Сяоцин Хуан поднялся и сказал, обратившись к Сяо Линцзы: – А знаешь почему? Потому что наша реклама уже проникла в сердца людей. Слышал этих ребят, которые сидели за соседним столом сегодня? Наша книга уже начала влиять на их жизни! Но до 1997 года осталось чуть меньше пяти лет, а это значит, что мы должны продолжать усердно работать и извлекать выгоду. Сяо Линцзы повернулся к Сюеи Чену, его глаза заблестели: – Господин директор, мы скоро покончим с пекинским рынком, но мы не можем рассчитывать только на себя, нужно привлечь других инвесторов к нашей работе, затем поделить рынок, чтобы в каждой провинции был наш представитель. Пекин почти завоёван, я предлагаю нам увеличить масштабы продаж. Нельзя, чтобы всё держалось только на одной книге, это неправильно, ведь мы хотим разбогатеть. – Директор Хуан, а эта книга, ну то, что в ней написано, это правда? – спросил Сяо Линцзы, вытирая капли жира с губ. – А кто его знает, – с пафосом ответил Сяоцин Хуан. – Но ведь… как так? Разве это не глупо? – ответил Сяо Линцзы. – Да какая разница? Хочешь сказать, эту книгу не выдумали люди? Каждый человек, прочитав, сам решит, как на это реагировать. Людей много, естественно, что тех, кто примет всё близко к сердцу, будет немало. – У нас только эта книга, сформированная по чьим-то рассказам, верить или нет – дело автора. Как говорится, успех одного лежит через жертвы многих. Мы хорошо подзаработали, есть свой капитал. А что касается общества, ну, это их проблемы. Это вроде как называется общественные издержки. Жизнь в обществе вообще казино: есть победители, есть проигравшие. Какого чёрта ты вообще запереживал? И вообще, моя креативность сдвинула мир с мёртвой точки, посмотри как перепуганы китайцы, хоть какой-нибудь исторический герой мог такое? Я хочу максимально с этого разбогатеть, – тараторил без остановки Сяоцин Хуан. Сердце Сюеи Чена, смотревшего на сияющее лицо Сяоцин Хуана, вдруг заныло. Он в который раз восхитился одарённостью Сяоцин Хуана. Он понимал, что поскольку Сяоцин Хуан не получил должность одного из акционеров, где-то в душе он затаил обиду. Но про себя Сюеи Чен думал, что всё сделал правильно, иначе потом столько было бы противоречий, да и к тому же это несправедливо, ведь капитал и идея изначально его, все риски на нём, с какой стати делать кого-то ещё акционером? Заработаем деньжищ – получит побольше, и всё честно. Сяоцин Хуан, говоря, что идея его, разве не приписывал себе чужие заслуги? Люди, которые делают великие дела, обычно великодушны, их главная конечная цель – уважение окружающих, хотя нет, даже не уважение, а преклонение. Добился успеха – тут же на голове лавровый венок. «Самое важное для меня, – думал Сяоцин Хуан, – продвинуть сына Сяои, чтобы уехал за границу учиться и начал всё с высокого старта, не то что я». Тут же с болью на сердце он вспомнил жену… «Ведь у этой жирухи ничего нет сейчас». Книжный рынок Пекина открылся им. Это был первый раз, когда Цин Ни присутствовала в зале суда в качестве юриста, и это было не открытие дела, а вынесение судебного приговора. Места для свидетелей были заняты одной дородной мамашей с тёмными кругами под глазами. За скамьёй подсудимых стоял один высокий здоровяк крепкого телосложения, фигурой напоминавший гориллу. Рядом с ним, не доставая его плеча, стоял судебный пристав, обвинителя пока не было. Места для публики были заняты только одним человеком. – Сейчас огласят приговор по уголовному делу… Суд считает, что не было акта изнасилования. Мамаша забеспокоилась, вскочила, на лице блестели капли пота. Обвиняемый, тронутый решением суда, повернулся к местам для публики, где сидела девушка, и заплакал. Цин Ни – прекрасная девушка. У её родителей никогда не возникало и мысли, что они хотели сына больше, они лишь хотели, чтоб она всегда могла беззаботно существовать, подобно ребёнку. Цин Ни Ван красива. Она выросла в уездном городке западной части Внутренней Монголии. Она родилась во время китайской культурной революции в 1971 году. Отец её всю жизнь проработал в организационном отделе партком уезда. Уездный центр находился на западе реки Хуанхэ. Фактически это был небольшой городок, население которого составляло чуть больше двадцати тысяч человек. Поскольку город находился вблизи реки, забираясь на полицейскую вышку можно было видеть дорогу к реке, над которой расстилался туман. Дорога вела на запад, в самом её конце был перекресток. На юге от перекрёстка стоял огромный супермаркет, на севере – почта, на западе – трёхэтажное здание парткома уезда, а на востоке – здание суда. Семья Ван всю жизнь прожила за зданием суда. Отец Ван работал в орготделе и был уважаемым человеком, при встрече каждый ему кивал. Ещё будучи ребёнком Цин Ни помнила, что все окружающие, завидев её отца, первыми подходили здороваться. По правде говоря, их семью нельзя было назвать влиятельной, но и обычной тоже не назовёшь. В этой обстановке она провела восемнадцать лет своей жизни. Во всём городке было только две начальные школы. Когда Цин Ни стала ходить в начальную школу, она нисколько не выделялась из толпы. Её жидкие волосы всё время были собраны в косичку. Но стоило ей пойти в среднюю школу, как её внешность резко изменилась. Её классная руководительница Ли получила образование в Пекине, отец её – военный участвовал в революции в провинции Цзянси, из пяти контрпоходов китайской красной армии он участвовал в четырёх, а после – и в других сражениях. Ему пророчили большое будущее, вместе с Линь Бяо бороться в антипартийной группе, но он рано скончался. Ли была похожа на своего отца. Она не осталась в Пекине, вернулась во Внутреннюю Монголию. Она – хороший учитель, уникальный, заботилась о детях больше, чем многие родители. Она выросла в «красных стенах», видела многих руководителей ЦК, так как в конце каждой недели у них устраивались танцевальные вечера. Училась она хорошо, с детства у неё были свои далёкие идеалы, была начитанной, зная как западную литературу, так и древнекитайскую. Оставшись во Внутренней Монголии, она решила стать учителем русского и литературы. Цин Ни в то время училась у учительницы Ли. Её подход к литературе не производил на Цин Ни особого впечатления, но вот её воспоминания о Пекине и больших городах оказали серьёзное влияние на Цин Ни. Дети из провинции больше всего любили слушать воспоминания учительницы Ли о детстве, о Ванфуцзин, Дашилань, Цяньмэнь, о московских ресторанах, всё это оставило огромный отпечаток. У учительницы Ли была ещё одна особенность – она поощряла детей учить английский. В то время учить языки было непопулярно, мол, заграница далеко, а иностранцы – плохие люди. Но Ли говорила: к тому моменту, как вы вырастите, английскому языку будет отведена ключевая роль. Все восхищались Ли, а она изящно стояла у доски и объясняла тему. Она всегда говорила очень убедительно, чем заставляла людей ей верить, а результаты по анлийскому языку в её группе были самими выдающимися. Цин Ни как-то утомлённая сидела под тополем около здания суда, рисовала домик, потягивалась, её движения были странными, но прелестными. На улице постоянно одни и те же лица, этот одноэтажный магазин со своими вывесками со своими лозунгами в духе: «Развиваем экономику», эти стеклянные витрины, да даже этот кирпич, об который рано или поздно кто-то споткнётся. Всё это Цин Ни видела миллион раз. Ей надоела такая однообразная жизнь. Какая же везучая учительница Ли, выросла в Пекине. Хоть сейчас она и живёт в глуши, но она всё видела с малолетства. У неё есть много детских фотографий, чёрно-белых, на которых видно, как её жизнь отличалась от жизни остальных. На фотографии генерал с нахмуренными бровями – это её отец, а женщина с тонкими и правильными чертами лица – её мать. Вот их огромный одноэтажный дом со своим двором. Цин Ни мечтала о такой аристократичной жизни, хотя её отец – всего лишь рядовой компартии уезда, но он очень уважаем среди людей. В руках учительницы всегда была книга в коженном переплёте под названием «Конец света», которая помогла учительнице изменить взгляды Цин на жизнь. Она стала отличницей, на каждом уроке усердно трудилась, а по окончании школы сдала экзамены лучше всех. Цин Ни намеревалась уехать далеко-далеко. Учительница Ли очень много рассказала им об известных произведениях, из иностранной литературы Цин узнала про профессию юриста. Цин Ни полагала, что юрист – представитель высшего общества, который защищает интересы рабочих. В её представлении это была такая же благородная профессия, как и учитель. Спустя время, когда на её счету уже было двадцать восьмое судебное разбирательство, она вспомнила про свои девичьи взгляды и рассмеялась. Училась она хорошо, но не стремилась вступать в пионерские отряды и никогда не изъявляла желания взять на себя роль старосты. Сдав экзамены после окончания школы, она поступила в Китайский университет политики и права. Как только она поступила, весь их городишко уже знал, что дочь Вана поступила в престижный столичный университет. В течение четырёх лет учёбы она всё своё время тратила на изучение теории и английского языка. У неё не было времени посмотреть даже пекинские достопримечательности, даже на Ванфуцзине она была всего несколько раз, и то ради шоппинга. У неё была любовь с детства к парню по имени Хай Тао, но прошли годы и он изменился, она в конце концов решила больше не ворошить прошлое и не возвращаться в свой городишко, чтобы отрубить с концами все эти мысли. И тут судьба заставила её поверить. Однажды Цин Ни пошла погулять недалеко от пруда. По дороге около небольшого магазинчика воришка выхватил из её рук кошелёк. Новенькая в Пекине, всё что она могла – это сесть и заплакать. Хотя в кошельке было всего чуть больше сорока юаней, но денег на дорогу до университета не было. Её обступила толпа людей, но нашёлся молодой белолицый паренёк в цветной футболке, который предложил ей помощь. Он пригласил её перекусить, а потом помог добраться до университета. Его звали Лю Цзюнь, он был младше её на два года. Лю Цзюнь – единственный ребёнок в семье, его родители – рабочие, они жили недалеко от пруда в одноэтажном двухкомнатном домике. Познакомившись, молодые люди стали друзьями. Он чуть ли не каждый день добирался до её университета, чтобы провести с ней время. У него не было постоянной работы: сегодня здесь поработает, завтра – там, в основном, конечно, жил за счёт родителей и их дохода. Лю Цзюнь, хотя и вырос в Пекине, но был сыном простых рабочих. Он восхищался сильным характером Цин Ни, но чувствовал себя не совсем достойным такой девушки. Цин Ни же он нравился, её привлекали его порядочность и отзывчивость. В его глазах Внутренняя Монголия казалась далёким и безлюдным местом где-то на краю света. Но так было поначалу. Потом, когда Цин Ни рассказывала ему про свою малую родину, он проникся симпатией, проявлял к ней безграничную нежность, как к сестре. Каждый день вечером он оказывался около спортивной площадки университета, выглядывая Цин Ни, которая с рюкзаком шла к нему вприпрыжку. У них не было денег, и они обычно покупали тоуфу с пальменями. В её группе был ещё парень из провинции Аньхой, его звали Тин Юн, ребенок, выросший в горах. Как только Тин Юн переступил порог университета, он сразу влюбился в Цин Ни. Она сразу заметила это, но ответить взаимностью не могла. Ещё с уроков учительницы Ли она усвоила истину: если быть человеком, то благородным, если любить кого-то, то сильнее, чем себя. Тин Юн был ребёнком из крестьянской семьи, вырос неподалёку от известной горы Хуаншань. Наружности однако он был благородной, но в душе был ранимым и по натуре сентиментальным. Цин Ни понимала, что из таких людей обычно ничего путного не выходит. В университете он особо ничем не выделялся, нельзя сказать, что совсем ничего не делал, но особо и не перенапрягался. Его нежное отношение к Цин Ни было заметно всем. Ради любви он был готов идти на любые жертвы. Однажды во время вечернего собрания Цин Ни почувствовала боль внизу живота, свойственную девушкам юных лет. Мама говорила, что у всех девочек с Хуанхэ такая болезнь. Цин Ни старалась не показывать свою боль, но не вытерпев, она вышла из класса. Тин Юн всё это время внимательно на неё смотрел. Вернувшись, она увидела, что подушку на её стуле кто-то заменил. После окончания собрания Тин Юн подошёл и отдал ей подушку, которая была в каплях крови. Ей было очень неловко. После этого случая между ней и Тин Юном возникли взаимоотношения, когда оба понимают друг друга без слов. Он заботился, а она позволяла это делать и радовалась этому. Был как-то случай, у Цин Ни сломалась спица на велосипеде, а денег на новую не было. На следующий день Тин Юн принёс ей ключи от нового велосипеда, который якобы купил на свои деньги. Но всё тайное становится явным, и вскоре выяснилось, что этот велосипед он просто-напросто украл. Он и его товарищи были разоблачены местными активистами. Впоследствии их отчислили из университета. На прощание он подарил Цин Ни такую же книгу, что была в руках учительницы, под названием «Конец света». Цин Ни успевала не только хорошо учиться, но и дружить с парнями: один окружал её заботой в университете, а второй жил в центре, она искусно вертела ими так, что каждый не знал о существовании другого. Напряжённый, но романтичный период студенчества окончился. Каждого из сорока шести студентов ожидал свой путь. Во время банкетного вечера один из парней, не обращая внимания на учителей, запрыгнул на стол и крикнул: – Ребята! Скоро ведь конец света, катастрофа, мы все умрём, так чего нам париться? Живите и наслаждайтесь!! Послышались одобрительные возгласы. На следующий день позвонил Лью Цзюнь и радостно выпалил, что он рассказал родителям о своих чувствах к Цин Ни, и они ждут её на встречу и даже готовы выделить им комнату для совместного проживания. Она согласилась на встречу, но в голове не было и мысли о том, чтобы в скором времени стать их невесткой. В её сердце теплилась надежда о лучшем будущем, а мещанские радости – вовсе не то, чего она хотела. Дав согласие идти в гости к родителям Лью Цзюня, она прежде всего хотела узнать, как относятся столичные жители к провинциальным людям, как она. Она шла дорогой около пруда, которую знала от и до, ей было интересно, сколько солнечных дней с Лью Цзюнем они провели вблизи этого места. На этой улице располагался один ресторанчик, в котором готовили хого. Лью Цзюнь говорил, что заметил в нём нескольких алкашей, которые каждый день ровно в обед приходят в это место, и они решили понаблюдать. Цин Ни и Лью Цзюнь пришли без десяти двенадцать. Они сели за маленький столик возле окна, заказали домашнюю лапшу и стали ждать. Только часы над барной стойкой пробили двенадцать, у входа появился человек и прокричал: – Закуску на наш стол. Дверь открылась, и вошли трое мужчин в возрасте за пятьдесят, они были одеты в синюю форму хунвейбинов времён Культурной революции, и у каждого в руках была бутылка эрготоу (китайская водка 60–70 градусов). Они сели за первый столик около барной стойки, подвинули к себе закуску и начали пить и вести беседу как завсегдатаи этого местечка. Лью Цзюнь был чутким парнем, делал всё, чтобы Цин Ни не грустила. Однажды они вышли с Цин Ни из супермаркета, когда чёрные тучи по всему небу уже превратились в проливной дождь, такой дождь даже в июне не часто увидишь. От дождя повеяло прохладой, и уже через несколько минут стало холодно. Тогда Лью Цзюнь снял майку и брюки и отдал Цин Ни, оставшись только в красных трусах. Они побежали в супермаркет, и Лью Цзюнь случайно натолкнулся на стеклянную дверь входа. Эта ситуация вызвала у людей, прятавшихся от дождя в стенах магазина, смех. А девушки вокруг даже цокали от восхищения. Был ещё один случай. Как-то в марте, гуляя по Летнему императорскому дворцу в достаточно прохладную погоду, Цин Ни шла по каменной дорожке вдоль озера с зонтиком, который ей подарил Лью Цзюнь. Обычно в выходные в летнем дворце много народу. Сегодня тоже было много посетителей, несмотря на будний день. Такие зонтики обычно продаются по семь-восемь юаней, а Лью Цзюнь, радостный олух, купил больше чем за двадцать. Утром он позвал Цин Ни на прогулку, она долго отнекивалась, потому что в тот день Тин Юн тоже пригласил её сначала покушать, а потом по магазинам. Тин Юн терпеть не мог прогулки по магазинам, но ради Цин Ни был готов даже на это. В итоге Цин Ни отказалсь от приглашения Тин Юна. Зонт был что надо: белый с синими цветами и с тонкой кружевной каймой. Цин Ни оценила его по достоинству, и Лью Цзюнь был счастлив. Мелкий торговец в лавчонке продавал самолётик на батарейках с пропеллером, самолётик этот мог высоко подниматься над головами людей, в то время такая игрушка была редкостью. Лью Цзюнь подумал, что Цин Ни хочет такой самолёт и пошёл узнать цену, оказалось, тридцать юаней, не дёшево. В тот день он прихватил из дома только тридцать юаней: двадцать потратил на зонт, восемь – на вход во дворец, в кармане оставалось всего два юаня на автобус. Цин Ни была человеком прагматичным, её практически не привлекали такие игрушки, она даже злилась на него за то, что у них такие разные вкусы. Но он этого не подозревал, как и не подозревал то, что оба они находятся на разных прямых, которые никогда не пересекутся. А у него в тот день будто сердце горело, да ещё и денег не было в кармане. Продавец снова завёл самолётик, он, и правда, был сделан качественно. Как воздушный змей, моментально поднялся над головами людей. К тому времени, как Цин Ни поняла, что надо отойти, уже было поздно. Самолётик столкнулся с её зонтом, она выпустила зонт, подул ветер, и он улетел прямиком в озеро. В этот момент продавец, посмеиваясь, снова запустил самолёт. Лью Цзюнь в этот момент был так зол, что у него нет денег на самолёт, что повернулся к темнокожему продавцу, сжав кулаки. Но продавец не обращал на него никакого внимания. Тогда он взглянул на Цин Ни, и его сердце будто полоснуло ножом. Он хорошо понимал, сколько завтраков стоил этот зонт. Он был очень стыдливым ребенком: когда говорил – всегда краснел. Посмотрев ещё раз на Цин Ни, на продавца, на зонт, который плыл по озеру, он неожиданно прыгнул туда. Он хорошо плавал, почти как все пекинские парни. Но он забыл проверить одну вещь – глубину. А в озере была глина, и его начало засасывать. Он даже начал терять надежду, но потом ухватился за камень и смог таки высунуть голову наверх. Цин Ни смотрела издалека, недоумевая. Лицо Лью Цзюня невозможно было разглядеть – оно всё было измазано глиной. Стоявшие на берегу хохотали, некоторые даже упали на траву от смеха. Лью Цзюнь тем временем плыл очень медленно, даже начал коченеть. Если бы у Лью Цзюня была другая девушка, она тут же бы растрогалась его поступком и упала бы ему в объятия. Но Цин Ни смотрела на него другими глазами: она увидела в таком поступке трусость. Вот если бы вместо того, чтобы прыгнуть в озеро, он пошёл к продавцу и заставил его компенсировать ущерб, это было бы правильным действием. В этот момент она окончательно осознала: ей не нужен маленький мальчик, слепо любящий её, даже несмотря на то, что у него есть пекинская прописка. У неё есть более высокие цели, нежели те, что обычно присутствуют у провинциальных девиц, у которых одна цель – выскочить замуж за столичного парня. Она думала о лучшем будущем, известности и богатстве. В процессе изучения права она поняла, что к рыночной экономике можно прийти путём исправления законодательства. Она чётко знала, что Китай пойдёт по стопам всего мира, у него будут такие же ценности, общество станет более благосостоятельным. Нужно только разбогатеть, и тогда ты сможешь стать хозяином своего счастья. Лью Цзюнь же мечтал о полноценной семье с детьми и работе, чтобы хватало на жизнь, водить и забирать детей из садика. Разве такая жизнь есть только в Пекине, а скажем, близ Хуанхэ всё по-другому? Традиционные китайские взгляды на семью её раздражали: превосходство мужчины над женщиной. Эти устои ей были чужды: требования общества, что женщина обязана быть добродетельной супругой и ласковой матерью. «Если всё погрязнет в патриархате, то какие у меня перспективы?» – думала она. Она скромно считала себя симпатичной, но не красавицей, и уж тем более не королевой красоты. Иначе говоря, она презирала тех красавиц, которые жили за счёт мужчин, пользуясь своей красотой. В её университете было несколько провинциальных девиц, которые приехал в Пекин именно с этой целью. Например, Ван Фан. Она была красива, как актриса, каждый день она выходила погулять, чтобы завести новые знакомства с местными парнями. В конце концов она и впрямь нашла себе одного паренька. Паренёк этот был невысокого роста, хорошенький, одетый всегда по моде. Он относил себя к сычуань-тибетской национальности. Его отец, относившийся к министерским кадрам, после похода на север для отпора японским захватчикам с красной армией там и осел. Ван Фан каждый день в университете рисовалась перед этим пареньком.