Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 6 из 8 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Эй, парень, а ну вставай! Ты заплатил только за ночь, а уже утро. Грон открыл глаза и сел. В проеме приоткрытых ворот конюшни маячила фигура хозяина придорожного трактира. Грон моргнул и, подняв руку, выдрал из волос запутавшиеся в них соломинки. Значит, он задремал-таки после того чертового петуха. — Ну, проснулся, что ли? — Да, господин, — кивнул Грон и уперся в земляной пол, поднимаясь на ноги. — Жрать будешь? Грон рефлекторно сглотнул, жрать хотелось, но в его тощем кошеле было всего лишь два толара и семь медных монет. Вытаскивать на свет божий золотые толары в этом трактире было бы верхом безрассудства, как, впрочем, и в любом другом придорожном трактире на тракте. А на медную монету он мог бы получить всего лишь миску горячей требухи. До Жадкеи же было еще как минимум четыре дня пути, как раз на четыре медных монеты. Так лучше уж поесть вечером. Тем более что в этом случае ему, как уважаемому (ну условно) и платежеспособному посетителю, могут за ту же медную монету разрешить переночевать на конюшне. А то придется платить за ночлег в зале. Ночевать на улице уже было нельзя. По какому-то капризу природы на эту неделю, что он был в пути, выпало относительное затишье — осенние ливни будто решили сделать паузу, а зима еще не вступила в свои права, но лужицы поутру уже вовсю подергивались ледком. — Нет, господин. — Тогда вали отсюда, — пробурчал хозяин и исчез из проема приоткрытых ворот. Спустя десять минут Грон, прихрамывая, шагал по обочине размокшего, но уже начавшего слегка подсыхать торгового тракта, связывающего Эзнельм с Жадкеей. Из замка он выбрался спустя полчаса после того, как на пол у его ног грянулось тело Безымянного. Несколько мгновений он ошарашенно пялился на труп, а затем до хруста стиснул зубы, чтобы не заорать. Черт, черт, черт, черт!!! Проклятье! Ну что за сволочное невезение?! Это тело никак не желало подчиняться ему в полной мере, реагируя на внешние раздражители с непосредственностью и порывистостью пятнадцатилетнего. А в этом возрасте руки, ноги и, главное, язык живут не просто намного впереди мозгов, но еще и по большей части совершенно отдельно от них. И все реакции крайне просты и однозначны, а суждения резки и безапелляционны. И как теперь быть? Грон оглянулся. Коридор, слава богу, был безлюден. Его никто не видел. Но можно не сомневаться, что расскажут Борнус и Тай тем, кто будет проводить расследование по поводу убитого Безымянного. Несколько мгновений он размышлял над тем, а не сделать ли так, чтобы Борнус и Тай никому ничего уже не смогли рассказать, но затем отверг этот вариант. Никакого серьезного выигрыша это не сулило. К тому же едва в пределах его досягаемости окажется какой-нибудь Безымянный, то, что он хотел бы сохранить в тайне этими смертями, мгновенно сделается очевидным. Да и, если честно, рука не поднималась на пятнадцатилетних пацанов, которых та часть его личности, которая относилась к Соболу, продолжала воспринимать как друзей-приятелей. Значит, оставалось одно — бежать. Причем немедленно. Первого Безымянного сменили с поста довольно быстро, так что замена второму может прийти с минуты на минуту. Грон, прихрамывая, бросился к дверям спальни. В спальне все было тихо. Он торопливо наклонился и вытащил из-под кровати плетеную корзину с личными вещами. Что брать? Нога все еще не работала в полной мере, так что много вещей он унести не сможет. Да и совсем уж хорошие вещи ему не нужны. Не вызывает сомнений, что, после того как обнаружат мертвого Безымянного и выбьют из Тая с Борнусом все, что им известно, его начнут искать. А кого будут искать? Молодого дворянина, младшего сына барона Расдора, раненного в ногу. И что мы с этим можем поделать? С молодостью — ничего. С дворянством?.. Притвориться недворянином — возможно. Но не с его одеждой. Значит, надо изыскать возможность поменять ее, а пока натянуть что-нибудь наиболее неприметное. С ранением… ну будем стараться не хромать. Насколько возможно. С сыном барона Расдора? Значит, двинемся в сторону от владений отца. Какой из всего этого сиюминутный практический вывод? Из вещей, кроме вот этих простых штанов, обычно надеваемых на разные хозяйственные работы, такой же рубахи и старенькой, давно ставшей ему маловатой и потому столь же давно не надеваемой куртки из овчины, захватим немного исподнего на смену. Остальное — бросим. Грон затолкал в корзину большую часть личных вещей и на мгновение задумался. Может, остальное сжечь? В замке вон какие собачьи своры. Но в памяти Собола не было ни одного случая, когда с собаками разыскивали людей. К тому же это его намерение было слишком затруднительно осуществить. Для надежности следует сжечь не только личную одежду, но и простыни с подушками, и тренировочное оружие из учебной оружейной, и попону с седлом, хранившиеся на конюшне. Да с его ногой на это потребовалось бы полдня… вернее полночи. Он спустился по винтовой лестнице во двор и замер, притаившись в проеме боковой двери. Замок спал. Никакой смены Безымянного ему по дороге также не встретилось. Похоже, пока боги на его стороне… или Владетели, кто их разберет. Грон несколько неуклюже выскользнул из проема и с замирающим сердцем двинулся в обход двора, стараясь держаться в тени. Ему удалось миновать дверь кухни, обогнуть конюшню и подобраться к воротам, как в проеме ворот внезапно что-то шевельнулось. Грон замер, стиснув зубы. А он-то рассчитывал, что привратная стража уже успела заснуть. Ну что им еще делать у запертых ворот герцогского замка, возвышающегося в самом центре весьма большого, по здешним меркам, столичного города герцогства? И что теперь? — Повинуюсь, господин, — гулко пророкотало из темного проема ворот. Сердце Грона едва не выскочило из груди через горло. Несколько мгновений он отчаянно пытался остановить дрожь всех своих конечностей, а затем шумно выдохнул и утер пот. Пронесло. — Эй ты, потише говори, шепотом. — Повинуюсь, господин, — отозвался часовой Безымянный уже на два тона глуше. — Хорошо. — Грон наконец сгреб в кучу все свои конечности и получил-таки возможность двинуться вперед. — Открой калитку, только тихо. В темноте что-то едва слышно звякнуло, а затем послышался тихий скрип отворяемой двери. Грон приблизился к едва различимому в темноте проему и, повернувшись к Безымянному, приказал: — Как только я выйду, закроешь за мной калитку и… забудешь, что меня видел. Кто бы тебя ни спрашивал, ты меня не видел и ничего обо мне не знаешь, понятно? — Да, господин. Грон с сомнением покачал головой. Кто их знает, этих Безымянных, как у них все там, в голове, происходит. Не исключено, что на прямой вопрос типа «Что велел тебе такой-то?» это чудо заявит: «Господин велел забыть, что я его видел», но с этим он ничего поделать не мог. Поэтому Грон решил просто положиться на удачу. И, слава богу, она его не покинула. Как минимум в ту ночь… Отойдя от трактира на пару миль, Грон свернул в лес и через сотню шагов остановился, скинул со спины мешок и потянул с плеч куртку. Еще в первый вечер, который Грон рискнул провести в лесу, в полумиле от Жадкейского тракта, он вырезал ножом из найденной на земле старой дубовой ветки несколько шариков и вот уже который день мял и крутил их в руках, тренируя пальцы и укрепляя связки. А два дня назад начал устраивать себе пока еще короткие, получасовые тренировки, занимаясь в основном растяжкой и упражнениями с собственным весом. Собол был, конечно, парнем, по местным меркам, вполне развитым, но до кондиций Великого Грона ему было еще очень далеко. Впрочем, подобных кондиций ему, пожалуй, не достичь. Во-первых, тело Собола все-таки заметно уступало тому телу, что получил Грон в своем предыдущем мире, а во-вторых, нога, даже если и заживет, все равно никогда уже не сможет выдать всю заложенную в ней природой скорость и силу. Похоже, придется даже смириться с хромотой, будем надеяться, что легкой… Размявшись и поделав растяжку, Грон упал на кулаки и принялся отжиматься. Согнув и разогнув руки семьдесят два раза, он лег на опавшую листву и некоторое время отдыхал. Неплохо. Два дня назад он закончил на шестидесяти пяти. Но на семидесяти двух, пожалуй, стоит сделать «полку». Дня на три-четыре. И уже перед самой Жадкеей попытаться довести до восьмидесяти. Поприседав на здоровой ноге и с десяток раз подтянувшись на ветке, Грон обтерся старой рубахой и принялся одеваться. Кроме повышения физических кондиций эти тренировки преследовали еще одну цель. Грон приучал свое новое тело повиноваться его воле. И это уже начало приносить кое-какие результаты. К деревне он подошел уже в сумерках. Жадкейский торговый тракт был обустроен давно и основательно, поэтому расстояния между деревнями и придорожными трактирами обычно составляли где-то половину дневного перехода торгового каравана, чья скорость движения примерно соответствовала скорости пешего путника. Так что торговцы могли себе позволить на половине дороге остановиться и перекусить горячим обедом, а затем продолжить движение, не сомневаясь, что в конце утомительного дня обязательно доберутся до очередного комфортного (по местным меркам) убежища. Грон, путешествуя в одиночку и жертвуя обедом, успевал за день отмахать где-то вполовину больше, чем торговый караван, останавливаясь на ночевку не во втором, а в третьем встретившемся за день трактире. Что его вполне устраивало, поскольку он появлялся в трактире к тому моменту, когда большинство путников успевали не только поужинать, но и опрокинуть несколько стаканчиков сидра или смородиновой настойки. Так что у них уже не было особого желания (да и возможностей) внимательно вглядываться в лица вновь прибывших. Что Грону и было надо. Однако когда он миновал околицу и двинулся по улице, в конце которой маячил трактир, у Грона засосало под ложечкой. Похоже, сегодня рассчитывать на бесплатный ночлег нечего. Вся площадь перед таверной оказалась забитой возами. Это означало, что в деревню прибыл большой караван, ну или два, если обычных. А значит, все места на конюшне будут заняты. Да и лавки в зале тоже. Во всяком случае, надеяться, что ночлег обойдется в одну медную монету, не стоит. Да и порция требухи вполне могла изрядно вырасти в цене. Эвон ртов-то сколько. Грон остановился у широкого крыльца, тщательно счистил заранее припасенной палочкой грязь с башмаков и… влетел в зал, распахнув дверь собственным лбом, от крепкого удара по спине, сопровождаемый радостным гоготом. В зале было темновато. То есть Грону, с сумерек, показалось, что достаточно светло, но сквозь густой дым от трубочного зелья, по вкусу и аромату скорее напоминавшего высушенную хвою, однако пользовавшегося у местного простого люда немалой популярностью, огоньки свечей едва просматривались. Грон сделал несколько шагов вперед, затем два в сторону и лишь после этого обернулся, чтобы посмотреть, кто это так над ним пошутил. Внутри него клокотала высокомерная ярость юного дворянина Собола ад Градана, но за прошедшее время он довольно сильно нарастил возможности контроля этого тела, поэтому снаружи вся эта буря обозначилась лишь слегка порозовевшими щеками. — Что, соплячок, испугалси? — весело поинтересовался рыжий детина, улыбаясь во весь свой щербатый рот. Грон неопределенно повел плечами. Оприходовать этого дылду он, даже в своем нынешнем состоянии, скорее всего, сумел бы за пару минут, чего-чего, но «выключающие» точки на человеческом теле он сумеет отыскать даже с завязанными глазами, однако затевать шумные разборки ему по-прежнему было не с руки. — Не боись, дядя тебя сильно обижать не будет, — покровительственно кивнул детина и попытался с размаху хлопнуть Грона по плечу. Каковое действие, по его мнению, непременно должно было привести к очередной крайне веселой, на его вкус, сцене — валяющемуся на полу и громко стонущему сопляку. Но Грон чуть качнулся в сторону и максимально опустил плечо, так что опущенная с силой рука детины лишь скользнула по его плечу, и детина едва сам не шмякнулся на пол. С трудом удержавшись на ногах, он разогнулся и обиженно воззрился на Грона. — Ты чего это? — Ничего, уважаемый, — еще раз попытался обойтись без шумного выяснения отношений Грон, — просто собираюсь перекусить.
— Чего?! — взревел детина и, выбросив вперед руку, ухватил Грона за плечо будто клешнями. — А ну стоять! Грон тихонько вздохнул. Шансов разрешить дело тихо и мирно практически не осталось. Ну встречаются на земле люди, которым очень тяжело жить с ненабитым рылом. Вот они и цепляются ко всем встречным-поперечным с громкими просьбами облегчить им их столь тяжкую и незавидную долю. И им облегчают… Впрочем, Грон сделал еще одну, последнюю попытку. — Уважаемый, я собирался просто перекусить. Не мешали бы вы мне, — негромко, чтобы не провоцировать вероятного противника «на слабо», произнес он, однако на всякий случай перенося левую руку на правое запястье потенциального противника. — Да я тебе, сопляк!.. — взревел детина и… дико завизжал, когда Грон надавил ногтем на достаточно широко известную болевую точку в основании его большого пальца. Грон перехватил его локоть, развернул и резко дернул. Раздался хруст. Детина взревел и, вопя, шмякнулся на задницу. Таверна содрогнулась. Разговоры мгновенно смолкли. Лица всех присутствующих обратились к Грону. Он вздохнул. Да уж, перекусил незаметно. С другой стороны, границы Эзнельма он пересек еще полтора дня назад и теперь находился в Жадкее. Может, и пронесет. Тем более что никаких гонцов, со срочными приказами мчащихся по торговому тракту, он пока тоже не видел. — Ну ты! Ты напал на моего побратима! — взревел грубый голос от одного из столов. Грон скрипнул зубами. Еще и массовой драки ему здесь не хватало. Пожалуй, надо уносить ноги. В конце концов, деревня — не одинокий придорожный трактир, при удаче вполне возможно пробраться на чей-то сеновал либо заночевать в стогу сена где-нибудь за околицей. Задубеешь, конечно, — в стогу нет лошадей, своим телом греющих воздух в тесной конюшне, но лучше уж померзнуть, чем устраивать махач, о котором потом неделю будут судачить во всех придорожных тавернах от Эзнельма до Жадкеи. — Эй, погонщик, насколько я видел, все было с точностью до наоборот. Твой друг напал на него, а этот славный юноша только защищался. Все тут же повернулись в ту сторону, откуда донесся новый голос. Он принадлежал тощему, долговязому человеку, одетому как дворянин, но на его стоптанных сапогах виднелись простые стальные шпоры-колючки. На лавке рядом с долговязым лежали потертая кожаная шляпа с широкими полями и бронзовой пряжкой, толстый шерстяной плащ и узкий меч-шпага, носящий здесь наименование ангилот, в простых ножнах. — Да ты кто такой?! — взревел погонщик, размерами ничуть не уступающий тому, который сидел сейчас на полу, баюкая сломанную в локте руку. — Гость моей таверны, — послышался от стойки не менее громкий и грубый голос. Головы всех повернулись уже туда. В проеме кухонной двери стоял дюжий мужик в широких штанах и кожаном фартуке на голое тело. В правой руке у него был зажат массивный тесак с налипшими на лезвии волокнами мяса. — И мой друг. А если кому-то не нравятся мои друзья, то им следует шустро покинуть мою таверну. Пока я сам не занялся такими неуважительными гостями. Погонщик, уже почти выбравшийся из-за стола, притормозил, озадаченно крутя головой и бросая взгляды то на долговязого, то на хозяина таверны, а затем оглянулся на своих. — Да ладно тебе, Пург, — примирительно произнес пожилой мужик, сидевший за тем же столом, что и погонщик, и сильной рукой притянул растерявшегося дебошира к лавке, — не заводись. Замяли. Хозяин таверны обвел зал угрюмым взглядом, а затем скорчил скучающую рожу и, не торопясь, отступил в кухню. Грон проводил его взглядом и развернулся в сторону одинокой фигуры. Человек в одежде дворянина поймал его взгляд, улыбнулся и сделал приглашающий жест. — Присаживайтесь, юноша. Повторять приглашение не потребовалось. Тем более что, как заметил Грон, других свободных мест в зале не было. Не успел он опуститься на лавку, как у столика возникла крепенькая служанка. — Что желает молодой господин? — Требухи, — живо отозвался Грон и осторожно поинтересовался: — Почем тарелка? Служанка бросила взгляд на соседа Грона, и скромно, но оч-чень завлекательно потупив глазки, пробормотала: — Для вас — один медяк. Грон кивнул и, покопавшись под курткой, выудил из кошеля один медяк. — Пить что будете? — поинтересовалась служанка, засовывая медяк за лиф. — Воду. — А принеси-ка нам, Алтея, сидра, — внезапно встрял в его заказ сосед по столу. — Почему бы нам с молодым человеком сегодня немножко не расслабиться? Грон повернулся к долговязому. — Прошу простить, ваша милость, но я не… — Я вижу, молодой человек, — спокойно сказал тот. — Давайте будем считать, что я вас сегодня угощаю. — Он сделал паузу и, дождавшись, когда служанка отошла от стола, качнулся вперед, наклонившись почти к самому лицу Грона, и тихо произнес: — Ведь мы, беглецы, должны помогать друг другу. Не правда ли? 4 — Укол, еще укол, блок, опять укол… ноги, ноги где? А корпус? Ты будешь работать или нет?!
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!