– Мы уже выслушали его. – Я так поняла, что у него есть что-то новое. – Нет. – Яс… – Нет! К черту, я не собираюсь позволять какому-то несчастному ниггеру с ордером в руках… – Мама? В гостиную вошел Дэниел, полностью одетый к школе, и на лице его был написан такой ужас, что Ясмин захотелось стереть, изъять из воздуха свой крик, где он повис, как злобный забияка, бьющий по лицу не столько констебля, сколько ее саму. Ясмин велела сыну: – Иди завтракать. – А констеблю резко сказала: – Говори, что хотел, и проваливай отсюда! Невыносимо долгую секунду Дэниел не двигался, словно ожидая указаний от полицейского, что-нибудь вроде разрешения сделать то, что велела ему мать. При виде этого Ясмин чуть не ударила сына, но сумела сдержаться. Она сделала несколько глубоких вдохов и попыталась замедлить бешеный бег сердца. Потом медленно произнесла: «Дэн», и тогда ее сын пошел на кухню. Когда он проходил мимо отступившей в сторону Кати, та шепнула ему: – В холодильнике есть сок, Дэниел. Трое взрослых молчали, пока из кухни не донеслись приглушенные звуки, свидетельствующие, что Дэниел, по крайней мере, делает вид, что завтракает. Все трое оставались на тех местах, куда встали после того, как полицейский вошел в квартиру. Описываемый ими треугольник вершинами упирался в прихожую, кухонную дверь и телевизор. Ясмин хотела поменять место и присоединиться к своей любовнице, но успела сделать лишь пару шагов, потому что первые же слова полицейского заставили ее остановиться. – Обычно выглядит не очень красиво, когда история меняется слишком поздно, мисс Вольф. Вы уверены, что в тот вечер были здесь и смотрели телевизор? Мальчик подтвердит это, если я спрошу его? – Оставь Дэниела в покое! – взвизгнула Ясмин. – Я не позволю тебе говорить с ним! – Яс, – тихо, но настойчиво проговорила Катя, – может, пойдешь позавтракаешь? Похоже, констебль хочет поговорить со мной. – Я не оставлю тебя одну с этим типом. Ты знаешь, как работают копы. Им нельзя доверять ни в чем, только… – Только в передаче фактов, – закончил за нее Нката. – И если вы будете доверять фактам, которые я вам сейчас скажу, то меня это вполне устроит. Так что насчет того вечера… – Мне нечего добавить к тому, что я уже говорила. – Хорошо. А вчера вечером, мисс Вольф? Ясмин заметила, что лицо Кати дрогнуло, самую малость, лишь сузились глаза. – Что вчера вечером? – Вы тоже смотрели телевизор, как и раньше? – Зачем тебе это? – снова не выдержала Ясмин. – Катя, ничего не говори ему, пока он не объяснит, почему он это спрашивает. Он нас не обманет. Сначала пусть скажет, почему он задает этот вопрос, или ему придется утаскивать свою большую черную задницу и порезанную морду прочь из моей квартиры. Ясно тебе, мистер? – Вчера был совершен еще один наезд с побегом с места происшествия, – сказал Нката Кате. – Так вы расскажете мне, что делали вчера вечером? В голове Ясмин заголосили на разные лады тревожные звоночки и сирены, и она с трудом расслышала Катин ответ: – Я была здесь. – Примерно в половине двенадцатого? – Здесь, – повторила она. – Ага, – сказал полицейский и добавил то, что ему явно не терпелось сказать с того самого момента, как Ясмин открыла ему дверь: – Значит, вы не остались с ней на всю ночь? Просто встретились, перепихнулись и разбежались. Так все было? Наступила невыносимая тишина, посреди которой в мозгу Яс звенело отчаянное «Нет!». Всеми силами души она призывала подругу ответить полицейскому хоть что-нибудь, не прикрываться молчанием и не уходить. Отвечая копу, Катя смотрела на Ясмин. – Я не понимаю, о чем вы говорите. – Я говорю о вашей поездке через весь Южный Лондон на автобусе, совершенной вами вчера вечером после работы, – ответил детектив. – Я говорю о том, что в результате вы оказались в Путни, в кафе «Фрер Жак». А потом пошли пешком к дому пятьдесят пять на Галвестон-роуд. Я говорю о том, что происходило внутри и с кем это происходило. Теперь вы понимаете, о чем я говорю? Или вы по-прежнему настаиваете на том, что смотрели телевизор в этой комнате? Судя по тому, что я видел, даже если телевизор был включен, ваши глаза были приклеены совсем не к телеэкрану. – Вы следили за мной, – осторожно сказала Катя. – За вами и за женщиной в черном. Да, то была белая женщина в черном, – добавил он зачем-то, бросив быстрый взгляд на Ясмин. – Мой вам совет, мисс Вольф: в следующий раз выключайте свет, когда будете заниматься кое-чем интересным перед окнами. Перед глазами Ясмин затрепетали дикие птицы. Нужно отмахнуться от них, думала она, но руки не двигались, онемели. «Белая женщина в черном» – это все, что она слышала. «В следующий раз выключайте свет». Затем заговорила Катя: – Понятно. Вы хорошо потрудились. Проследили за мной, какой молодец. Проследили за нами обеими – еще больший молодец. Но если бы вы немного подождали – чего вы, очевидно, не потрудились сделать, – то увидели бы, что мы покинули тот дом через пятнадцать минут. Не сомневаюсь, что лично вы, констебль, потратили бы на «кое-что интересное», как вы выразились, именно столько времени, но Ясмин может подтвердить вам, что я отношусь к женщинам, которые тратят гораздо больше времени на то, чтобы доставить удовольствие. Нката выглядел сконфуженным, и Ясмин наслаждалась этим его видом, как наслаждалась еще одной Катиной победой, которую та одержала следующей тирадой: – Если бы вы более тщательно относились к своей работе, констебль Нката, то узнали бы, что женщина, с которой я встретилась в кондитерской, является моим адвокатом. Ее зовут Харриет Льюис, и если вам потребуется ее телефонный номер, чтобы подтвердить мои слова, то я смогу предоставить его вам. – А дом номер пятьдесят пять по Галвестон-роуд? – спросил он. – Кто там живет? Кого навещали в столь поздний час вы и ваша… ваш адвокат? Эта заминка и многозначительность, с какой детектив произнес это слово, говорили о том, что он обязательно проверит слова Кати. – Это дом ее партнера по бизнесу. А если вы спросите, по какому вопросу я консультировалась с ними, то я буду вынуждена ответить, что это конфиденциальная информация, и если вы позвоните Харриет Льюис, чтобы проверить мои слова, то она скажет вам то же самое. Катя прошла через маленькую гостиную к дивану, где рядом с выцветшей подушкой лежала ее сумка. Она повернула выключатель, разогнав утренний полумрак, и достала из сумки пачку сигарет, прикурила одну сигарету, а потом снова раскрыла сумку, что-то нащупывая. Вскоре на свет появилась визитная карточка, которую Катя отнесла Нкате. На протяжении всего разговора она являла собой воплощенное спокойствие. Затянувшись, она выпустила под потолок струйку дыма и сказала детективу: – Позвоните ей. И если на сегодня ваши вопросы закончились, то прошу вас уйти. Нам пора завтракать. Нката взял визитку и, не спуская глаз с Кати, словно желая пришпилить ее к месту, спрятал белый прямоугольник в нагрудном кармане пальто. – Берегитесь, если ее слова не совпадут с вашими от начала и до конца, – сказал он. – Потому что в таком случае… Ясмин не дала ему договорить: – Это все, что тебе было надо? Потому что в таком случае тебе пора проваливать. Нката перевел взгляд на нее. – Вы знаете, как меня найти. – А на кой мне это надо? – рассмеялась ему в лицо Ясмин. Она дернула входную дверь за ручку и не смотрела на детектива, когда тот покидал квартиру. Дверь с громким стуком захлопнулась. Из кухни донесся голос Дэниела: – Мама? Она тут же откликнулась: – Мы сейчас придем, сынок. Ты пока ешь свои оладьи. – И не забывай про бекон, – добавила Катя. Но при этом они смотрели друг на друга. Смотрели долго и пристально, ожидая, кто из них первым скажет то, что должно быть сказано. – Ты не говорила мне, что собираешься встретиться с Харриет Льюис, – нарушила молчание Ясмин. Катя поднесла сигарету к губам, неспешно затянулась, выдохнула табачный дым. Наконец она произнесла: – Мне нужно решить много вопросов. За двадцать лет их накопилось множество. Нам с Харриет нужно время, чтобы со всем этим разобраться. – Что это значит? Какие вопросы? Катя, у тебя что, неприятности? – Да, определенные неприятности имеются, но не у меня. Просто надо кое-что решить. – Что? Что нужно… – Яс, уже поздно. – Катя поднялась и затушила сигарету в пепельнице на кофейном столике. – Нам пора на работу. Сейчас я не могу тебе все объяснить. Ситуация слишком сложна. Ясмин хотела спросить: «Вот почему вчера тебя так долго не было – обсуждали эту сложную ситуацию, да, Катя?» Однако она промолчала. Она добавила этот вопрос в мысленный список, в который включала все вопросы, которые по каким-то причинам не решалась задать. Например, про Катино отсутствие на работе, про то, зачем ей понадобилась машина в тот раз, когда она ездила на ней, и куда она ездила. Если им двоим предстоит строить длительные отношения – отношения вне тюремных стен, не определяемые необходимостью противостоять одиночеству, отчаянию и депрессии, – тогда им необходимо начать с разрешения всех сомнений. Этот список вопросов, который все удлинялся в ее голове, порожден именно сомнением, а сомнение – опасная болезнь, она может уничтожить все, что у них есть. Чтобы избавиться от сомнения хотя бы на время, Ясмин стала вспоминать о своих первых днях в тюрьме, когда она находилась под следствием: о пребывании в медицинском блоке, где ее наблюдали на предмет перерастания замкнутости в психическое расстройство; об унизительном первом досмотре с полным раздеванием («Давайте-ка пошуруем во всех ваших дырках, мисс») и о всех последующих досмотрах; о бессмысленном и бесконечном склеивании конвертов, называемым в тюрьме «реабилитацией»; о гневе таком глубоком и таком сильном, что он, казалось, разъедал ее кости. Ясмин вспоминала и о Кате, которая была там уже в те первые дни во время следствия и суда. Катя пристально следила за Ясмин, но никогда не пыталась с ней заговорить, пока Ясмин сама не потребовала объяснить, чего ей надо. В тот момент они находились в столовой, где Катя, как обычно, сидела за столом одна, детоубийца, худшая разновидность убийц – не раскаявшаяся. – Не связывайся с немкой, – сказали Ясмин. – Эта сучка только и ждет, на кого бы наброситься. Но Ясмин все равно подошла к ней. Она села рядом с немкой, шлепнула на стол поднос с едой и спросила: