Девантора выдерживает длинную паузу, а потом прерывает молчание задорным, почти искренним хохотом. — А я не знаю! — смеется он, потом радостно заявляет: — Раз и ты не знаешь, это хорошо! — А потом резко успокаивается. — У Картеля оттисков нет и не было. Босс был в ярости, когда понял это. Пытаться понять, врет он или говорит правду, — бесполезная трата времени. Об этом предупреждали и Юда Ваххаб, и Бирч. Впрочем, Арройо и сам подозревал, что методы «поймай лжеца по морганию левым глазом» тут не сработают. — Вам досталась подделка? — уточняет он. — Ага, типа того. — Девантора улыбается. — Я сейчас в процессе улаживания этого недоразумения. Он правда уверен в том, что вскоре сбежит отсюда. Арройо не первый раз встречается с психопатами, считающими, что им все по плечу, но конкретно этому психопату он почему-то верит. Ощущение, что Девантора может с корнем вырвать трубу, к которой прикован, возвращается. — Триада клянется бандитскими принципами, что у них было четыре чемодана: три с говном, один с настоящими оттисками. Они заверяют, что правдоподобная подделка — не их рук дело. Я как раз хотел узнать, что, по их мнению, в твоем-нашем чемодане: говно или оттиски. — Не доехал? — сочувственно спрашивает Арройо. — Не доехал, — скалится Девантора. — Ну, ничего страшного. Небольшая заминка на самом деле. — И машет рукой. — Триаду можешь из своего списка вычеркивать. Церковь тоже. Подозреваю, подделка появилась на сцене, потому что с ней сбежал сладкий пупсик Эйдан Рид. Он же сбежал? И сверкает глазами. Впервые за разговор Арройо отчетливо понимает, что именно так сильно хочет услышать Девантора, — и Арройо не видит ничего плохого в том, чтобы его порадовать: — Сбежал. И Девантора разве что не расцветает. — О, это замечательно. Очень-очень хорошо. Сегодня мой день, Эдди. — Поздравляю вас, — задумчиво говорит Арройо, делает паузу, чтобы дать Деванторе время запустить все праздничные фейерверки, и продолжает: — Ни вы, ни Церковь, ни Триада. У кого еще были оттиски… Вопрос риторический — ему всегда проще думать вслух, — но Девантора с готовностью подхватывает: — Мне их привез мой Лукман, который сейчас так мило разрешил нам — тебе да мне, да мне с тобой — у него погостить… Юда Ваххаб заверял, что: а) оттисков у них нет; б) если оттиски у них появятся, то при успехе их миссии США могут надеяться на более существенное сотрудничество с Индонезией. Исходя из той информации, что была у Арройо на руках, полицейские не врали. Хотя, конечно, нужно делать скидку на то, что это Джакарта — здесь врут все. — Но мы оба знаем, что это не копы. Арройо считает в уме. Не сходится. И он спрашивает напрямую: — Тогда кто? Девантора только мечтательно улыбается куда-то ему за плечо, зачесывая назад грязные, выцветшие почти до розового волосы. — Церковь, Триада, Картель и копы вылетают. У Триады были настоящие, а затем — пуф! Испаряются. И подделки появляются уже у Лукмана. Возможно, сбой произошел в руках у последней, пока что неназванной, но хорошо нам с тобой известной стороны. И снова хихикает, словно мультяшный бес: — Тебе она известна чуть получше, Эдди. — К чему ты ведешь? Не понимаю, — спокойно качая головой, говорит Арройо, поддаваясь течению разговора и переходя на «ты». Девантора подается вперед, и цепь на его наручниках резко натягивается, когда он наклоняется до упора. Он секунду буравит Арройо глазами-иголками, а потом оскаливается: — Врешь. * * * — А по вечерам отличник превращается в оторву? — цыкает Рид, выглядывая Кирихару в боковых окнах автобуса. Машину приходится бросить чуть ли не на дороге, но Рид не обращает на это внимания: пусть Салим сам ее забирает со штрафстоянки, ему плевать. Дорога оказывается перекрыта из-за той самой свадьбы, о которой гудели на всех радиочастотах последние несколько дней. Риду кажется, что боги пытались его предупредить, но нет, он сунул беруши в уши и к пророчествам с неба был глух. Теперь вот мучается. Он хлопает дверцей и перебегает улицу, стараясь не выпустить из виду белобрысый затылок. Кирихара еще несколько кварталов назад пересаживается на автобус, но эта остановка — на ближайшие несколько часов конечная, так что ему тоже приходится выйти. Дальше людей становится столько, что, пытаясь избежать столкновения с коляской, он чуть не сбивает идущую ему навстречу парочку. Ближе к повороту направо вилять в толпе становится практически невыносимо. Когда Кирихара скрывается за углом, Рид срывается на бег, чувствуя себя регбистом, обходящим атакующих вражеской команды, а за углом его ждет неприятное открытие. Сотни, тысячи людей — потная толпа, все в пестрых шмотках, с телефонами в руках. Люди заполоняют обочины по обе стороны от дороги. Рид ныряет в этот разноцветный океан, сцепив зубы. Справа прет сладкими духами, слева — табаком, справа кто-то ругается на индонезийском, слева — признается в любви на английском, а нужная Риду макушка мелькает целью в нескольких метрах. Мелькает — а потом снова исчезает. — Смотри, куда прешь, — раздраженно пихают его в бок, но Рид даже на боль не обращает внимания. Его выносит потоком к ограждению, Кирихара все больше отдаляется. Рид проверяет пистолет. На месте. Перепрыгивая оброненное кем-то растаявшее мороженое на асфальте, он перебирает мысли в голове: что происходит? куда он направляется? Так спешит, потому что заметил слежку? Ну, не то чтобы Рид скрывался, конечно, но а вдруг у этого есть еще какая-то причина? На секунду Кирихару загораживает широченная спина, коронованная головой в полосатой кепке. Когда Кирихара показывается в толпе снова, Рид видит уже не макушку, а настороженный и почти напуганный взгляд. Ну что ж, привет. — Давно не виделись, — одними губами здоровается он. Следом скалится. Кирихара быстрый и зашуганный, словно взмыленная лань на «Нешнл географик». Внутри этой метафоры Риду суждено быть кем-то клыкастым и хищным, и, ускоряя шаг, он принимает свою участь покорно и не без удовольствия. Пора, пора, пора. Не догонит сейчас — не догонит совсем. Закатное солнце выходит из-за облака. Рид щурится, продолжая быстро двигаться сквозь толпу. Багровым бликует в глаза все: телефоны, линзы фотоаппаратов, очки, а еще блестящий капот выезжающего на улицу белого лимузина. Подгоняемый охотничьим азартом, он принимается толкаться. В дальнем конце толпа начинает ликовать. Волна ликования разбивается о Кирихару, как о волнорез. Он замирает в нескольких метрах. Рид видит: еще чуть-чуть, и вот цель — добыча — будет рядом и он сможет — вгрызться ей в глотку — схватить ее за рукав. Он боком проходит между радостно визжащих школьниц, отпихивает едва не облившего его колой мужика, ныряет под селфи-палку в руках влюбленной парочки, фотографирующей себя на фоне кортежа, обходит туристов — расстояние сокращается. Рид шипит, когда кто-то толкает его в раненое плечо. Он все ближе, и ближе, и ближе. В попытке уйти Кирихара чуть не бросается на дорогу, под колеса охранному кортежу, — и вот тогда Рид хватает его за рубашку. Для верности отпускает и тут же перехватывает поперек живота. Напряженное тело, рваное дыхание. Кирихара замирает и не двигается. Рид коротко улыбается смуглым лицам, составляющим полицейский кордон на краю тротуара, и упирает подбородок в плечо Кирихаре, делая вид, что они обычная обнимающаяся пара в толпе. Если бы у Кирихары получилось ускользнуть, праздничная процессия разделила бы их намертво, да вот только у него не получается. — А вот и ты, — восстанавливая дыхание, хрипит Рид. — Помнится, мы с тобой не закончили. — Разве? — шипит Кирихара в ответ и ударяет его локтем, но удар этот настолько простой и ожидаемый, что Рид вовремя напрягает пресс. — У меня с вами нет никаких незаконченных дел. Рид перехватывает его покрепче — так, чтобы отпало любое желание брыкаться, — и хмыкает в ухо: — Придумай что получше. Толпа хлопает, девчонки радостно верещат, кто-то рядом прыгает, задевая Рида рукой, и тут же извиняется. — Мне кажется, я уже выучил весь твой «не-твое-дело» словарик наизусть, — негромко говорит он рядом с ухом Кирихары, пока они оба смотрят на полицейских-мотоциклистов, прокладывающих кортежу дорогу. — Куда бежишь? Что новенького? С кем дружил, пока меня не было? Кирихара молчит: видимо, пытается понять, как Рид на него вышел и что именно он знает; как ему ответить так, чтобы не выдать себя с потрохами; или не отвечать ему ничего; или… — Уютное у вас новое гнездышко, да? — мурлычет Рид, придерживая его, чтобы он не дернулся в сторону. Живот под рукой глубоко вздымается и опускается. — Прикольный экстерьерчик. Живописненько. Не самые неприятные объятия в его жизни, если честно. Бесил бы его еще Кирихара поменьше — цены бы этим объятиям не было. — Вы, кажется, просто помешались на мне, — шипит тот, но тут же затыкается, когда Рид проводит открытой ладонью по животу до ремня. Посмотрите, просто загляденье. А какой смелый был. — Ты так думаешь? — насмешливо шепчет Рид, а потом продолжает: — Ладно, ты прав! Все никак не забуду, как ты меня чуть не прикончил, — шепот, как слышится Риду, получается медитативный. И еще немножко злой. Злее, чем он планировал. И эта злость — веселая, искристая, говорливая — заставляет его тут же добавить: — Ах да, дважды. Кирихара напрягается так, что плечи у него становятся каменными — утыкаться в них подбородком становится совсем неуютно. — Я… — начинает он, но не договаривает, и возникшую между ними тишину заполняет людской праздничный гомон. Ну что «я»? Давай, Рид так сильно соскучился по блеянию! Но Кирихара молчит. Он молчит, и Риду кажется, что он даже сквозь радостную какофонию может услышать, как гудят от натуги его мозги. — Что, закончились оправдания? — с деланым сочувствием подсказывает Рид и подмигивает девчонке, которая слишком долго на них смотрит. Та стесняется и отворачивается. В толпе они, обнимающиеся, привлекают внимание. Больше будут привлекать, только если Рид решит от греха подальше застрелить Кирихару прямо тут. — В этот раз обойдемся без моей любимой истории про «у меня был приказ»? Кирихара в ответ сдавленным голосом спрашивает: — Что вам от меня нужно?