Незнакомец подошел к ней. Она оставалась на месте. При свете фонаря Тед разглядел, что мужчина пожилой, не моложе его самого, с пышной шевелюрой седых волос, зачесанных назад и касающихся сзади поднятого воротника пальто от «Берберри». Они начали говорить. Мужчина взял у Юджинии зонтик, поднял его над их головами и стал настойчиво убеждать ее в чем-то. Он был выше Юджинии на добрых восемь дюймов, поэтому ему приходилось наклоняться. Она задирала голову, чтобы услышать его слова. Тед тоже напряг слух, но расслышал только отдельные фразы: «Ты должна», «На коленях, Юджиния!» – и наконец громкое и страстное: «Ну как ты не видишь!» – после чего Юджиния перебила его потоком тихих слов и положила ладонь ему на рукав. «И это говоришь мне ты?» – таков был последний вопрос мужчины, донесшийся до Теда. Затем незнакомец выдернул руку из пальцев Юджинии, сунул ей обратно черный зонт и зашагал к своей машине. Вздох облегчения, вырвавшийся из губ Теда, облачком повис в промозглом ночном воздухе. Но он поторопился. Юджиния последовала за мужчиной и догнала его, когда он распахивал дверцу машины. Отделенная от него дверцей, она продолжала говорить. Ее собеседник, однако, отвернулся от нее с криком: «Нет, нет!» В этот момент она потянулась к нему и попыталась притронуться ладонью к его щеке. Она словно пыталась притянуть его к себе, несмотря на то что дверь автомобиля по-прежнему служила для него щитом. И в качестве щита дверца была весьма эффективна, потому что мужчина ускользнул от ласкового жеста, с которым тянулась к нему Юджиния. Он нырнул на водительское сиденье, захлопнул дверь и завел машину. Эхо от рева грубо разбуженного двигателя облетело здания, стоящие по трем сторонам асфальтовой площадки. Юджиния отступила. Машина дала задний ход. Двигатель взвыл, как разрываемое на части животное. Бешено завертелись на мокрой дороге колеса. С отчаянным визгом резина встретилась с асфальтом. Еще один яростный рык – и автомобиль помчался к выезду со стоянки. Не далее чем в шести ярдах от того места, где под молодым амбровым деревом притаился Тед, «ауди» – с такого расстояния он даже в темноте отлично разглядел характерные четыре кольца на капоте – вывернула на улицу. Водитель не притормозил ни на секунду, чтобы убедиться, что никому не помешает. Тед успел только заметить искаженный эмоциями профиль, а «ауди» уже полетела налево, в направлении Дьюк-стрит, и на ближайшем перекрестке свернула вправо, в сторону Ридинга. Тед прищурился, пытаясь различить цифры и буквы на номерном знаке и одновременно решая, открывать свое присутствие Юджинии или воздержаться после разыгравшейся только что сцены. Однако времени выбрать один из двух вариантов – бесславно возвращаться домой или притвориться, что только что подошел к парковке, – у него почти не оставалось. Юджиния окажется рядом с ним через несколько секунд. Тед посмотрел на собаку, которая не преминула воспользоваться шансом отдохнуть от длительной прогулки и улеглась под деревом, свернувшись калачиком и с мученическим видом настроившись спать под дождем. Реально ли надеяться, что он сумеет уговорить Дэ Эм вскочить и быстрой трусцой удалиться из поля зрения Юджинии, которая вот-вот подойдет сюда? Не очень. Остается одно: убедить Юджинию, что они с собакой только что здесь появились. Он расправил плечи и дернул поводок, готовясь обогнуть парапет и войти на парковку. Но уже на ходу заметил, что Юджиния идет вовсе не в его сторону, а шагает к пешеходной дорожке между зданиями, выходящей на Маркет-плейс. Куда это, черт побери, она направилась? Тед заспешил вслед за ней быстрым шагом, и это очень не понравилось Дэ Эм, но она вынуждена была подчиниться из страха быть задушенной поводком. Юджиния маячила перед ними темной тенью: черный плащ, черные сапоги и черный зонтик делали ее не самым удобным объектом для преследования поздним дождливым вечером. Она свернула на Маркет-плейс, и Тед во второй раз подивился, куда это она держит путь. В такой час все магазины закрыты, а привычки ходить одной по барам за Юджинией не наблюдалось. Теду пришлось пережить мучительную минуту, пока Дэ Эм справляла у обочины малую нужду. Об объемистом мочевом пузыре его ретривера ходили легенды, и Тед не сомневался, что за время бесконечного ожидания, пока Дэ Эм выльет под поребрик лужу дымящейся мочи, Юджиния затеряется на Маркет-плейс-мьюз или на Маркет-лейн. Ей достаточно лишь свернуть направо или налево. Однако на перекрестке Юджиния быстро огляделась по сторонам и пошла вперед, к реке, никуда не сворачивая. Перейдя Дьюк-стрит, она оказалась на Харт-стрит, и Тед предположил, что она просто идет домой кружным путем, несмотря на непогоду. Но тут же он понял, что не угадал, потому что Юджиния внезапно направилась к церкви Святой Девы Марии. Увенчанная зубцами башня церкви была частью набережной, которой славился Хенли. Однако Юджиния пришла сюда не затем, чтобы насладиться чудесным видом, – она вошла в церковь. – Проклятье, – пробормотал Тед. Что теперь? Войти за ней внутрь он не может, с ним собака. А бродить на улице под проливным дождем удовольствие небольшое. Конечно, можно привязать собаку к фонарному столбу и присоединиться к молитвам Юджинии, если она молится, но Теду будет трудно притвориться, будто он случайно встретился с ней в десятом часу вечера в церкви Девы Марии, – службы в это время обычно не было. А даже если и была, Юджиния знала, что он не большой любитель ходить в церковь. Так что же ему остается? Только развернуться и топать домой, как несчастному влюбленному идиоту. И все время безостановочно прокручивать в памяти тот миг на стоянке, когда она снова прикоснулась к незнакомцу тем самым жестом… Тед яростно замотал головой. Так больше продолжаться не может. Он должен узнать худшее. Должен узнать сегодня же. Заросшая травой и кустарником полоска земли между церковью и кладбищем разделялась надвое тропинкой, ведущей к кирпичным строениям приюта для неимущих. Во мраке ненастной ночи окна приюта ярко горели, и Тед направил свои стопы именно туда. Пока Юджиния в церкви, он может провести время с пользой, репетируя вступительную речь. «Только посмотри на эту собаку – толстая как свинья, – скажет он. – Мы начали кампанию по борьбе с лишним весом. Ветеринар говорит, что, если ничего не изменится в ближайшее время, у нее сдаст сердце, вот поэтому-то мы и гуляем и будем гулять каждый вечер, обходя город. Можно, мы присоединимся к тебе, Юджиния? Ты ведь идешь домой? Ну как, готова поговорить? Помнишь, ты обещала рассказать мне что-то важное? Может, уже настало время? Потому что я не знаю, сколько еще смогу продержаться, гадая, о чем ты хочешь мне сказать». Дело было в решении, которое они принял насчет нее, и пришел он к этому решению, не зная, пришла ли она к тому же. За пять лет, что минули после смерти Конни, ему ни разу не понадобилось добиваться женщины, поскольку женщины сами преследовали его. И хотя ему совсем не нравилось, когда его преследуют, – проклятье, и когда это женщины успели превратиться в агрессивных фурий? – и хотя такое преследование убивало в нем всякий энтузиазм, когда дело доходило до главного, но все-таки сознание того, что старина Уайли пользуется высоким спросом, приносило ему огромное удовлетворение. Одна лишь Юджиния не преследовала его. И это заставляло Теда вновь и вновь задаваться вопросом: неужели для всех он настоящий мужчина, по крайней мере внешне, а для Юджинии по какой-то причине – нет? Черт побери, почему он ведет себя как подросток, никогда еще не спавший с женщиной? Всему виной его неудачи с другими, решил Тед, неудачи, которых никогда не случалось у него с Конни. – Ты должен сходить к врачу с этой маленькой проблемой, – сказала ему пиранья Джорджия Рамсботтом, поворачиваясь к нему костлявой спиной и накидывая на себя фланелевую сорочку. – Это ненормально для мужчины твоего возраста, Тед! Сколько тебе, шестьдесят пять? Нет, это ненормально. Шестьдесят восемь, поправил он ее мысленно. И между ног у него кусок плоти, не желающий реагировать даже на самые кардинальные меры. Но это потому, что они добиваются его. Эх, если бы они только позволили ему быть тем, кем испокон веков являются все мужчины, – охотником, а не добычей, – тогда бы все было в порядке. Ведь так? Так? Ему нужно было знать ответ на этот вопрос. Его внимание привлекло неожиданное движение в одном из квадратов света – освещенных окон приюта для неимущих. Тед пригляделся: кто-то вошел в комнату, видневшуюся через окно. Это оказалась женщина. С возрастающим удивлением Тед наблюдал, как она подняла руки и сняла через голову красный свитер, потом бросила его на пол. Он посмотрел направо и налево, чувствуя, что его щеки вспыхнули огнем, невзирая на хлещущий дождь. Поразительно, но некоторые люди не знают, как действует освещенное окно в темное время суток. Сами они не видят, что происходит снаружи, и потому считают, что их тоже не видно. Совсем как дети. Трех дочерей Теда тоже пришлось учить задергивать занавески, перед тем как начать раздеваться. Но если ребенку никто не подскажет, что надо так делать… наверное, кое-кто так и вырастает, не зная этого. Он снова бросил взгляд в то окно. Женщина сняла бюстгальтер. Тед сглотнул. Дэ Эм, шаркая слабыми лапами по траве, случайно и совершенно невинно потянула поводок в сторону приюта. Надо бы отпустить ее с поводка, далеко она не уйдет. Но вместо этого Тед пошел вслед за ретривером; поводок между хозяином и собакой провис до самой земли. Женщина в окне начала расчесывать волосы. С каждым движением щетки ее груди поднимались и опадали. Соски напряглись, коричневые ореолы вокруг них сжались и потемнели. Тед не мог оторвать взгляда от этих грудей, как будто именно их он жаждал увидеть весь вечер и все вечера, предшествовавшие этому дню. Он почувствовал, как внутри его возникает, нарастает возбуждение, как ускоряет свой бег кровь, как забилась в нем жизнь. Он вздохнул. С ним все в порядке. Он абсолютно здоров. Проблема только в том, что он – добыча. Решение этой проблемы – самому стать охотником и самому преследовать свою добычу. Он дернул за поводок, чтобы Дэ Эм не шла дальше, и встал поудобнее, намереваясь понаблюдать за женщиной в ожидании своей Юджинии. В приделе церкви Святой Девы Марии Юджиния не столько молилась, сколько ждала. Уже долгие годы она не ступала в храм, и единственной причиной, побудившей ее нарушить эту традицию, было желание избежать разговора, который она обещала Теду и себе. Она знала, что он следит за ней. Уже не в первый раз она выходила из клуба «Шестьдесят с плюсом» и видела его силуэт под деревьями, но сегодня впервые не позволила себе заговорить с ним. Она не пошла в его сторону, ведь тогда пришлось бы давать объяснение той сцене на стоянке, свидетелем которой он, несомненно, был. Вместо этого Юджиния направилась на Маркет-плейс, не имея понятия, куда идти дальше. Когда ее взгляд упал на церковь, она решила зайти внутрь и попробовать помолиться. Первые пять минут пребывания в приделе Богоматери она даже стояла на коленях на потертой пыльной подушке, смотрела на статую Девы и ждала, когда в памяти возникнут знакомые слова молитвы. Но они не приходили. Слишком много дум теснилось у нее в голове, слишком многое мешало молиться: давнишние споры и обвинения, былые привязанности и совершенные ради них грехи, нынешние проблемы и их возможные последствия в будущем, если она сделает неверный шаг. В прошлом она и так наделала немало неверных шагов – их хватило бы, чтобы разрушить три дюжины жизней. Она уже давно поняла, что любое действие – это тот же камешек, брошенный в спокойную воду: круги, расходящиеся от него, становятся все тоньше и незаметнее, но все равно они есть. Не дождавшись, когда к ней придет молитва, Юджиния встала с колен. Она села на скамью и стала рассматривать лицо статуи. «Ты ведь не сама решила оставить Его? – мысленно спросила она. – И поэтому Ты никогда не поймешь меня. А даже если бы и поняла, о чем я могу просить Тебя? Ты не в силах повернуть время вспять. Ты не можешь изменить то, что случилось. Ты не можешь вернуть к жизни то, что мертво, ведь если бы Ты могла, Ты бы сделала это, дабы избавить себя от пытки Его убийством. Правда, никто не говорит, что это было убийство. Все называют это жертвой во имя великого дела. Говорят, что Он отдал жизнь за нечто большее, чем жизнь. Как будто на свете есть что-то важнее жизни…» Юджиния поставила локти на колени и уткнулась лбом в ладони. Согласно верованиям, которых она придерживалась прежде, Дева Мария с самого начала знала, что ей предстоит. Она совершенно четко представляла себе, что Сын, Ею вскормленный, будет вырван из Ее жизни в самом расцвете лет. Что Он будет унижен, избит, оклеветан и принесен в жертву. Что Он бесславно погибнет, а Она будет наблюдать за Его смертью. И единственным залогом того, что Его смерть была не напрасна, несмотря на то что Его оплевали и распяли на кресте между двумя обычными преступниками, была простая вера. Да, традиционная религия утверждает, будто Марии явился ангел и примерно обрисовал общую картину будущего, но это кажется слишком уж большой натяжкой. Значит, Ее вела лишь слепая вера в то, что где-то существует высшее добро. Не в Ее жизни и не в жизни внуков, которых у Нее никогда не будет, но где-то там, впереди, оно обязательно существует. Конечно, этого так и не произошло. Спустя две тысячи жестоких лет человечество по-прежнему пребывает в ожидании великого добра. Что сейчас думает Дева Мария, сидя на своем троне в облаках и наблюдая за нами? Как Ей кажется, стоят ли результаты той цены, которую она заплатила? Долгие годы газеты говорили Юджинии, что результат – добро – превышает ту цену, какую ей пришлось заплатить. Но теперь она потеряла в этом уверенность. Высшее добро, которому, как ей казалось, она служила, грозило рассыпаться в ничто, как плетеный ковер, который, упорно распускаясь, становится насмешкой над создавшим его трудом. И только она сама может спасти этот коврик от исчезновения – если захочет. Проблемой был Тед. Она не собиралась сближаться с ним. Целую бесконечность она воздерживалась от такого рода отношений с мужчинами, которые позволили бы им на что-то надеяться или рассчитывать. Сама мысль о том, что она способна, более того, достойна вызвать чувство привязанности у другого человека, казалась ей проявлением неслыханной гордыни. И все же ее тянуло к Теду, словно он был лекарством от боли, назвать которую ей не хватало смелости. Поэтому она сидела в церкви. Она пока не хотела встречаться с Тедом – дорога еще не проложена. Она еще не нашла слов, которые проложили бы эту дорогу. «Научи меня, что делать, Господи, – молилась она в тишине. – Научи меня, что сказать». Но Бог молчал, как всегда. Юджиния опустила монетку в ящик для пожертвований и покинула церковь. Снаружи по-прежнему лил дождь. Она раскрыла зонтик и направилась в сторону набережной. На углу ее настиг сильный порыв ветра, и пришлось остановиться, чтобы переждать его и поправить зонтик, вывернутый ветром наизнанку. – Ну-ка, давай я помогу тебе, Юджиния. Она обернулась и оказалась лицом к лицу с Тедом. К его ноге жалась несчастная Дэ Эм. Прорезиненная куртка Теда ярко блестела от влаги, кепка промокла насквозь и облепила голову. С его носа и подбородка стекала дождевая вода. – Тед! – Она одарила его удивленной улыбкой. – Да ты совершенно мокрый! И бедняжка Дэ Эм! Что вы делаете на улице в такую погоду? Он поправил ее зонтик и поднял его над ними обеими. Юджиния взяла его под руку. – Мы занялись здоровьем Дэ Эм, – пояснил он, – и составили план упражнений. От дома до Маркет-плейс, затем к церкви и оттуда к дому – четыре раза в день. А ты что здесь делаешь? Мне показалось, ты вышла из церкви? «Тебе не показалось, ты отлично знаешь это, – хотела сказать Юджиния Теду. – Ты просто не знаешь почему». Но вместо этого она шутливо махнула рукой. – Зашла выпустить пар после заседания комитета. Помнишь? Комитет по подготовке к новогоднему празднику. Пришлось назначить им крайний срок, к которому нужно определиться с меню. Нам столько всего заказывать, так не могут же они надеяться, что рестораны будут ждать их решения до скончания веков! – А сейчас ты домой? – Да. – И можно мне… – Разумеется, можно. Нелепо заниматься пустой болтовней, когда между ними растет стена того, что нужно сказать и что они намеренно оставляют невысказанным! «Ты не доверяешь мне, Тед? Почему ты мне не доверяешь? Как же мы сумеем построить любовь без фундамента доверия? Я знаю, тебя тревожит, что я не рассказываю тебе того, о чем хотела рассказать. Но разве тебе недостаточно для начала самого этого желания открыться?» Однако сейчас Юджиния не могла позволить себе пускаться в откровения. У нее был долг по отношению к узам куда более старым, чем их с Тедом растущее чувство; перед тем как предать прошлое огню, она должна навести в нем порядок. И они продолжали обмениваться ничего не значащими фразами, шагая по набережной Темзы: как прошел его день, как прошел ее день, кто заходил в книжный магазин, как дела у его матери в «Тихих соснах». Он был добродушен и бодр; она – мила и задумчива. – Устала? – спросил Тед, когда они подошли к двери в ее коттедж. – Немного, – призналась Юджиния. – Длинный был день. Он вручил ей зонтик со словами: – Тогда не буду задерживать тебя, – но при этом смотрел на нее с таким откровенным ожиданием, что было ясно, на какой ответ он надеется: на приглашение выпить по глоточку бренди перед сном. Только хорошее отношение к Теду заставило ее сказать правду: – Мне надо ехать в Лондон, Тед. – А-а, завтра рано вставать? – Нет. Я еду сегодня. У меня назначена встреча. – Встреча? Но под таким дождем ты доберешься до Лондона не раньше чем за час… Ты сказала, у тебя встреча?