Макензи поднялась на ноги, наклонила голову и хмуро посмотрела на него. «Ты обиделся?» – дразня, спросила она. «Вовсе нет. Это было даже мило». Казенс и Шон сидели на скамье и аплодировали. Брайерс вышел из машины и тоже начал хлопать. Она знала, что он за неё переживал, но при этом был очень горд, что она позвала его сюда. Обязательной частью ритуала было приглашение опытного агента, чтобы он мог помочь, если что-то пойдёт не так. Иногда такое случалось. Макензи слышала, что в 1999 году какому-то парню попали в заднюю часть колена, и на выпускной он пришёл на костылях. Брайерс подошёл ближе, и они все вместе сели на скамью. Он потянулся в карман и достал оттуда пять сотен – выигрыш, на который они все скинулись, и который доверили ему для хранения. Брайерс передал деньги Макензи: «Кто-то из вас думал, что будет по-другому?» «Хорошая работа, Мак, – сказал Казенс. – Хорошо, что меня вывела из игры ты, а не один из этих придурков». «Спасибо», – ответила Макензи. «Не хочу показаться старым пердуном, – заметил Брайерс, – но сейчас уже почти час ночи. Идите домой и отдохните. Вы все. Не приходите на выпускной измотанные и уставшие». Макензи снова волной накрыло счастье. Рядом были друзья – люди, которых она смогла узнать достаточно хорошо после возвращения к более или менее нормальной жизни, когда небольшой эксперимент МакГрата подошёл к концу девять недель назад. Завтра они выпускаются из Академии, и, если всё пойдёт по плану, уже на следующей неделе получат удостоверение агента. Пока Гарри, Казенс и Шон даже не мечтали, что начнут карьеру с громких дел, Макензи с нетерпением ожидала предстоящей работы, в частности, времени, когда она присоединится к специальной группе агентов, о которой МакГрат говорил после завершения дела, над которым ей повезло поработать. Она до сих пор не знала, чем именно будет заниматься, но всё равно была очень взволнована. Они разошлись, и каждый пошёл в свою сторону. Именно тогда Макензи почувствовала то, что не чувствовала уже давно. Она знала, что её ждёт прекрасное будущее, и что до него было рукой подать. Впервые за очень долгое время она знала, что отлично контролирует свою жизнь и то направление, в котором та движется. *** Макензи смотрела на синяк на груди Гарри, отлично понимая, что должна сейчас испытывать сострадание, но не в силах сдержаться от смеха. Место, в которое угодил выпущенный ею шарик с краской, было огненно-красным, и раздражение распространилось на несколько сантиметров во все стороны. По виду синяк напоминал пчелиный укус, но Макензи знала, что он болел намного сильнее, чем болел бы укус. Они стояли на кухне. Она завернула пакетик со льдом в кухонное полотенце и передала его Гарри. Он смешно прижал его к телу. Было очевидно, что он был одновременно смущён и тронут тем, что она позвала его к себе, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. «Прости, – искренне сказала Макензи. – Давай на выигранные деньги я угощу тебя кофе». «Кофе должен быть чертовски хорош», – ответил Гарри. Он отнял лёд от груди и, сморщившись, посмотрел на синяк. Макензи смотрела на него, понимая, что пусть Гарри и был у неё дома больше дюжины раз, и иногда они целовались, он никогда прежде не оказывался в её квартире без рубашки. Кроме этого, впервые после расставания с Заком полураздетый мужчина находился от неё так близко. Возможно, дело было в адреналине, бурлящем в крови после победы, или в завтрашнем выпускном, но ей нравилось то, что происходит. Она подошла ближе и положила руку на здоровую часть груди Гарри, там, где было сердце. «Ещё болит?» – спросила Макензи, делая шаг вперёд. «Сейчас уже нет», – нервно улыбаясь, ответил Гарри. Она медленно провела рукой по коже и осторожно коснулась места, где был синяк. Потом, действуя исключительно на инстинкте, который она давно забыла, заменив скукой и обязанностью, она наклонилась и поцеловала синяк. Макензи почувствовала, как Гарри мгновенно напрягся. Она положила руку ему на талию и потянула ближе к себе. Она поцеловала его в ключицу, потом в основание плеча, потом в шею. Он вздохнул и прижал её ещё ближе к себе. Такое происходило с ними уже не в первый раз. Они целовали друг друга, пока кто-то из них не понимал, что последует дальше. В предыдущие четыре раза казалось, что ими овладевала какая-то неведомая сила, и то, что с ними происходило, было неожиданно и незапланированно. Меньше чем через десять секунд Гарри слегка прижал Макензи к кухонному столу. Правой рукой он гладил её грудь, а левая забралась под юбку. Сердце Макензи неистово билось в груди, и каждая мышца в теле кричала о том, что она его хочет, и что она готова. Пару раз они заходили достаточно далеко, но оба раза всё завершалось, не успев начаться, и всё из-за Макензи. В первый раз она отстранилась в тот момент, когда Гарри начал лихорадочно расстёгивать пуговицу на её брюках. Во второй раз он был достаточно пьян, а она – трезвой, как стёклышко. Ни один из них не говорил об этом вслух, но подобная нерешительность была вызвана взаимным уважением и неуверенностью в будущем. Кроме того, Гарри слишком много значил для Макензи, чтобы она использовала его исключительно для удовлетворения физиологических потребностей. Он нравился её всё больше и больше, но секс для неё всегда был чем-то очень личным. До Зака в её жизни были всего двое мужчин, и отношения с одним из них свелись скорее к насилию, чем к сексу по взаимному желанию. Об этом она думала, целуя Гарри. Макензи вдруг поняла, что её руки уже давно спустились ниже его груди. Гарри тоже это заметил: он снова напрягся и сделал глубокий вдох. Макензи неожиданно отняла руки и отодвинулась. Она уставилась в пол, боясь увидеть разочарование в глазах Гарри. «Постой, – сказала она. – Гарри… прости… я не могу…» «Я понимаю, – немного разочарованно ответил он. – Я знаю, что…» Макензи сделала глубокий вдох и отошла в сторону. Она отвернулась, не в силах выносить смятение и разочарование, которые читались в его взгляде: «Мы не можем. Я не могу. Прости». «Всё в порядке, – всё ещё взволнованно сказал он. – Завтра важный день, и уже поздно. Поэтому я лучше пойду, пока не до конца осознал, что ты снова меня отшила». Макензи повернулась к нему лицом и кивнула. Его колкое замечание её не обидело. В какой-то степени она его заслужила. «Так будет лучше», – добавила она. Гарри натянул рубашку, испачканную краской, и медленно направился к двери. «Сегодня ты себя отлично показала, – выходя, добавил он. – Никто не сомневался в том, что ты победишь». «Спасибо, – безучастно ответила Макензи. – Гарри… мне, правда, жаль. Я не понимаю, что меня останавливает». Он пожал плечами и открыл дверь. «Всё нормально, – сказал Гарри. – Просто я не думаю, что меня надолго хватит». «Я понимаю», – с горечью ответила Макензи. «Спокойной ночи, Мак». Он закрыл дверь, и Макензи осталась одна. Она стояла на кухне и смотрела на часы. Было 1:15 ночи, но она совсем не устала. Наверное, игра в Хоганс-Элли вызвала слишком большой выброс адреналина. Она всё же легла спать, но провела большую часть ночи, ворочаясь с боку на бок. В полузабытье ей снились сны, которые она не могла запомнить, но знала, что в каждом из них видела лицо отца. Он улыбался и гордился тем, чего она добилась, тем, что завтра она выпускалась из Академии. Помимо его улыбки во всех снах присутствовало ещё кое-что, то, к чему она уже привыкла, и что видела всегда, как только выключался свет, и приходило время сна: взгляд его мёртвых глаз и кровь. ГЛАВА ВТОРАЯ И хотя Макензи поставила будильник на восемь часов утра, разбудил её виброзвонок телефона в 6:45. Она проснулась, недовольно кряхтя. «Если это звонит Гарри, чтобы извиниться за то, что он даже не сделал, я его убью», – подумала она. Спросонья она взяла телефон и посмотрела на дисплей полузакрытыми глазами. К счастью, звонил не Гарри, а Колби. Удивлённая, Макензи ответила на звонок. Колби никогда не была ранней пташкой, и они не общались уже как минимум неделю. Дотошная до мозга костей, Колби, наверное, просто нервничала из-за выпускного и неясного будущего. Колби была единственной подругой Макензи среди других друзей-мужчин, поэтому она старалась делать всё возможное, чтобы сохранить дружбу, даже если это означало ранние звонки в день выпуска после четырёх с половиной часов плохого сна. «Привет, Колби, – сказала Макензи. – Что случилось?» «Ты ещё спишь?» – спросила подруга. «Да». «Боже, прости. Я думала, что, учитывая ситуацию, сегодня ты проснёшься на рассвете». «Это всего лишь выпускной», – ответила Макензи. «Ха! Как бы ни так», – с истерическими нотками в голосе заметила Колби. «С тобой всё в порядке?» – спросила Макензи, медленно оторвавшись от подушки и выпрямившись. «Всё будет отлично, – сказала Колби. – Послушай… Может, встретимся в Starbucks на Пятой улице?» «Когда?» «Как можно скорее. Я уже выхожу». Макензи не хотелось никуда идти, ей даже не хотелось вылезать из постели. При этом она никогда не слышала Колби такой взволнованной. Макензи решила, что в такой важный день она должна поддержать подругу. «Дай мне двадцать минут», – сказала она. Вздохнув, Макензи встала с кровати и начала собираться, не обращая особого внимания на то, как будет выглядеть: она почистила зубы, натянула толстовку и спортивные штаны, собрала грязные волосы в хвост и вышла из дома. До Пятой улицы было шесть кварталов, и по дороге туда Макензи начала чувствовать всю важность сегодняшнего дня. Сегодня ещё до полудня она выпустится из Академии ФБР. Она была одной из лучших на потоке. В отличие от других выпускников, с которыми она познакомилась за прошедшие двадцать недель с небольшим, её родные не приедут, чтобы отпраздновать такое событие вместе с ней. Она будет одна, как было почти всегда с шестнадцатилетнего возраста. Макензи очень старалась убедить себя, что этот факт её мало заботил, но это было не так. Ей не было грустно, просто это порождало в душе тревогу – чувство, которое было ей так хорошо знакомо. Дойдя до кофейни, Макензи заметила, что сегодня на дорогах было больше машин, чем обычно, возможно, из-за наплыва членов семей и друзей других выпускников. Макензи не стала сильно на этом зацикливаться. Последние десять лет жизни она пыталась не обращать внимания на то, что думают о ней мать и сестра, так зачем начинать сейчас? Войдя в Starbucks, она заметила Колби. Та пила кофе и задумчиво смотрела в окно. Рядом стоял второй стакан кофе; и Макензи решила, что он был для неё. Она села напротив Колби, всем своим видом пытаясь показать, как она устала. Усевшись, Макензи угрюмо сощурилась. «Это для меня?» – спросила она, беря стакан в руки. «Да», – ответила Колби. Она выглядела уставшей, печальной и недовольной. «Так что случилось?» – спросила Макензи, не дав Колби возможность начать разговор издалека. «Я не выпускаюсь сегодня», – ответила подруга. «Как это? – искренне удивившись, спросила Макензи. – Я думала, ты сдала все экзамены на отлично».