул, заглушая вопрос одного из журналистов, и все вышло из-под контроля. Под конец фоторепортеры газет залезли на стулья перед телекамерами, замелькали вспышки их фотоаппаратов… В зале творилось что-то невообразимое. У него дух захватило. Он просмотрел пленки раз пять, уделяя внимание каждому нюансу. «Жалко, что они не показали пресс-конференцию целиком, — подумал он, — так было бы лучше». Поразмыслив над этим минуту или две, он позвонил на телестанцию. Линия была занята. Он дозванивался минут двадцать. Наконец ему ответили, оператор попросила его немного подождать, а потом сказала, что «на данный момент» они не планируют показать все целиком. — Может быть, потом будет другое решение? — спросил он.