«К нам пришёл агент ФБР», – сказала жена Кроуза. Кроуз поднял глаза, быстро моргая, словно спрашивал: «Что здесь происходит?». Затем он поднялся с места и подошёл к Макензи. Он устало улыбнулся, и по выражению его лица она поняла, что, как и Дейв Уилерман, сегодня утром он пролил немало слёз. Кроуз протянул руку для рукопожатия, и Макензи её пожала. Всё это время она не отрывала взгляда от его лица, ища притворные эмоции или показушность, которыми он хотел сбить её с толку. Ничего подобного она не увидела и поэтому не могла сказать, скрывает Кроуз что-либо или нет. «Полагаю, вы здесь из-за пастора Вудалла?» – спросил Эрик. «Да, – сказала Макензи. – Мы можем где-нибудь поговорить?» «Хм, да, – ответил он. Он посмотрел на сына и похлопал его по плечу. – Давай-ка вы с мамой пойдёте в ванную и закончите сборы в школу. Хорошенько почисти зубы, договорились?» Мальчик посмотрел в тарелку с недоеденной кашей, но подчинился. Жена последовала его примеру, выведя сына из кухни в коридор, который уходил вправо. Когда они скрылись из вида, Эрик взглянул на кофейник, стоящий на столе, и спросил: «Кофе?» «Да, пожалуй, я бы выпила кофе». Эрик вошёл в кухню. Макензи последовала за ним. Он взял чашку из шкафа и наполнил её кофе из кофейника: «Сливки? Сахар?» «Я буду чёрный», – ответила Макензи. Она была уверена, что он тянет время, изо всех сил строя из себя милого гостеприимного хозяина. Когда он передал ей чашку, она поблагодарила его и сделала глоток. Кофе был крепким и вкусным – то, что надо. «Откуда вы узнали о пасторе Вудалле?» – спросила она. «Мне позвонил один из старейшин. Я так полагаю, что раз вы здесь, вам уже известно, что до недавних пор я тоже был таковым». «Да, мне это известно. Ещё я знаю, что вы ушли на фоне разногласий и враждебности». «Всё так». «Можете подробнее рассказать о ваших высказываниях относительно света и тьмы, о том, чтобы сжечь Живое Слово». Эрик замялся, делая глоток из чашки: «Понимаете, дело в том, что задай вы мне этот самый вопрос вчера, я бы с удовольствием вам ответил. Но сегодня всё изменилось». «Что ж, мистер Кроуз, вчера у меня не было причины задавать вам этот вопрос, но сегодня мы имеем убитого пастора, с которым вы совсем недавно поругались,… пастора, с которым вы несколько лет работали вместе, а потом вдруг перестали его замечать». «Справедливо, – сказал он. Он немного склонился вправо, чтобы заглянуть в коридор и убедиться, что жена и сын их не слышат. Удостоверившись, что их нет рядом, он подошёл ближе к Макензи. – Послушайте… Три месяца назад я узнал кое-что, касающееся пастора Вудалла. Поначалу я отказывался верить, но потом я увидел доказательства и больше не мог их отрицать. Я… я просто не знал, как правильно реагировать». «Что вы узнали?» «Агент Уайт,… он умер. Он умер только что. Что я за человек, если сразу начну порочить его память? Меньше всего мне хочется смешивать его имя с грязью после кончины». «Обещаю сохранить всё в тайне, – ответила Макензи. – Об этом не узнает никто, кроме моего начальника и ещё двух-трёх агентов». «Вы даёте слово?» «Да, – сказала она. – Однако если я всё правильно понимаю, несколько недель назад вы не особо заботились о том, чтобы не смешивать его имя с грязью». Эрик не смог скрыть ухмылки: «Сплетнями и слухами… обычно славятся маленькие провинциальные церкви. Да… У меня не получилось держать рот на замке. Я говорил дикие вещи, которые пугали людей, но поверьте мне… Зная то, что я знал, я мог вывести его на чистую воду и навсегда втоптать в грязь, но я этого не сделал». «Почему?» «Потому что не мне судить. Сейчас он мёртв, и судить его будет Господь». «За что судить? – спросила Макензи. – Что за тайна?» Он заговорил, и его глаза наполнились слезами. Одного этого Макензи было достаточно, чтобы понять, что Эрик Кроуз не только не был убийцей, но и что, несмотря на его недавнее поведение, когда-то пастор Вудалл был ему другом. «Примерно три месяца назад ко мне для личной беседы пришёл молодой человек. Время от времени я помогал церковным подростковым группам. С этим молодым человек я несколько раз беседовал, когда он был помладше… Знаете, помогал ему найти дорогу к вере, отвечал на сложные вопросы о Боге и тому подобное. Он пришёл ко мне,… даже не знаю… примерно через год после нашей последней беседы. Он попросил поговорить наедине, и я проводил его в свой кабинет. Он мне сказал, что уже около года состоял в гомосексуальных отношениях. Я решил поговорить с ним, чтобы определить его психологическое состояние и так далее, но потом он закончил фразу и сказал, что эти отношения были с пастором Вудаллом». «И вы ему сразу поверили?» – спросила Макензи. «Чёрта с два. Наоборот, я очень разозлился, что он придумал такую небылицу. Но потом он показал мне свой телефон. В нём были сообщения и фотографии. Я возненавидел его за это. Я возненавидел его, а не Вудалла». «Вы кому-нибудь говорили об этом?» «Нет. Чёрт возьми, я не знал, как поступить. Если бы я вывел его на чистую воду, репутация церкви была бы навеки испорчена. Кроме этого, сам молодой человек попросил меня молчать. Он пришёл ко мне для исповеди, но в душе мне всегда казалось, что он сделал это с надеждой, что я открою правду миру. Некоторые из сообщений… В них говорилось о насилии». «Поясните». «Парень хотел закончить их связь, а Вудалл сказал ему, что если тот перестанет с ним встречаться или расскажет кому-нибудь о том, что между ними происходит, он начнёт распускать о нём всякие слухи. Ещё в сообщениях было что-то о принуждении к сексу. Возможно, речь шла не об изнасиловании, но… О Боже, как это всё ужасно». «Вы верите этому парню?» Эрик кивнул. Слёзы бежали по щекам и капали на пол: «Я рад, что вы пришли. Боже, мне нужно было с кем-нибудь поделиться и…» Он проглотил рыдания и опустил глаза к полу. «Мистер Кроуз,… прошу вас понять, что мне придётся поговорить с этим молодым человеком». «Я не могу дать вам его имя. Я не могу…» «Мистер Кроуз,… пастор Вудалл – уже третий священник, жестоко убитый за последние восемь дней. Это дело рук серийного убийцы. И мы не знаем, кто может стать следующей жертвой. Я должна использовать все возможности. Я не могу игнорировать необходимость беседы с мальчиком, который мог быть жертвой последнего убитого. Я не хочу перекладывать на вас вину, но если вы откажитесь назвать его имя, вы затормозите расследование, а это может привести к новым смертям». «Крис Марш», – с болью в голосе прошептал Эрик, а потом издал измученный стон, который был громким, как крик. За этим звуком последовал шум шагов его жены. Она бежала по коридору, на ходу выкрикивая его имя. Добежав до кухни, она с ненавистью посмотрела на Макензи. «Что случилось?» – чуть не крича на неё, спросила женщина. «Она не виновата, – выдавил из себя Эрик. – Боже, я должен… я должен тебе кое-что рассказать». Лучшего времени, чтобы уйти, сложно было придумать. Макензи поблагодарила Эрика за помощь, но в агонии он едва ли её слышал. Макензи тихо вышла из дома. Когда она шла к двери, жена Кроуза недружелюбно махнула ей на прощание. Захлопывая парадную дверь, Макензи увидела, как десятилетний мальчик тихо пробирается по коридору, чтобы узнать, почему так громко кричит отец. В любом случае, этого крика было достаточно, чтобы укрепить в Макензи решимость разобраться в этом деле. Спусковым крючком для неё послужил образ смущённого мальчика, идущего по коридору на крик отца, вызванный ужасами, о которых он не знал, и которые он не сможет понять. Мальчик даже не заметил, что Макензи увидела его, но его образ глубоко засел в её сознании, пока она сбегала по ступеням крыльца дома Кроузов, чтобы вернуться в машину. Когда она оказалась внутри, в кармане завибрировал телефон. Она достала его, и сердце затрепетало от радости, когда на дисплее высветилось имя Эллингтон. Она с облегчением взяла трубку, надеясь, что голос не выдал её настроения: «Ты обо мне не забыл!» «Конечно, не забыл». «Кроме шуток, – сказала Макензи. – Макграт так быстро выгнал тебя из города. Он даже не рассказал мне, куда тебя отправил. Что там у тебя за дело?» Она была в машине, заводила двигатель, но даже его шум не заглушил глубокий вздох Эллингтона: «Да, я так и понял, что он переложит всё на мои плечи». «Что это значит? Эллингтон, что происходит?» «Вчера рано утром Макграту позвонили из Омахи, нашего отделения в Небраске. Там один из агентов сотрудничает с частным детективом, который не работает на полицию, и…» «Ты говоришь о Кирке Питерсоне?» – перебила его Макензи. «В новом деле, связанном с убийством твоего отца, появились зацепки». «Чёрт, Эллингтон». «Я знаю, прости. Послушай… Я думаю, он поступил правильно, когда сообщил об этом не тебе, а мне. Я уже возвращаюсь. Зацепка была слабой и, по сути, ни к чему не привела. Однако хорошо, что я сюда приехал. Давай признаем, у меня нет личной привязки к этому делу, а тебе лучше было остаться в Вашингтоне и заниматься текущим расследованием. Мне жаль, что он ничего тебе не рассказал, это паршиво, но и часа не пройдёт, как ты поймёшь, что это было правильным решением». «Тогда и разговор этот надо было начинать через час», – резко ответила Макензи. Самое обидное заключалось в том, что Эллингтон был прав. Это было правильное решение. «Давай продолжим, когда я вернусь. Я закончу здесь всё к вечеру, а может, и раньше. Думаю, что вернусь в Вашингтон завтра к обеду». «Это так нескоро», – сказала Макензи. Ей не понравилось, как просто и по-детски прозвучала фраза. «Ты права, – сказал Эллингтон, – но я клянусь,… что ты ничего не пропустила. Я дам тебе ознакомиться с материалами дела, когда вернусь. Более того, я дам тебе их просмотреть прежде, чем передам Макграту». «Ему это не понравится». «Вчера он тайно отправил меня в командировку, а сейчас мы ему ничего не скажем». Макензи чувствовала себя обманутой, но понимала, что было глупо озвучивать свои аргументы и начинать спор по телефону. Это лишь отвлечёт её от текущего задания. Макензи не могла так сама себя подвести. «Хорошо, тогда да,… я хочу прочитать отчёт».