* * * 1 Весть о смерти Андерса Экмана принесла аэрограмма – почти вымершее средство связи, тонкий ярко-голубой листок, сложенный и заклеенный по краям, письмо и конверт в одном лице. Бумажка, невесомая настолько, что казалось, лишь штемпель удерживает ее на белом свете, проделала далекий путь из Бразилии до штата Миннесота. С аэрограммой в руке мистер Фокс отправился в лабораторию – сообщить Марине печальную новость. Та встретила его лучезарной улыбкой, и мистер Фокс растерялся. – Что случилось? Он раскрыл рот, потом закрыл. Снова попытался заговорить: – Снег повалил. Вот и все, что он смог сказать. – Я слышала по радио, что ожидается снегопад. Окно лаборатории смотрело в холл, и Марина видела, что творится на улице, только когда выходила пообедать. С минуту она ждала, когда мистер Фокс сообщит о цели своего неожиданного появления. Здание, где он работал, было в десятке корпусов от лаборатории, и вряд ли он шел так далеко, да еще и под снегом, лишь для того, чтобы сообщить Марине метеосводку. Однако мистер Фокс так и стоял в дверях, явно не собираясь ни заходить, ни уходить. – Что с тобой? Все хорошо? – Экман умер, – наконец выдавил он и без дальнейших объяснений протянул письмо – скудное свидетельство ужасного события. Лаборатории и офисы фармакологической компании «Фогель» размещались в тридцати с лишним разномастных корпусах. В одних помещениях трудились по двадцать научных и технических сотрудников, в других – тянулись вдоль стен бесконечные ряды клеток с мышами, собаками и обезьянами. Лаборатория, в которой Марина проработала вместе с доктором Экманом почти семь лет, была совсем крошечная. Чтобы передать аэрограмму, мистеру Фок-су достаточно было протянуть с порога руку. Взяв листок, Марина медленно опустилась на серый пластиковый стул возле сепаратора. Она поняла, почему, сообщая плохие новости, люди говорят: «Вам лучше присесть». Внутри у нее что-то тихо – не то чтобы сломалось, ощущение было, как будто руки и ноги превратились в разболтавшиеся складные линейки. Андерс Экман… Белый лабораторный халат, седина в густой светлой шевелюре… Когда он ходил за кофе, то всегда приносил чашечку и ей. Давал ей все материалы, какие она просила, а когда просматривал результаты по протеинам, присаживался на краешек ее стола. У Андерса было трое детей, а самому ему не было и пятидесяти. Взгляд Марины скользнул по датам: на письме – 15 марта, на почтовом штемпеле – 18 марта. А на дворе – 1 апреля. Андерса не было в живых уже две недели. Все привыкли к тому, что от доктора Экмана почти не приходит вестей. Он уехал так давно, что Марина иногда за весь день ни разу не вспоминала о коллеге. Здесь, в Миннесоте, никто не представлял себе в полной мере, насколько отрезана от мира деревушка на притоке Амазонки, где доктор Свенсон проводила свои исследования. («Завтра это письмо возьмет мальчишка, который поплывет вниз по реке в выдолбленном бревне, – писал Андерс. – У меня не поворачивается язык именовать этот артефакт каноэ. Вероятность того, что мое письмо когда-нибудь доберется до тебя, невозможно просчитать – статистика тут никогда не велась».) Но все-таки Бразилия – цивилизованная страна. Там наверняка хоть где-нибудь да имеется интернет. Неужели Андерсу сложно было поискать? – Почему доктор Свенсон не позвонила? Спутники вроде бы ловят везде. – Она утверждает, что в тех местах нет вообще никакой связи. Или просто не хочет пользоваться телефоном. Стоя в тихой лаборатории, в шаге от мистера Фокса, Марина едва слышала его голос. – Но в такой-то ситуации… – начала она, но осеклась. В конце концов, что мог знать мистер Фокс? – Где же теперь… он? – Она не смогла выговорить слов «его тело». Андерс не мог стать телом. В «Фогеле» куда ни глянь – медики, работают в лабораториях, пьют кофе в кабинетах. Шкафы, складские полки, ящики столов здесь ломятся от всевозможных препаратов. Если у фармакологов чего-то нет, они сообразят, как это изготовить. Знай коллеги, как найти Андерса, они уж точно смогли бы как-то ему помочь, что-нибудь придумать! Стоило Марине подумать об этом, как мечта о чуде вытеснила из ее сознания всю науку. Да, если человек мертв, то тут уже ничего не поделаешь, но Марине Сингх даже не надо было закрывать глаза, чтобы увидеть Андерса Экмана – вот он, сидит в кафетерии и, как всегда, уплетает за обе щеки сэндвич с яичным салатом. – Может, тебе прочесть пару статей о вреде холестерина? – спрашивала Марина. Она не любила ходить вокруг да около. – Я сам эти статьи и пишу, – отвечал Андерс, водя пальцем по краю тарелки. Мистер Фокс снял очки и промокнул уголки глаз аккуратно сложенным носовым платком. – Прочти сама, – сказал он. Марина прочла про себя: «Уважаемый мистер Фокс! Дожди тут фантастически бурные, и, хотя льют они исключительно в положенный сезон, я который год не устаю поражаться обилию осадков. На нашу работу они не влияют, разве что замедляют ее выполнение. Однако замедлить не значит остановить. Мы неуклонно продвигаемся к цели и рассчитываем на превосходные результаты. Но в данный момент дела отодвинулись на второй план. Я пишу, чтобы сообщить печальное известие о докторе Экмане – он умер от лихорадки два дня назад. Учитывая наше местонахождение, дождь, беспросветную бюрократию властей (как местных, так и наших), а также срочный характер нашего проекта, мы решили похоронить его здесь с соблюдением всех требований христианского обряда. Надо сказать, что дело это было нелегкое. Что касается задач, которые выполнял доктор Экман, то я заверяю вас, что мы делаем большие шаги. Немногочисленные личные вещи коллеги я сохраню, чтобы впоследствии вручить его супруге. Надеюсь, вы передадите ей эту печальную весть вместе с моими искренними соболезнованиями. Несмотря на досадные помехи, мы стойко держимся. Анника Свенсон». Она перечитала это послание дважды, но так и не знала, что сказать. В голове не укладывалось, что Анни-ка Свенсон назвала смерть Андерса досадной помехой. Марина держала листок осторожно, за краешки, словно улику, с которой еще предстоит работать следствию. Бумага местами сморщилась – аэрограмма явно побывала под дождем. Доктор Свенсон, прекрасно осведомленная о сложных взаимоотношениях бумаги, чернил и воды, писала черным грифелем. «А на другом конце Иден-Прери, – подумала Марина, – в двухэтажном особняке колониального стиля Карен Экман сейчас ждет своего мужа, который пообещал вернуться из Бразилии, как только вразумит доктора Свенсон». Она взглянула на часы. Скоро Карен поедет забирать детей из школы. Нужно поговорить с ней до этого. Когда Андерсу случалось взглянуть на часы в два тридцать, он негромко бормотал под нос: «Уроки закончились». Троим младшим Экманам и их матери предстояло узнать, что Андерса больше нет. И эту чудовищную потерю доктор Свенсон ухитрилась уместить на половине листка, после отчета о погоде, а дальше простиралось голубое море неисписанной бумаги. Сколько всего можно было бы рассказать, сколько всего объяснить на этих нескольких оставшихся дюймах – научному измерению не поддавалось. Мистер Фокс притворил дверь и шагнул к Марине. Встав за спинкой стула, нежно сжал ее плечо. Жалюзи на окне были опущены, и Марина легонько прижалась щекой к руке шефа. Так они замерли, омываемые бледно-голубым светом флуоресцентной лампы, утешая друг друга. Мистер Фокс и Марина никогда не обсуждали, как им держать себя на работе. На работе у них не было вообще никаких отношений, точнее, никаких нерабочих. Мистер Фокс возглавлял «Фогель», Марина была штатным исследователем, специалистом по статинам. Все началось у них год назад, на исходе лета, на корпоративном софтбольном матче «Медики против администрации». Мистер Фокс сделал Марине комплимент по поводу ее подач, они разговорились, и вскоре выяснилось, что оба обожают бейсбол. Медицинского образования у мистера Фокса не было. В компании он стал первым председателем правления, пришедшим с производства. В разговорах с другими коллегами Марина называла его «мистер Фокс». Обращаясь к нему прилюдно, тоже говорила «мистер Фокс». А вот называть его Джимом, когда они оставались наедине, оказалось куда труднее. – Не надо было его туда посылать, – вздохнул мистер Фокс. Она подняла голову, сжала его руку в своих ладонях. Будучи председателем правления, халат мистер Фокс, конечно же, на работе не носил. Сегодня на нем был темно-серый костюм с синим галстуком в полоску – достойный наряд для шестидесятилетнего мужчины, однако за пределами административного корпуса мистер Фокс в нем почему-то смотрелся нелепо. Марина внезапно подумала, что шеф напоминает человека, собравшегося на похороны. – Но ведь ты не принуждал его ехать в Бразилию. – Я его попросил. Конечно, он мог и отказаться, но это было маловероятно. – Но ты же не мог предположить, что случится такое несчастье. Там, куда он поехал, было безопасно. Марина вдруг усомнилась: так это или нет? В Бразилии, конечно, водятся ядовитые змеи и зубастые рыбы – но ведь наверняка не там, где медики проводят свои исследования. К тому же в аэрограмме было сказано, что Андерс умер от лихорадки, а не от змеиного укуса. Такое запросто могло произойти и в Миннесоте. – Доктор Свенсон работает там уже пять лет – и ничего. – Зараза к заразе не пристает, – проворчал мистер Фокс. Андерс с радостью отправился на Амазонку – что правда, то правда. Специалистам по статинам не так уж часто предлагают в разгар лютой зимы поехать в Бразилию. К тому же Андерс увлекался орнитологией. Каждое лето он сажал сыновей в каноэ, и вместе они плавали по озерам на канадской границе, наблюдая в бинокль за американскими савками и хохлатыми желнами. Узнав о командировке, он первым делом заказал себе кучу атласов-определителей, а когда посылка пришла, совсем забросил работу – убрал образцы крови в холодильную камеру и погрузился в изучение красочных фотографий пернатых. Он показывал Марине птиц, которых надеялся увидеть: сережчатых якан с длиннющими пальцами, гуир с пышными хохолками, похожими на посудные щетки, – впору мыть такими птичками узкие банки, куда не пролезает рука! Он купил новый фотоаппарат с мощным объективом, позволяющим разглядеть гнездо с пятидесяти футов. При обычных обстоятельствах Андерс ни за что не позволил бы себе такую роскошь. – …Но сейчас не обычные обстоятельства, – пояснил он и снял коллегу за рабочим столом. Вспышка заставила Марину поднять голову, оторвав взгляд от черно-красной котинги, птички-невелички величиной с палец, сидящей в гнезде – слепленном из глины конусе, крепящемся к кончику листа. – Сколько же их тут! Фотографировать тебе не перефотографировать, – заметила Марина. Она внимательно разглядывала каждую иллюстрацию, поражаясь красоте и разнообразию мира пернатых. А когда увидела гиацинтового ара, то даже пожалела на миг, что мистер Фокс посылает в Бразилию не ее. – Из-за этих птиц у тебя вообще не останется времени на доктора Свенсон. – Думаю, я увижу предостаточно птиц, прежде чем доберусь до доктора Свенсон. А когда доберусь, она вряд ли тут же соберет вещички и свалит в свой Университет Джонса Хопкинса. Тут дело тонкое – мистер Фокс сам признал. Так что днем у меня будет полно времени на птиц. Добраться до доктора Свенсон было задачей не из легких. Ее официальный адрес в Манаусе не имел ни малейшего отношения к полевой лаборатории, где Анника Свенсон проводила исследования. Свое местопребывание она считала необходимым держать в строжайшем секрете – во имя чистоты эксперимента и в силу особой ценности разрабатываемого препарата. Доктор Свенсон подошла к делу так основательно, что даже мистеру Фоксу про лабораторию было известно лишь одно: та находится на одном из притоков Риу-Негру. Далеко ли это от Манауса и в какую сторону – не знал никто. И увы – поиски доктора Свен-сон были самой легкой частью миссии. Марина взглянула на Андерса, и тот снова поднял фотоаппарат. – Перестань, – отмахнулась она и загородилась ладонью от объектива. – А если ты не сумеешь уговорить ее вернуться? – Сумею, – заявил Андерс. – Я ей нравлюсь. Потому мистер Фокс и посылает именно меня. Что ж, возможно, он ей и вправду понравился семь лет назад, когда доктор Свенсон на один день приехала в «Фогель» и вместе с Андерсом, четырьмя другими медиками и пятеркой менеджеров обсуждала проект бюджета бразильской программы. Марина могла бы напомнить Андерсу, что доктор Свенсон тогда понятия не имела, кто он такой, – только зачем? Он и сам наверняка это знал. Мистер Фокс не был толком знаком с Карен Экман. Он встречал ее на корпоративных сборищах, но честно признался Марине, что в лицо не помнит. Теперь, в свете случившегося, это казалось ему почти преступлением. Мистер Фокс с благодарностью взглянул на Марину, когда та сняла халат и повесила на вешалку возле двери. Разумеется, она бы ни за что не пустила его к Карен одного. Обычно такую работу выполняют армейские капелланы, сотрудники полиции – специально обученные люди, понимающие, как постучать в дверь и сообщить весть, которая навсегда разрушит прежнюю жизнь людей, живущих в доме. «Андерс умер». – Она будет рада тебя увидеть, – сказал мистер Фокс. – Слово «рада» едва ли уместно в такой ситуации, – возразила Марина. Она искренне хотела помочь мистеру Фоксу и почтить память умершего друга, однако вовсе не считала, что для Карен будет лучше всего услышать печальную новость именно от нее. Да, Марина и Карен общались – как бездетная сорокадвухлетняя женщина общается с сорокатрехлетней матерью троих детей, как незамужняя работающая женщина общается с женой-домохозяйкой своего коллеги. Марина понимала, что Карен, пусть и не имея осознанных поводов для ревности, старается выведать о ней побольше. Когда Марина брала трубку в лаборатории, Карен вовлекала ее в обстоятельную беседу. Приглашая ее на Рождество и на барбекю в честь Дня независимости, угощая чаем, задавала глубокомысленные вопросы о протеинах; хвалила ее туфли – довольно экстравагантные желтые сатиновые балетки. Их давным-давно прислала Марине кузина из Калькутты. Марина и сама любила эти туфли и берегла для особых случаев. Когда же она сама расспрашивала Карен о мальчиках – как дела в школе, поедут ли ребята летом в лагерь, – Карен отвечала небрежно, не вдаваясь в подробности. Она была не из тех мамаш, что терзают коллег мужа подробными отчетами о том, как прошло собрание скаутов. Марина знала, что Карен не видит в ней соперницу. Рослая, угловатая, с густыми черными волосами и непроницаемым взглядом, доктор Сингх совсем не соответствовала шведским стандартам семьи Экман. Но все же Карен следила, чтобы Марина не забывалась. И Марина не забывалась. К тому же Карен никогда не говорила о своих опасениях вслух – а как защититься от несправедливого обвинения, если тебя не обвиняют? Марина была не из тех, кто способен крутить роман с чужим мужем. Для нее это было так же немыслимо, как залезть ночью в чужой дом и украсть бабушкино обручальное кольцо, ноутбук или ребенка. Вообще-то, в последнее Рождество, после двух бокалов ромового пунша ей очень хотелось обнять Карен Экман на кухне за худенькие плечи и прижаться лбом к ее лбу. Хотелось прошептать ей на ухо: «У нас с мистером Фок-сом любовь» – просто чтобы увидеть, как округлятся от изумления и радости голубые глаза. Как жаль, что Марина недостаточно опьянела! Признайся она тогда во всем – и Марина Сингх с Карен Экман стали бы добрыми подругами. Снег падал мокрыми хлопьями и уже успел укрыть молодую траву, заморозить крокусы, лишь сегодня раскрывшие свои желтые и фиолетовые чашечки, и облепить ветви церсисов, на которых только-только появились крохотные бутоны. Мистер Фокс и Марина брели сквозь холодную слякоть, даже не думая о том, что впервые с начала своего романа вышли из лаборатории вместе. Они одолели четверть мили от южного угла кампуса «Фогеля» до парковки. Снегопад застал Марину врасплох – утром ничто не предвещало непогоды, и из дома она вышла в легких туфлях. – Я больше тебе скажу, – произнес мистер Фокс уже в машине, включая стеклообогреватель на полную мощность. – Я и думать не думал, что Андерс там застрянет. Перед отъездом я ему сказал: «Не спеши никуда, осмотрись хорошенько, изучи обстановку». Но тогда я думал, что речь пойдет о неделе, ну, от силы о паре недель. Не более того. – Он долго ее искал, и график нарушился с самого начала. Андерс уехал второго января. Начальство хотело, чтобы он вылетел в Бразилию еще раньше, но Рождество в семействе Экман не пропускали никогда и ни при каких обстоятельствах. Марина показала мистеру Фоксу те несколько писем, что получила от Андерса, – ничего личного там не было. Он рассказывал про Манаус и орнитологические вылазки с гидом в джунгли. Но больше всего Андерса, похоже, изумлял дождь. Марина была уверена, что мистер Фокс тоже получал от него письма, однако шеф не обмолвился о них ни словом. – В общем, речь шла максимум о двух неделях. Не о трех месяцах. Я собирался его вызвать…