И хотя Макензи поставила будильник на восемь часов утра, разбудил её виброзвонок телефона в 6:45. Она проснулась, недовольно кряхтя. «Если это звонит Гарри, чтобы извиниться за то, что он даже не сделал, я его убью», – подумала она. Спросонья она взяла телефон и посмотрела на дисплей полузакрытыми глазами. К счастью, звонил не Гарри, а Колби. Удивлённая, Макензи ответила на звонок. Колби никогда не была ранней пташкой, и они не общались уже как минимум неделю. Дотошная до мозга костей, Колби, наверное, просто нервничала из-за выпускного и неясного будущего. Колби была единственной подругой Макензи среди других друзей-мужчин, поэтому она старалась делать всё возможное, чтобы сохранить дружбу, даже если это означало ранние звонки в день выпуска после четырёх с половиной часов плохого сна. «Привет, Колби, – сказала Макензи. – Что случилось?» «Ты ещё спишь?» – спросила подруга. «Да». «Боже, прости. Я думала, что, учитывая ситуацию, сегодня ты проснёшься на рассвете». «Это всего лишь выпускной», – ответила Макензи. «Ха! Как бы ни так», – с истерическими нотками в голосе заметила Колби. «С тобой всё в порядке?» – спросила Макензи, медленно оторвавшись от подушки и выпрямившись. «Всё будет отлично, – сказала Колби. – Послушай… Может, встретимся в Starbucks на Пятой улице?» «Когда?» «Как можно скорее. Я уже выхожу». Макензи не хотелось никуда идти, ей даже не хотелось вылезать из постели. При этом она никогда не слышала Колби такой взволнованной. Макензи решила, что в такой важный день она должна поддержать подругу. «Дай мне двадцать минут», – сказала она. Вздохнув, Макензи встала с кровати и начала собираться, не обращая особого внимания на то, как будет выглядеть: она почистила зубы, натянула толстовку и спортивные штаны, собрала грязные волосы в хвост и вышла из дома. До Пятой улицы было шесть кварталов, и по дороге туда Макензи начала чувствовать всю важность сегодняшнего дня. Сегодня ещё до полудня она выпустится из Академии ФБР. Она была одной из лучших на потоке. В отличие от других выпускников, с которыми она познакомилась за прошедшие двадцать недель с небольшим, её родные не приедут, чтобы отпраздновать такое событие вместе с ней. Она будет одна, как было почти всегда с шестнадцатилетнего возраста. Макензи очень старалась убедить себя, что этот факт её мало заботил, но это было не так. Ей не было грустно, просто это порождало в душе тревогу – чувство, которое было ей так хорошо знакомо. Дойдя до кофейни, Макензи заметила, что сегодня на дорогах было больше машин, чем обычно, возможно, из-за наплыва членов семей и друзей других выпускников. Макензи не стала сильно на этом зацикливаться. Последние десять лет жизни она пыталась не обращать внимания на то, что думают о ней мать и сестра, так зачем начинать сейчас? Войдя в Starbucks, она заметила Колби. Та пила кофе и задумчиво смотрела в окно. Рядом стоял второй стакан кофе; и Макензи решила, что он был для неё. Она села напротив Колби, всем своим видом пытаясь показать, как она устала. Усевшись, Макензи угрюмо сощурилась. «Это для меня?» – спросила она, беря стакан в руки. «Да», – ответила Колби. Она выглядела уставшей, печальной и недовольной. «Так что случилось?» – спросила Макензи, не дав Колби возможность начать разговор издалека. «Я не выпускаюсь сегодня», – ответила подруга. «Как это? – искренне удивившись, спросила Макензи. – Я думала, ты сдала все экзамены на отлично». «Так и есть. Просто… я не знаю. Учёба в Академии выжила из меня все соки». «Колби, ты ведь не серьёзно». Голос Макензи прозвучал натянуто, но сейчас это было неважно. Это было так не похоже на Колби. Это решение стало следствием долгого копания в себе и не было шуткой или последним театральным выпадом неврастенички. Неужели, она сдастся? «Я говорю серьёзно, – ответила Колби. – Последние недели три я охладела к учёбе. Я как в клетке. Иногда я возвращаюсь домой и плачу в одиночестве. Я больше так не хочу». Макензи была поражена. Она не знала, что сказать: «День выпуска – не лучшее время для таких решений». Колби пожала плечами и снова уставилась в окно. Она казалась измученной и побеждённой. «Колби, ты не можешь бросить учёбу. Не делай этого». Макензи хотела добавить ещё кое-что, но не сказала: «Если ты уйдёшь сейчас, это будет значить, что последние двадцать недель не имели смысла. Это будет означать, что ты струсила». «Я не собираюсь бросать учёбу, – сказала Колби. – Я пойду на выпускной. Я должна это сделать. Мои родители приехали из Флориды, поэтому у меня нет выбора. Но на этом всё». Когда Макензи только начала учёбу в Академии, инструкторы говорили, что за время пятимесячного курса процент исключений среди будущих агентов примерно равен двадцати. В прошлом показатель был выше и достигал тридцати процентов. В любом случае, было сложно представить среди этих людей Колби. Колби была такой сильной и целеустремлённой. В этом случае как, чёрт возьми, она могла так запросто принять подобное решение? «И что ты собираешься делать? – спросила Макензи. – Если ты готова оставить всё в прошлом, чем ты планируешь заниматься?» «Не знаю, – ответила подруга. – Возможно, чем-нибудь в сфере предотвращения торговли людьми, анализом и исследованиями, например. Я хочу сказать, мне не обязательно быть агентом, ведь так? Существует масса других вариантов. Я просто не хочу быть агентом». «Ты, видимо, серьёзно всё обдумала», – сухо констатировала Макензи. «Да. Я хотела рассказать тебе всё сейчас, потому что после церемонии родители полезут с объятиями и не дадут и шагу ступить». «Ох, бедняжка, – с иронией подумала Макензи. – Какой кошмар». «Всё же я не понимаю», – вслух добавила она. «Я об этом и не прошу. Ты в этом мастер. Тебе это нравится. Мне кажется, ты была рождена, чтобы стать агентом, понимаешь? А я… я не знаю. Думаю, я не справилась». «Боже, Колби… мне очень жаль». «Не стоит меня жалеть, – ответила Колби. – Как только я сплавлю маму и папу назад во Флориду, можно будет вздохнуть полной грудью. Я скажу им, что не рождена для выполнения этих глупых заданий, что раздают в Бюро, и буду заниматься тем, чем захочу». «Ну… удачи тебе тогда», – сказала Макензи. «Вот только не надо этого, – ответила подруга. – Ты заканчиваешь учёбу одной из лучших. Я не позволю, чтобы мои проблемы испортили тебе настрой. Ты была отличным другом, Мак. Я хотела, чтобы ты услышала новости сейчас от меня, а не просто заметила через пару недель, что я куда-то запропастилась». Макензи даже не пыталась скрыть разочарование. Было неприятно вести себя, как ребёнок, но какое-то время она молчала и просто пила кофе. «Ну, а ты? – спросила Колби. – На церемонии будут твои родственники или друзья?» «Не будет ни тех, ни других». «Ох, – слегка смутившись, ответила Колби. – Прости, я не знала…» «Не стоит извиняться, – сказала Макензи. Теперь она сама, не мигая, смотрела в окно, а затем добавила. – Мне так даже лучше». *** Выпускной не произвёл на Макензи никакого впечатления. Он был лишь немного более официальным, чем её выпускной в школе, но не таким стильным и официальным, как выпускной в колледже. Дожидаясь, когда назовут её имя, у неё была масса времени, чтобы вспомнить эти два выпускных и то, как её семья отдалялась от неё всё дальше и дальше с каждым из них. Макензи помнила, что едва не плакала, поднимаясь на сцену во время школьной церемонии, опечаленная тем, что отец никогда не увидит, как она взрослеет. Она понимала это и до выпускного, пока была подростком, но именно тогда она вдруг окончательно осознала этот факт, поднимаясь на сцену за дипломом. В колледже она уже не особо об этом думала. Когда она шла по сцене во время церемонии, в зале не было никого из её родных. Это был поворотный для неё момент, когда Макензи поняла, что предпочитала идти по жизни в одиночестве. Если её семья не интересовалась её жизнью, то и она не интересовалась ими. Церемония прошла без помпы и пафоса, и когда всё было позади, Макензи заметила Колби. Она фотографировалась с отцом и матерью в другой части большого вестибюля, в который вышли все гости после мероприятия. Макензи отметила, как хорошо Колби скрывала своё недовольство от родителей. А родители сияли от гордости. Не зная, чем себя занять и чувствуя некоторую неловкость, Макензи гадала, как бы поскорее выйти из здания, вернуться домой, снять академическую одежду и открыть бутылку пива – а открыть за сегодняшний вечер таких она собиралась как минимум несколько. Направившись к двери, она услышала, как её окликнул знакомый голос. «Макензи», – сказал мужчина. Она сразу догадалась, кто её звал. Она узнала его по голосу, а ещё потому, что в Бюро немногие называли её Макензи, в основном к ней обращались просто Уайт. Это был Эллингтон. В костюме, казалось, ему было здесь так же дискомфортно, как и Макензи. Он смотрел на неё и очень довольно улыбался. Сейчас Макензи это не смущало. «Привет, агент Эллингтон». «Я думаю, в данной обстановке ты можешь называть меня Джаред». «Я предпочитаю Эллингтон», – быстро улыбнувшись, ответила Макензи. «Как ощущения?» – спросил он. Она пожала плечами, вдруг осознав, что больше всего на свете хотела сейчас уйти как можно дальше отсюда. Она могла утверждать что угодно, но должна была признать, что без семьи, друзей и любимых чувствовала себя не в своей тарелке. «И это вся твоя реакция?» – спросил Эллингтон. «А что я должна чувствовать?» «Удовлетворение. Гордость. Волнение. Список можно продолжать». «Я всё это чувствую, – ответила Макензи. – Просто… я не знаю. Такие церемонии не для меня».