Остаток дня поглотил Макензи, как море хаоса. Она оставалась с Эллингтоном так долго, как только могла. Она поехала вместе с ним в больницу. Он всё время был в сознании, но было несколько моментов, когда он находился на грани обморока. Когда они приехали в больницу, и его оформили, врачи сказали, что дела его были не сильно плохи, но и обычной царапиной он не отделался. Нож задел ребро. Если бы его не остановила кость, он проткнул бы лёгкое. Врачи допускали возможность, что небольшой прокол всё-таки мог быть, но для того, чтобы знать наверняка, им требовалось провести дополнительные анализы. Ожидая новостей от хирургов, занимающихся Вонаном и Эллингтоном, Макензи сама сидела в кабинете врача. Целых два часа её осматривали разные специалисты. Закончилось всё четырьмя швами на правой руке и восьмью на бедре. Рана на бедре жутко болела, но она держалась, как могла. Доставать осколки стекла из обоих предплечий тоже было занятием не из приятных. К пяти часам вечера ей обработали все раны. Ей также сказали, что с Эллингтоном всё было хорошо. Конечно, ему наложили несколько швов, и какое-то время он должен будет провести в больнице. Что касается Генри Вонана, тот он оказался на волосок от смерти. После прибытия в больницу все показатели указывали на то, что он не доживёт до ночи, но к моменту, когда Макензи обрабатывали раны, у него появились улучшения. Прежде чем поехать в мотель, Макензи зашла в палату к Эллингтону. Она вошла и увидела, что он спит. Минуту она стояла в дверях, поражаясь тому, как странно менялась жизнь. Она приехала в Майами с Харрисоном. Эллингтон был для неё лишь значимой фигурой, брезжащей на горизонте. А сейчас, несколько дней спустя всё сильно изменилось. Сейчас она даже могла остаться в его палате и смотреть, как он спит. Но поступи она так, а он узнай об этом, Эллингтон никогда не перестал бы шутить по этому поводу и был бы прав. Кроме того… хотя они и поймали убийцу, дело было ещё не закрыто. Макензи нужно было идти. Если Эллингтон сильно пострадал, то она должна была закончить это дело хотя бы ради него. Последний раз нежно взглянув на напарника, Макензи вышла из больницы и направилась в участок. *** Когда она вошла в двери, и её заметили несколько офицеров, в холле повисла тишина. А потом произошло что-то невероятное. Люди начали аплодировать. Макензи видела подобное в кино и пару раз в Академии слышала истории о том, что такое бывает, а сейчас это происходило с ней, и у неё было странное чувство, особенно потому, что ей казалось, что она не заслуживает аплодисментов. Она слабо улыбнулась и прошла в кабинет Родригеса. Как она и думала, в кабинете никого не было. Она прошла дальше по коридору в сторону комнат для допроса — в этой части здания она уже довольно хорошо ориентировалась. Макензи прошла дверь, ведущую в допросную, и дошла для комнаты для наблюдений. Она постучала, и дверь открыл Нестлер. Он быстро впустил её внутрь с тем же выражением благодарности, которое она заметила на лицах служащих и офицеров в холле. Помимо него в комнате также были Дэйни и два незнакомых полицейских. Они все смотрели через стекло, по другую сторону которого в комнате для допросов сидели Родригес и Декер. «Давно идёт допрос?» — спросила Макензи. «Примерно двадцать минут, — ответил Нестлер, — но Декер сидит здесь уже почти полтора часа». «Думаю, Родригес не будет против, если вы к нему присоединитесь», — добавила Дэйни. Макензи кивнула, изучающе глядя на Байрона Декера через стекло. Он казался обессиленным и уставшим. Он сидел, сутулясь, опустив плечи и повесив голову. Макензи медленно вышла из комнаты и подошла к допросной. Она постучала, а затем открыла дверь, заглядывая внутрь. «Можно войти?» — спросила она. При виде Макензи Родригес вздохнул с облегчением. Он кивнул и жестом пригласил её внутрь. Декер поднял на неё глаза, а потом снова уставился на собственные колени. На лбу у него белел пластырь, и всё предплечье было перемотано бинтом. День выдался таким сумасшедшим и жестоким, что она и забыла, что Декеру тоже немало досталось — не только от неё, но и от стеклянной двери. Родригес подошёл ближе и прошептал ей на ухо: «Он ведёт себя тихо, не буянит. Думаю, он хочет всё рассказать. Он уже признался в убийстве четырёх пар и попытке убийства Вонанов. Он сотрудничает… но не так хорошо, как нам хотелось бы». Макензи прошла к столу. Декер по-прежнему отказывался смотреть ей в глаза. «Мистер Декер… вы начали плакать после того, как я надела на вас наручники. А сейчас даже не смотрите в мою сторону. Вам стыдно за то, что вас поймали?» Он замотал головой: «Нет. Мне стыдно, но не за это. Это было неминуемо. Даже если бы я добрался до Хуареса… меня бы всё равно поймали. Я знал это с той самой секунды, как решился на убийства. И это было возбуждающе. Это был самый возбуждающий момент за всё время, ну, кроме убийства Ванессы Спрингс. Оно было чертовски эротичным». «А что в Хуаресе, мистер Декер?» Он молчал. Она увидела скрывающееся за пеленой слёз безумие. Возможно, это было не безумие как таковое, а зло. Макензи верила, что существует сущее зло, и что иногда оно селится в человеке. Она решила пойти другим путём. «Вы убили тех людей, потому что чувствовали себя ущемлённым, не так ли?» — спросила она. Декер долго не отвечал, но потом тихо пробормотал: «Надо мной смеялись. Издевались». Макензи сделала глубокий вдох, пытаясь сдержать гнев: «И простого отсутствия эрекции было достаточно для их убийства?» В его глазах блеснула злость, но он проглотил её, как змея кролика. Он ухмыльнулся и посмотрел на Макензи: «Вы были бы нарасхват в подобных клубах. Знаю несколько мужчин, которые сделали бы то же, что я сделал за эту неделю, за один только шанс с вами переспать. Вы это знали?» Макензи покраснела от негодования. «Мне не льстят ваши слова, — сказала она. — Мистер Декер, какую роль во всём этом играет ваша жена?» Декер удивлённо посмотрел на неё, словно ожидал, что она должна сама знать ответ: «Мы вместе занимались… свингом. Всё закончилось, когда она закрутила роман на стороне и ушла от меня. Я не мог… Я не мог удовлетворить ей в постели». «И поэтому после её ухода вы решили остаться в свингер-сообществе, верно?» Он снова молчал. Потом он покачал головой: «Вам никогда не понять». Макензи быстро вышла из комнаты. Внутри бурлили эмоции, похожие на те, что она испытала недавно, когда тоже вылетела из допросной. «Что, чёрт возьми, со мной происходит?» Она стояла в коридоре, глубоко дыша. Из комнаты для допросов вышел Родригес, явно не понимая, как лучше начать разговор. «С вами всё хорошо?» — спросил он. «Всё будет в порядке», — ответила Макензи. «Не могу выразить, как я благодарен вам и вашему напарнику за то, что вы сделали. Если у вас нет здесь неотложных дел, то я рекомендую вам вернуться в мотель. Отдохните. Навестите напарника. Мы сами во всём разберёмся. Я позвоню вашему начальнику и сообщу, какую большую работу вы проделали». «Спасибо». Макензи решила воспользоваться его советом. Она пошла на улицу, к машине. Она подумала о том, что можно было бы позвонить МакГрату и рассказать ему о завершении дела. Она уже говорила с ним сегодня, пока ждала, когда ей наложат швы. Он попросил её остаться в Майами до тех пор, пока Эллингтону не станет лучше, чтобы они могли вернуться вместе. Она направилась в больницу. Её немного раздражало почёсывание и покалывание в местах швов на руке и бедре. Она посмотрела в окно на пальмы и кусочек голубого предзакатного неба, в котором начали появляться бардовые полоски сумерек, и ощутила спокойствие. Майами был без сомнения красив, но она точно не будет по нему скучать. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ Как оказалось, врачи решили выписать Эллингтона из больницы уже на следующий день, до 8:30 утра. Макензи узнала эту новость, когда врач разбудил её спящую в кресле в палате, слегка потрепав по плечу и мило улыбнувшись. У Эллингтона не нашли следов инфекции, и хотя ткань лёгкого была слегка повреждена, прокола или серьёзных травм не было. Ему посоветовали пройти повторный осмотр в больнице Вашингтона через неделю. Судя по всему, ему очень повезло отделаться лёгкой травмой после встречи с Байроном Декером. Они сидели в комфортной тишине, пока персонал больницы, не торопясь, собирал документы на выписку. Макензи как могла более менее подробно рассказала ему о допросе Декера в участке. Последние новости она получила прошлым вечером, когда Родригес позвонил, чтобы сказать, что они закрыли дело. Декер даже не пытался отрицать содеянное и даже начал рассказывать в подробностях, как он планировал убийства. Когда Эллингтон вошёл в ванную комнату, чтобы снять больничный халат и надеть свою одежду, Макензи увидела рану от удара ножом. Доктора немало постарались, чтобы шов выглядел приемлемо, но сейчас он был скрыт под двумя слоями бинта, от вида которого Макензи стало не по себе. Пройди нож на пару сантиметров глубже, и Эллингтон мог бы очень серьёзно пострадать. Он мог бы умереть. «Что-то в последнее время я слишком много времени провожу в больнице», — подумала Макензи. В голове всплыл образ Брайерса на больничной койке. Она не могла не улыбнуться. Он бы гордился тем, что она раскрыла это дело, спасла жизнь Вонанам и предала убийцу правосудию. Когда Эллингтон вышел из ванной, на нём были джинсы и футболка с «Вашингтон Редскинз». Врачи посоветовали на время выздоровления носить спортивные штаны, лёгкие шорты или другую одежду из лёгких и тянущихся материалов. С собой у него не было ничего подобного, поэтому он надел джинсы. «Я подумал пока их не застёгивать, чтобы не давили, — сказал он, выходя из ванной и барабаня пальцами по ткани брюк, — но не хотел тебя дразнить. Похоже, я какое-то время посижу на скамейке запасных». «Очень жаль», — ответила Макензи. Это была несмелая шутка, но она говорила искренне. «Знаешь, — сказал Эллингтон, — я не большой поклонник тянущихся штанов и шортов, но у меня есть одна мысль. Ты не будешь надо мной смеяться?» Макензи игриво и недоверчиво улыбнулась, когда они направились к двери: «Не знаю, что и думать». «Просто доверься мне», — сказал он, взяв ей за руку, словно это было совершенно естественно. Так они и вышли из палаты, держась за руки. «Просто доверься мне», — сказал он.