Никогда в своей жизни я еще не был зависим ни от чего, кроме успеха. Потому непреодолимая жажда поглотить каждую частичку Эш была почти невыносима. Я чувствовал себя слабым. Словно она держала мои яйца в своей чопорной руке. И могла покончить со мной, просто сдавив пальцы. Я напрягся, готовый разжать ее хватку и отстранить от себя, но услышал, как Эш тихо засмеялась, и замер. — Что? — проскрежетал я сквозь зубы, но не смог сдержать ответную улыбку. — Просто стало интересно, как долго я смогу обнимать тебя, прежде чем ты совершишь свой великий побег. — Играешь со мной, малышка? Она посмотрела на меня и выгнула бровь. — Этим ведь мы и занимаемся, Уин. Играем. ***** — Что творится с твоей сестрой? — тихо потребовала мама, чтобы слышал только я. — Она меня избегает. Я проглотил оставшееся в бокале шампанское и поставил его на ближайший столик, прежде чем повернуться к матери. — Элейн? Она поджала губы, и я почувствовал ее раздражение даже сквозь ламинированную маску. — Тинсли. Да и с тобой что творится, если уж на то пошло? Клянусь, сегодня все мои дети ведут себя ужасно, причем пытаются вызвать мое недовольство, похоже, совместными усилиями. — Уверяю, никто не пытается тебя расстраивать, — ответил я с улыбкой. — Просто оставь их в покое. Они развлекаются. — А ты? — О да, безмерно. — И я верю тебе, Уинстон, — медленно произнесла она, ее глаза потемнели от подозрения. — Вопрос в том, почему? Что ты задумал? — Тебе не о чем беспокоиться, — мягко заверил я ее. — А теперь прости, мне нужно бежать, — я хотел выследить Эш, вырвать ее из рук Перри и снова потанцевать с ней, вспоминая, как раскрасил ее прекрасное лицо спермой меньше двух часов назад. — Мне нужно кое-кого найти. — Вообще-то, — произнесла мама, поймав меня за рукав смокинга и впиваясь длинными ногтями в бицепс, — останься, дорогой. Мы должны кое-что сделать. От хищного блеска в глазах матери мне стало нехорошо. И я понял, в чем дело прежде, чем обернулся. Я узнал этот аромат и тут же бросил на маму обвиняющий взгляд. На ее губах уже сияла приятная улыбка, но от меня не укрылся крывшийся в голубых глазах обычный расчет. И дело не во мне. Во всяком случае, не напрямую. Это не предательство. Скорее стратегический ход. Обернувшись, я уставился на вновь прибывших с самым невозмутимым выражением лица, на какое только был способен. Моя бывшая. Та, что сломала меня, когда я был мягким, слабым и чертовски уязвимым. В действительности мне стоило ее поблагодарить. Ведь только благодаря этой женщине я стал тем, кем был сегодня. Из-за нее я заковал собственное сердце в железную тюрьму, похоронил под гранитом и закрыл на замок величиной с гребаную Луну. Я стал твердым, потому что она меня таким сделала. И это не в хорошем смысле фразы. Именно из-за нее я вынужден отказывать себе в некоторых аспектах жизни. Как Эш Эллиот. Конечно, я заполучил ее во всех смыслах этого слова, но все же не так, как в тайне хотелось. Я не овладел ею полностью. Пока нет. И не смогу. Никогда не смогу. Женщина, стоявшая передо мной, была живым доказательством этому. Мередит как всегда была олицетворением сногсшибательного совершенства. Шелковистые светлые волосы, накаченная грудь, обтягивающее красное платье, обрамлявшее стройную фигуру в форме песочных часов. Не то чтобы я не видел ее с момента нашего расставания в подростковом возрасте — все же мы вращались в одних кругах — просто тяжело было смотреть на нее в наших владениях. Словно все это принадлежало ей. Только вот она никогда не принадлежала мне по-настоящему, и мои родители это знали. — Мередит, — холодно и безразлично поприветствовал я ее, — приятно видеть тебя здесь. Дункан Бэлтридж, по совместительству ее муж, которого я обожал регулярно подставлять, протянул мне ладонь, и мы обменялись рукопожатиями. — С днем рождения, мужик. Мы удивились приглашению, но ни за что в мире не упустили бы возможность здесь побывать. «Верно, а кто не хотел попировать со львами, так?» Сегодня съехались все. И гиены Мэннфорд, и змеи Бэлтридж. Я был также уверен, что прятавшиеся неподалеку крысы Морелли, истекали слюной, мечтая попасть на бал и пожирая любые крошки, брошенные к их ногам. Я поймал ухмылку Китона, стоявшего неподалеку со своей сияющей бриллиантами подружкой, повисшей на его руке. Я часто задавался вопросом, почему мама играла с ним в эту игру. Зачем навязала ему другую успешную семью. Ведь наши с Мередит отношения провалились по всем фронтам. Я думал, что встречаться и влюбляться в кого-то из нашего круга — правильный выбор. Но в мире денег было возможно либо одно, либо другое. Удобство или любовь — по отдельности, но никогда не вместе. Мать с радостью раскрыла мне глаза на то, какой вероломной сукой была Мередит, лишь бы спасти меня от ужасной ошибки. С тех пор она не пыталась свести меня с кем-то или подтолкнуть к отношениям. Перри она тоже не трогала. Но Китона… Я отвел взгляд от брата и снова посмотрел на мать, вопросительно выгнув брови. Она же шагнула вперед, обняв меня за плечи и улыбнувшись Мередит. — Вижу, ты решилась на операцию, дорогая, — промурлыкала мама. — Подумать только! Мередит восприняла это как похвалу и стала прихорашиваться, несколько раз переступив с ноги на ногу, чтобы все увидели, как покачивалась ее новая грудь. — Спасибо, миссис Константин. Это был подарок Дункана мне на день рождения. Дункан, этот тупой ублюдок, горделиво приосанился, словно сам делал Мередит эту операцию, а не просто отдал ей черную пластиковую карту AMEX. — А ваш врач принимает новых пациентов? — спросила мама, ее вежливый тон скрывал истинный мотив вопроса. — Думаю, она нашла бы место для кого-то из Константинов, — выдохнула Мередит. — Доктор Мэннфорд — моя подруга. Я могу замолвить за вас словечко. — Доктор Мэннфорд? — ахнула мама. — О, какое чудесное совпадение. Она сегодня тоже здесь. Возможно, нам следует оставить мальчиков болтать об их делах, а самим пойти поболтать с талантливым доктором. Мередит выпятила нижнюю губу. Раньше из-за этого жеста я готов был сделать для нее что угодно. — Обещаю, что мы обязательно наверстаем упущенное, Уинстон, — она широко улыбнулась, а потом подошла ближе, чтобы поцеловать меня в щеку, при этом прижавшись ко мне своей новой грудью. — С днем рождения. Я с трудом удержал невозмутимое выражение лица, хотя очень хотелось закатить глаза. Когда мама все же увела Мередит, я нашел взглядом Эш, стоявшую в другом конце зала. Уперев руки в бедра, она хмуро смотрела вслед жене Дункана. Эш ревновала. И мне это показалось милым. С этим я мог работать. — Дункан, — произнес я, повернувшись к краснолицему, преждевременно начавшему лысеть парню, даже смотреть на которого мне было неприятно. Каждый раз хотелось утереть ему нос. — Я как раз собирался назначить тебе встречу. — Да? — С прискорбием вынужден сообщить, что я допустил ошибку, стоившую мне Бэлтридж Плаза. — Моего здания? — растерянно моргнул он. «Нет, моего, ублюдок». — Когда у тебя столько всего во владении, иногда что-то ускользает из вида, — нахмурился я. — Надеюсь, ты не сердишься. О, Дункан был в ярости. Как вулкан, готовый к извержению. Его щеки покраснели больше обычного, а толстая шея покрылась пятнами. Я практически видел, как из ушей Дункана повалил пар. — И как мы его вернем? — рыкнул он. «Мы». «Придурок». — Вот поэтому мне так неловко, — произнес я, намеренно поморщившись. — Я по ошибке продал его Морелли. Дункан резко побледнел. — Т-ты продал мое фамильное здание этому мусору? — Я же сказал: по ошибке, — я поднял руки в успокаивающем жесте. — Однако, как ты знаешь, в этом мире нет ничего окончательного. Если хочешь чего-то достаточно сильно, то борешься.