Проглотив ком в горле, сказал: - Не мне мучиться, рожая их. - Кажется, мое тело отлично справилось с этим. Скоро я вернусь на работу. Посмотри на нас. Мы сделали это. Я нагнулся, снова пробуя ее кожу на вкус. Целуя ее живот. Она потянула меня вверх, шепча на ухо: - Скажи мне, что ты не был на седьмом небе от счастья, поселив свою дочь в моем животодомике. Смеясь, я признался: - О ней точно было легче заботиться, припрятав туда. Она снова взглянула на меня, когда я, подавшись вперед, развел ее бедра коленом и разместился между ними, напрягаясь, ощущая жар и гладкость ее кожи подо мной: - Все хорошо, любимая? Ее дыхание стало рваным. Короткие вдохи и выдохи опаляли кожу на моей шее. Руками, скользнув ниже по спине, Сара сдернула мои боксеры до бедер: - Да. Положил палец ей в рот, смачивая, прежде чем коснуться ее лона. Застонал, потиравшись о ее бедро: - Уверена? Не больно? Сара рассматривала меня. Выражение ее лица изменилось, отчего невозможно было распознать, о чем именно она думает прямо сейчас : - Я уверена. - Вчера мы тоже занимались сексом, не хочу, чтобы тебе было больно, - объяснил я. Она закрыла глаза, притянув мою голову к своей шее: - Знаю, малыш. Медленно скользнув вниз, я оставил поцелуй на ее подбородке и застонал. Каждый раз… Каждый гребаный раз у меня возникает чувство, словно мне не насытиться ею. Вцепившись ногтями мне в спину, она застонала в облегчении. - Иисус, Лепесточек. Ты божественна подо мной, - взяв одну ее грудь в ладонь, сжал, наслаждаясь каплей молока, скользнувшей на ладонь. - Блядь, - я едва ли владел собой. - Блядский дьявол… - Что-то новенькое, - прошептала она, царапая мою спину. Сжал челюсти, сдерживая признание, что вот-вот было готово сорваться с губ: - Я чертовски люблю их. Прости, я знаю, что в основном эти девчонки - большая обуза для тебя, но, черт возьми, Лепесточек. Я обожаю твои сиськи прямо сейчас. Я почувствовал, как она замерла подо мной, поэтому чуть сместился назад, чтобы видеть ее лицо. - Что? - спросил я. - Я что-то не так сказал? Она не выглядела расстроенной, скорее изумленной и, быть может, чуточку огорченной. Скользнув ножками вверх по моим бокам, она прошептала: - С каких это пор ты извиняешься? Улыбаясь, я нагнулся, целуя ее сладкие, полные, губки. Мое сердце забилось чаще; я все еще не был уверен, не обидел ли ее. - Ты не должен извиняться, что мои сиськи тебя так возбуждают, - прошептала она мне на ухо: - Мне не хватает не оправдывающегося говнюка Стеллы. Мгновенно во мне проснулся инстинкт показать ей - какой же я говнюк на самом деле: заведя ей руки за голову, войти одним резким толчком, наслаждаясь видом ее колыхающейся груди подо мной и трением ее сосков об мою грудь, распаляя вожделение. Но вместо этого я потихоньку задвигался над Сарой, убеждаясь, что не причиняю ей дискомфорта, наполняя ее. Она схватила меня за задницу, подгоняя сильнее и жестче, отчего я старался дать ей больше, однако с каждым продвижением вперед чувствовал нечто новое, неизведанное в ней, что вновь соединяло нас. Не торопись. Медленнее. Не торопись. Медленнее. Мы уже много раз занимались сексом после рождения дочери, однако еще не вернулись к временам необузданного родео, когда трахались на кухонном столе или на полу. К потным и безрассудным играм в клубе с поркой и связыванием. В те дни, когда я брал ее в самых непредсказуемых позах, иногда с наблюдателями-незнакомцами, а иногда просто с моей камерой в качестве единственного свидетеля. Однажды, я укусил ее в плечо так сильно, что пошла кровь, отчего она стала возбужденной дикаркой. До и во время ее беременности, я никогда не замечал, насколько хрупкой она была. И тогда она родила мне дочь: около девяти фунтов [прим.пер. - 4 килограмма] и более суток тяжелых родов. За два месяца после рождения Аннабель мы наделали много ошибок в роли новоиспеченных родителей, но двигались дальше, еще сильнее влюбляясь в нашу дочь, обуреваемые влюбленностью друг в друга, и стараясь урвать крошечные моменты на сон, как только появлялась возможность. В конечном итоге мы также научились осторожничать с шаловливыми руками и ртами, играя со словами и игрушками. Примерно два месяца назад Сара сказала мне, что готова снова заняться любовью. Поначалу я был немного напуган, но за одним поцелуем последовал другой, и вскоре я был тверже, чем мог себе припомнить за эти недели. Звук, слетевший с ее губ, когда я впервые вошел в нее, навсегда останется эхом в моих мыслях. Пронзительный, прерывистый, неожиданный крик боли. Я немедленно остановился, и хотя она уверовала меня, что боль прошла, я не мог избавиться от чувства, словно теперь она ощущается иначе в моих руках: словно драгоценное сокровище, которое вот-вот может разбиться. Мы пока не возвращались в клуб. Мы даже еще не доставали камеру, за исключением моментов, когда хотели сфотографировать нашу малышку. Мы не позволяли себе вольностей, лишь иногда шурша простынями, что уж говорить о сломанной мебели. Однако здесь, в нашей кровати, когда она подо мной, жаждущая, стонущая, ее слова звучат эхом у меня в голове, отбивая ритм, каждое словно удар в барабан. Мне не хватает не оправдывающегося говнюка Стеллы. Она позволяет мне быть нежным. Она терпеливо ждет, чтобы затем погрузиться в глубины настоящего секса, о котором просит, глубже и глубже. Она спросит: Не хочешь поиграть с нашей камерой сегодня? Нет, Лепесточек, достаточно того, что ты просто рядом. Ты иногда скучаешь по клубу? Нет, Лепесточек, я счастлив здесь и сейчас, когда наша дочь спит прямо по коридору. Тебе очень нравится смотреть на них, правда? Нравится их вкус? Я хотел, чтобы она ни о чем не задумывалась. Чувствовала себя в безопасности и желанной. Я закрыл глаза, поглощенный парадоксальным чувством легкости, когда Сара медленно приближалась к оргазму подо мной, ощущая боль в груди при осознании того, что где-то преступив черту, я вовсе забыл о том, что нужно ей. *** В четыре утра я сидел на полу детской, в то время как Сара кормила Аннабель. Небо за окном было насыщенного иссиня-черного цвета, и даже для этого часа на улицах Верхнего Ист-Сайда было довольно тихо. - Ты не должен был вскакивать с нами, - прошептала она. Сара твердит это фразу каждое утро, беспокоясь о моем недосыпе и предстоящем долгом рабочем дне. Но здесь, прямо сейчас, мое любимое время дня. - Я укутаю ее потеплее и отправлюсь на пробежку, как вы закончите. Сара наблюдала за мной в темноте: - Я люблю тебя. Сглотнул, кивая, стараясь побороть ком в горле, чтобы повторить это признание. Я едва уснул вчера ночью после осознания того, что так долго восхищался Мамочкой Сарой, что отчасти не позволял себе наслаждаться Сарой как женщиной. - Что-то не так? - прошептала она, наблюдая за тем, как я напряжен. - Думаю, нам нужно прийти к соглашению и вернуть прежних «нас» перед тем, как ты снова забеременеешь. - «Нас»? - повторила она. - Думаю, я слышал, о чем ты говорила прошлой ночью. Она нахмурилась, отчего я сделал вывод, что Сара не совсем понимала, о чем именно я говорил: