Но я продолжала смотреть на него с вызовом, высоко задрав подбородок, и заметила тень удивления в его холодных васильковых глазах. Мы обменялись кольцами, и краткими поцелуями, которые длились всего одну секунду, но и той мне хватило, чтобы почувствовать резкий дурманящий меня аромат, исходящий от графа Уварова. После венчания, даже нисколько не задерживаясь на торжество, чем очень огорчили моих бедных родителей, мой муж усадил меня в экипаж и отправил к себе в имение, а сам предпочёл ехать верхом отдельно. И пока я сидела в обитой бархатом карете своего мужа, странные думы терзали мою грудь. Равнодушен ли совершенно был ко мне мой супруг, и что меня ждало в моём браке, я не знала. Я уже понимала, что для такого умудрённого жизнью и опытом мужчины я была обычной деревенской девушкой, простой и безыскусной, но и жар тайных страстей человеческих уже коснулся моих чресел, и я невольно для себе осознала, что мой муж крайне привлекателен, и его холодный насмешливый взгляд так и не давал мне покоя. До имения оставалось ехать ещё много часов, но на небе стали клубиться грозовые тучи, и вдруг разразилась ужасная буря, сметающая всё со своего пути. Наша карета увязала в грязи и потоках воды, и я боялась, что мы так и останемся посреди лесов, как тут у дороги замаячил постоялый двор, в котором я приказала нашему кучеру остановиться. Мой муж так и не появлялся, и я опасалась, что он ускакал далеко вперёд нашего экипажа. По счастью на постоялом дворе оказалась свободной просторная комната для путешественников, которую я и приказала занять. За окном сверкали молнии и раздавались раскаты грома, и я сидела и тряслась от страха за жизнь графа, как вдруг он ворвался в комнату: грозный и раздражённый. — Я вас повсюду разыскивал, сударыня, — со злостью сказал он, стягивая с себя промокший плащ и шляпу. — Я был уверен, что вы застряли в лесу, и поскакал за вами обратно. — Но я решила остановиться и переждать непогоду, граф, — просто ответила я ему. — Я рассудила, что сегодня в поместье нам уже не добраться, так почему бы не воспользоваться гостеприимством добрых хозяев? — Ну что же, и то верно, — неожиданно согласился он со мной, усаживаясь на кушетку и устало вытягивая ноги в ботфортах. Все наши слуги были в другой подводе, и мы с ним остались совершенно одни. — Позвольте помочь вам, граф, — встала я перед ним на колени прямо в своём подвенечном платье и стала стягивать с него один ботфорт, и Уваров лишь с удивлением посмотрел на меня. После того, как я помогла снять его обувь, он сказал: — Мне кажется, графиня, вам крайне неудобно должно быть в вашем платье, и раз уж мы оказались вдвоём, позвольте я вам помогу от него избавиться, — подошёл он к мне и, надо признать, с ловкостью, достойной любой камеристки, расшнуровал мой тесный корсет на подвенечном платье, чем ввёл меня в ужасное смущение. Заметив его, видимо, на моём лице, мой муж проронил: — Вы можете не стесняться меня, сударыня: не думаю, что вам есть, чем меня удивить, увольте, — и его слова словно острым лезвием полоснули меня по сердечку. Мне, его законной жене, с которой он сочетался только что церковным браком, нечем его удивить?! Какую же роль уготовал он мне в своей жизни и в своей судьбе? Безмолвной и покорной тени? Матери его наследников? Безропотной и постылой?! И тут у меня перед глазам всплыла жаркая сцена в полутёмной заброшенной мельнице, и моя Мими, пляшущая, как заведённая куколка, между двух мощных пылающих жезлов, её пухлые тяжёлые груди, хлещущие по лицу мужика, который своим ртом жадно ловил и облизывал их… Тот неимоверный жар, который растекался у меня между бёдер, и сладкое томление у меня внизу животика… Ведь это должно принадлежать мне по праву моей первой брачной ночи! Так почему же мой безумно прекрасный, но неимоверно далёкий и холодный муж так равнодушно пренебрегает мной?! И тут я, внутренне сотрясаемая дикой дрожью, но с пылающим от гнева и ещё какого-то неведомого мне чувства лицом, высоко задрала подбородок и посмотрела прямо в холодные насмешливые глаза графа, не отводя их, и дерзко ответила: — Я так не думаю, граф. И медленно развязала свои пышные нижние юбки, теперь упавшие прямо на пол к моим ногам… Брачная ночь. Глава 7 Я даже и представить, даже в самых своих жарких и смелых фантазиях не могла, что это способно произвести такой эффект на искушённого графа, немало повидавшего на своём жизненном пути. Его взгляд скользнул вниз по моему животику, и я могу поклясться, что почувствовала жар от его пылающего взора именно там, куда он устремил его: на мой гладенький совершенно голый лобочек, который моя верная Мими выбрила мне по обычаю своей родины. Я помню, как она, старательно и тщательно намылив мои курчавые волосы внизу животика, сказала мне: — Поверьте мне, мадмуазель, я ещё не встречала ни одного мужчины, который был бы способен устоять перед гладенькой миленькой киской. И я доверилась ей. И вот теперь, похоже, её слова обрели воплощение. Мой наречённый муж смотрел, поражённый, не отрываясь, на мой аккуратный лобочек, и я заметила резкую перемену в его лице. Равнодушие сменилось на нём нескрываемым интересом, как я могла определить его. И тут я, по совету моей верной Мими, сделала шаг навстречу, и произнесла, всё так же смело глядя ему в глаза: — Сударь, может быть вы приласкаете свою жену? — и я взяла его руку и положила её прямо на свою голенькую гладкую киску, и, привстав на носочки, прикоснулась своими губами к полуоткрытым губам моего мужа. Но не убрала их, а протолкнула свой остренький юркий язычок в его рот, пока не встретила там его язык, который с жаром переплёлся с моими: всё как меня обучила моя верная Мими. — О Боже, кто вы? — прошептал поражённый граф на французском, отстраняясь от меня и глядя в изумлении мне в глаза, и я ответила: — Я ваша жена, сударь, и я хочу, чтобы вы сделали меня самой счастливой женщиной на свете. И я протолкнула его руку ещё дальше между своих бёдер, и стала тереться о неё своим гладеньким передком, чувствуя, как мой разум мутнеет и всё вокруг словно укутывается густым туманом: такое удовольствие и наслаждения дарили мне эти ласки. И тут моя рука, сама, помимо моей воли, вдруг потянулась к гульфику моего мужа, и я с восторгом обнаружила в нём что-то восхитительно горячее и большое, живое и пылающее! Я опустила глаза, не в силах скрыть своё любопытство, и разглядела огромный круглый наконечник, с маленькой дырочкой посередине, венчавший титанический жезл моего мужа. И тут, вспомнив всё то, что делали с Глашкой и моей Мими мужики, я опустилась на колени, прямо на дощатый пол в той комнате, и прильнула своими горячими губками к этой пунцовой дубинке, посасывая её, как молодое красное яблочко или сладкую спелую сливу из нашего сада. — О мой Бог, — простонал граф, и я сначала, признаюсь, испугалась, не сделала ли я ему больно, и я испуганно пролепетала: — Простите меня, сударь, если я невольно поранила вас! На что он с ласковой улыбкой прошептал: — Вы делаете всё более чем правильно, Софи, продолжайте, — и я, приободрённая тем, что я доставляю ему наслаждение, и что он назвал меня по имени, ещё дальше протолкнула себе в ротик его палочку, которая была так велика, что не умещалась вся во мне, но я старательно продолжала её облизывать. И граф Уваров, уже не сдерживая своих жарких стонов, всё быстрее и быстрее двигал своими бёдрами навстречу моему ловкому язычку, ласкающему его огромный пестик, и я почувствовала, как он напрягся на секунду, и солёная струя хлынула мне в ротик, прямо как в моём горячечном сне, и я, как и тогда, прошептала: — Ещё… — Признаться, я поражён, Софи, — прошептал и поднял меня на ноги мой граф и припал губами к моим торчащим и заострившимся соскам, выпирающим на моих маленьких дерзко топорщащихся вверх без корсета грудках. И снова сладкое томление испытала я, пока его губы прикусывали мою чувствительную зардевшуюся кожу, а его язык делал восхитительные круги у моих сосков. И теперь его пальцы уже без моих указаний пробрались сами между моих пылающих бёдер и теребили и ласкали там что-то мокренькое и шёлковое, делая мне невыносимо приятно, отчего я закусила в экстазе нижнюю губку. — Тебе хорошо, Софи? —прошептал мой муж мне жарко в ушко, и я послушно кивнула в ответ: — Более чем, мой сударь, — и почувствовала в следующий миг, как он прикусил мочку моего ушка с фамильной серёжкой с рубином, посасывая её, и снова наслаждение тёплым ручейком растеклось у меня между ножек. И вот мой муж уложил меня спиной на кровать, застеленную тут же, в этой комнате, и, нависнув надо мной на руках, прошептал мне: — Признаюсь, я поражён твоими глубокими познаниями в искусстве любви, Софи, — и его слова сладкой амброзией влились мне в уши. И я ответила, улыбнувшись ему: — Но я готова учиться и постигать новые науки, мой сударь, поверьте, — и моя ладонь нащупала его заветный волосатый мешочек внизу живота, и я почувствовала в нём словно округлые мягкие камушки, которые я с предельной нежностью сжала, чем вызвала новый вздох удовлетворения у графа. И с изумлением обнаружила, что его волшебный мужской жезл, немного было утомившийся и опавший после моих жарких ласк язычком, снова начал набухать и расти под моими пальчиками, чем очень воодушевил меня. Значит наставления моей милой Мими не прошли даром, и я способна удивить своего искушённого мужа в свою первую брачную ночь и постичь то невыносимое наслаждение, которое бывает доступно супругам под альковом ночи. — Ты невероятная женщина, Софи, — уже с нескрываемой нежностью и горячей страстью прошептал граф Уваров, когда я крепко сжала его жезл и стала водить по нему своей рукой вверх-вниз, вверх-вниз, как делал тогда Егорка на мельнице, а из второй ладони я не выпускала его круглые камушки в мешочке, перебирая и со всей предельной нежностью перекатывая их между пальчиками, от чего все его чресла напряглись и стали почти железными на ощупь. И тут мой граф встал передо мной на колени, и широко развёл мои бёдра в стороны, и я, признаюсь, закрыла лицо ладонями в великом смущении: никто никогда не заглядывал мне туда. Брачная ночь. Глава 8 — А теперь, моя маленькая жёнушка, мне надо исполнить свой супружеский долг, — с усмешкой прошептал он мне. И тут он встал и подошёл к дорожному сундуку, который принёс кучер из нашего экипажа перед тем, как оставить нас одних. Открыв его, он извлёк бутылку тёмного стекла, и ловко открыл её своим кинжалом. Налил в фужер, который достал тут же, из дорожного набора, немного рубиновой жидкости и, подойдя ко мне, приказал: — Отпейте этого божественного портвейна с острова Мадейра, Софи. Поверьте, он способен расслабить и облегчить вашу боль. Я послушно обмакнула губки в вино, и тёплый сахарный виноград потёк мне в ротик, дурманя мои мысли и чувства. — Так, моя маленькая Софи, так, — приговаривал граф, прижимая фужер к моим губам, пока я не выпила его полностью до дна, и воздушная лёгкость охватила меня. Налив ещё немного вина в кубок, мой муж преуютненько устроился между моих широко разведённых ножек, любуясь открывшимся ему видом, и вдруг, обмакнув свой палец в вине, провёл им вдоль по моей киске, как ласково называла её моя Мими. — А теперь, моя милая жёнушка, настал мой черёд доставить вам великое наслаждение, — проговорил он, и к моему огромному изумлению, слизнул своим языком растёкшуюся по моей голенькой киске каплю, и сладкий нежный трепет охватил всё моё лоно. Тут граф снова обмакнул свой палец, и ещё раз окропил мою трепещущую от нетерпения складочку, и снова слизал её своим языком, и я почувствовала, как снова делается мокренько всё и меня внизу, пылает и набухает. И я, не в силах сдержаться, простонала: — Ещё, граф, умоляю вас! А он со смехом отстранился и сказал: — Искусство наслаждения состоит в растягивании удовольствия, моя милая Софи, и вам только предстоит это узнать, — и он поцеловал меня в горячечные губы, и я запустила свой язычок навстречу его, посасывая и облизывая его уста. А его пальцы продолжали нежно ласкать мой шёлковый весь мокрый от наслаждения разрез между ножек, доводя меня до исступления. И когда я, чуть ли не рыдая, попросила его: