Нката не присаживался, читал стоя. В конце концов миссис Черные Брови не выдержала и многозначительно заявила: – Вам придется подождать некоторое время, констебль, так как вы пришли не по записи. – Такова природа убийства, понимаете? Нельзя сказать заранее, когда оно произойдет, – сказал Нката и прислонился плечом к обоям в бледную полоску. Для пущего эффекта он шлепнул по стене ладонью. – Симпатичные обои. Как называется такой рисунок? Секретарша впилась глазами в участок стены, к которому он прикоснулся, словно выискивая жирные отметины. Она ничего не ответила, тем не менее Нката любезно кивнул ей, перегнул журнал, чтобы удобно было держать его в одной руке, и откинулся головой на стену. – У нас есть диван, констебль, – процедила миссис Брови. – Насиделся за день, – сообщил он ей доверительно и, не удержавшись, добавил: – Геморрой, знаете ли. Это подействовало. Секретарша вскочила, снова скрылась во внутреннем офисе и быстро вернулась. На этот раз она вынесла поднос с остатками послеобеденного чая и объявила, что адвокат готова принять его. Нката улыбнулся про себя. Ну разумеется, она готова. Харриет Льюис, одетая в черное, как и прошлым вечером, встретила Нкату, стоя у своего стола. Вместо приветствия она произнесла: – Мы уже имели возможность пообщаться, констебль Нката. Полагаю, мне следует позвать своего адвоката. – Вы так считаете? – спросил Нката. – Женщина вроде вас – и боится остаться один на один с полицией? – Женщина вроде меня, – передразнила она его, – совсем не дура. Я каждый день говорю своим клиентам, чтобы в присутствии полиции они держали рот на замке. Было бы глупо с моей стороны не следовать собственному совету. – С вашей стороны было бы еще более глупее… – Более глупо, – поправила она. – Еще более глупее, – повторил Нката, – получить обвинение в препятствовании полицейскому расследованию. – Вы ни в чем меня не обвинили. Вам даже зацепиться не за что. – День еще не закончился. – Не надо мне угрожать. – Ну тогда вызывайте своего адвоката, – сказал ей Нката. Оглядевшись, он увидел в глубине комнаты своеобразную зону отдыха – три кресла и кофейный столик, вразвалочку прошел туда и уселся. – О-ох, как же славно вытянуть ноги после целого дня беготни! – И кивнул головой на телефонный аппарат: – Ну, давайте же. Звоните. Время у меня есть. Мамуля моя – отличная повариха, она не даст моему ужину остыть. – Что у вас за дело ко мне, констебль? Мы уже разговаривали с вами. Мне нечего добавить к сказанному утром. – У вас нет партнера, как я погляжу, – сказал Нката. – Или она прячется под столом? – Не припоминаю, чтобы я говорила о том, будто у меня есть партнер. Вы сами сделали такое допущение. – Основываясь на лжи Кати Вольф. Номер пятьдесят пять по Галвестон-роуд, мисс Льюис. Не хотите порассуждать на эту тему? Кстати, именно там живет ваш партнер, как мне сказали. – Мои отношения с клиентами – закрытая информация. – Ага. Значит, там живет ваш клиент? – Этого я не говорила. Нката наклонился вперед, оперся ладонями о колени. – Тогда послушайте, что я вам скажу. – Он взглянул на свои наручные часы. – Семьдесят семь минут назад Катя Вольф потеряла свое алиби на то время, когда был совершен наезд на женщину в Западном Хэмпстеде. Улавливаете? Потеря алиби поднимает ее в верхнюю строчку нашего хит-парада. Мой опыт подсказывает, что люди не станут врать о том, где они находились в момент убийства, если только у них нет на это серьезных причин. В данном случае причиной может быть то, что она имеет отношение к убийству. Погибшая женщина… – Я знаю, кто она, – отчеканила адвокат. – Знаете? Отлично. Тогда вы, вероятно, знаете и то, что ваша клиентка точила на эту женщину зуб. – Смехотворные инсинуации. Если уж на то пошло, то в реальности все обстоит как раз наоборот. – То есть Катя Вольф хотела бы, чтобы Юджиния Дэвис осталась в живых? С чего бы это, миссис Льюис? – Это закрытая информация. – Чудненько. Тогда добавьте к вашей закрытой информации кое-что еще: прошлой ночью в Хаммерсмите был совершен второй наезд на пешехода. Примерно в полночь. Жертва – полицейский, который упрятал Катю за решетку. Он не погиб, но его жизнь сейчас висит на волоске. А уж кому, как не вам, знать, как копы относятся к подозреваемым, когда пострадал их коллега. Эта новость пробила первую брешь в броне спокойствия Харриет Льюис. Она едва заметно шевельнулась, выпрямляя спину, и заявила: – Катя Вольф не причастна ни к одному из этих происшествий. – Вам платят за то, чтобы вы так говорили. И платят за то, чтобы вы сами в это верили. Ваш партнер сказал бы то же самое и верил бы в то же самое, если бы таковой у вас имелся. – Хватит уже об этом. Мы с вами оба прекрасно знаем, что я не несу ответственности за сведения, которые вы получили от моего клиента в мое отсутствие. – Верно. Но сейчас вы присутствуете. И раз уж нам стало ясно, что никакого партнера у вас нет, хотелось бы разобраться, почему мне было сказано обратное. – Понятия не имею. – Неужели? – Нката достал из кармана записную книжку и карандаш и постучал кончиком карандаша по кожаному переплету. – Вот как мне представляется это дело: вы адвокат Кати Вольф, но не только. Вы для нее и кое-что послаще, и именно это обстоятельство заставляет вас обеих так усердно путать следы… – Вы переходите все границы. – И если об этом станет известно, мисс Льюис, вам не поздоровится. Ведь у вас, юристов, существуют разные этические кодексы, и адвокат, который завел шашни со своим клиентом, в эти кодексы никак не вписывается. Да что там, все станут думать, что вы набираете клиентов из тюремных пташек как раз за этим: чтобы заполучить их, когда они беззащитны, и без особого труда заманить их в постель. – Какая наглость! – Харриет Льюис наконец обрела дар речи и вскочила из-за стола. Она пересекла кабинет, встала за одним из кресел, обступивших кофейный столик, и схватилась за его спинку. – Покиньте мой офис, констебль. – Давайте-ка поиграем с этой мыслью, а? – предложил он самым спокойным тоном и откинулся в кресле. – Подумаем вслух вместе. – Вы из тех, кто неспособен думать даже про себя. Нката улыбнулся. Он заработал еще одно очко. – Ну все равно, сделайте мне одолжение. – Я не намерена продолжать этот разговор. Уходите, или я подам жалобу вашему начальству. – На что собираетесь жаловаться? И что о вас будут говорить, когда станет известно, что вы не справились с одиноким копом, зашедшим поболтать об убийце? И не о простом убийце, мисс Льюис. О детоубийце, отсидевшей двадцатник. На это адвокат промолчала. Нката продолжал давить. – Идите же, звоните в Управление полиции, – мотнул он головой в сторону письменного стола. – Бегите жаловаться, обвиняйте меня в домогательствах, да в чем угодно обвиняйте. А когда вся наша история окажется в газетах, тогда и посмотрим, кто останется белым и пушистым, а кого вымажут дегтем с ног до головы. – Вы шантажируете меня. – Я говорю вам факты как есть. А вы можете делать с ними, что вам заблагорассудится. Лично мне нужно от вас только одно: правду о Галвестон-роуд. Дайте мне ее, и я уйду. – Идите к черту. – Там я уже был. И больше ноги моей там не будет без оружия. – Галвестон-роуд не имеет никакого отношения к… – Мисс Льюис, не надо делать из меня идиота. – Нката снова кивнул на ее телефон. – Вы, кажется, хотели куда-то позвонить. Так будете вы жаловаться на меня или уже передумали? Харриет Льюис медленно выдохнула, перебирая в голове возможные варианты действий. Она обошла кресло, села в него и сказала: – В том доме живет алиби Кати Вольф, констебль Нката. Это женщина по имени Норин Маккей, и она не желает идти в полицию, чтобы очистить Катю от подозрений. Вчера вечером мы ходили к ней, снова пытались уговорить ее. Но не преуспели. И я очень сомневаюсь, что вам повезет больше. – Почему это? – спросил Нката. Харриет Льюис разгладила юбку. Потеребила кончик нитки, высунувшийся из-под пуговицы пиджака. – Если хотите, называйте это кодексом профессиональной этики, – в конце концов сказала она. – Она адвокат? Харриет Льюис поднялась с кресла. – Мне придется позвонить Кате Вольф и попросить у нее разрешения ответить на этот вопрос, – заявила она.